Вырай
Шрифт:
— К моей великой радости, гуляет где-то в Вырае. Через пару часов вернётся.
Анюта решила не уточнять, что такое Вырай — это было неважно. Главное, противная кикимора не будет присутствовать при разговоре.
— Господин Якуб, скажите, что имела в виду Леся, когда говорила, что Григорий Иванович её племянник? И вообще, что происходит? Вчера ваша подруга не дала толком поговорить.
Домовой улыбнулся:
— Может, чаю?
В руках у него непонятно как оказалась дымящаяся чашка.
— Нет-нет, спасибо. Вы ответите?
Чашка тут же пропала из рук Якуба.
— Ладно, расскажу. Но по секрету. Когда-то давно, по человеческим меркам, конечно, жила здесь одна девушка, сирота. И был у неё кавалер.
— А, я знаю эту историю. Эта девушка вроде повесилась?
— Тогда и рассказывать нечего. — Коротышка пожал плечами.
— Но при чём тут Леся?
— Знаешь, как появляются кикиморы? — Якуб залез на кресло, поёрзал, удобно устраиваясь, и вопросительно уставился на Добрынину.
Та отрицательно помотала головой.
— Проклятый в утробе ребёнок, или ребёнок, которого мать самолично убила сразу после рождения, после смерти достаётся нашим. Девочек семь лет растят в Вырае, рассказывают историю их нежизни. А потом отправляют сюда, как бы это сказать… По месту рождения на место жительства. Если ребёнка утопили, например, в болоте — будет болотная кикимора. В лесу в яму бросили — лесная. — Якуб помолчал, подбирая слова, а потом продолжил. — Детишки получаются с мерзким характером, ты сама видела. Головная боль домовых. Мы же за порядком следить приставлены, людям помогать, малышей оберегать, всякий сброд в жилище не пускать. А кикиморы имеют право здесь быть. Они хулиганят, а мы отдуваемся. То калыску с младенцем опрокинут, то молоко испортят, то пряжу запутают. Леся наловчилась электронную почту вскрывать, в стиральной машине носки воровать. Балдеет от холодильника — плюнет на огурец, через пару дней вся еда в плесени.
— Я поняла! Леся — это тот ребёнок, который умер в животе у девушки, когда та повесилась!
— Правильно, спадарыня. Кавалер тот, помнишь, женился на другой? Родился у него сын, который Лесе кто, получается?
— Сводный брат? — Аня подумала, и добавила: — А Григорий сын этого брата, то есть, племянник.
— Умница. Зря Леся говорит, что ты, хм, ну, сама не раз слышала.
— Да ладно, проехали! — Махнула рукой Добрынина. Она поднялась и заходила по комнате кругами.
— А зачем ей вредить родственникам?
— Вот тут я и о своей выгоде расскажу. — Домовой зажмурился от приятных мыслей. — Если кикимора отомстит за себя, она всю злость теряет и исчезает, конец заботам. Но! — Тут Якуб наставительно поднял палец. — Если она успевает привязаться к смотрителю-домовому, то вместо исчезновения хорошеет и становится домовихой. Есть и чистокровные, конечно, но из кикимор очень бойкие выходят. А я холостяк, — смущённо добавил он, — я ж из дому выходить не могу, только в Вырай. Скучно одному, да и тяжеловато по хозяйству хлопотать.
«Какая-то сверхъестественная Санта-Барбара», — развеселилась Анюта.
А Якуб, не обращая внимания на насмешливый взгляд слушательницы, продолжал:
— Кикимору, конечно, можно из дома и просто так выгнать. Но сделать это может только человек, хозяин, и это очень муторное и сложное дело. Да и не злобная она, просто вредная.
— Слушай, Якуб, может, вы для собственной выгоды всё это придумали? Решили моей наивностью воспользоваться?
— Что ты! — Замахал руками коротышка. — Я ж не могу людям вредить и врать.
— А как же рассказы о том, что нечисть плохая и верить ей нельзя?
— Думаешь, мы так уж сильно от людей отличаемся? Среди вас ведь есть хорошие и плохие, почему думаешь, что у нас по-другому?
Аня не нашлась, что ответить.
— Может, всё-таки чайку? Я на травах заварил.
— А давай. — Анюте совершенно не хотелось возвращаться под бок к нелюбимому мужу.
Чай оказался изумительным. Диван был удобным, Якуб — приятным в беседе. Добрынина расслабилась впервые за последние дни.
— А скажи-ка, Якубчик, почему ты какой-то не такой?
— В смысле?
— Ну, где лапти, где рубаха самотканая?
Домовой захихикал:
— Когда люди носили лапти и суконные штаны, и нам приходилось. А сейчас-то другая мода. Мы, как вы. Я и в технике вашей быстро разобрался, за пару дней всего.
— Как пару дней? Я думала, вы здесь всегда были.
Якуб отхлебнул из чашки и зажмурился от удовольствия.
— Так-то оно так, всегда, но несколько десятков лет назад что-то случилось — не знает никто, что именно. В Вырай стало не попасть.
Рассказ прервало знакомое пиликанье.
— Ой, спадарыня Анна, прошу прощения. — Якуб подхватился и подбежал к дальнему углу, в котором стоял компьютер. Аня его сначала даже и не заметила, настолько привычным глазу был этот предмет интерьера.
— Замечательная вещь интернет! Раньше, чтобы пообщаться с домовыми из других домов, приходилось на тот свет отправляться. А сейчас сообщение в соцсеть пришло, и все новости знаешь.
Якуб, довольный, вернулся в кресло.
— Так о чём это я? А, да. Как закрылся Вырай, стала исчезать и сила, которая нас поддерживает. Мы стали слабеть. Много кто погиб, но я и Леся, например, вовремя поняли, что нужно делать. Можно сказать, впали в спячку до новых времён. И вот, дождались.
Анюта слушала говорливого домового внимательно. Всё это было так интересно, необычно. Внезапно ей в голову пришла страшная мысль. Она осторожно поставила чашку на пол и дрожащим голосом спросила:
— А зачем ты мне всё это рассказываешь? Не потому ли, что после того, как я сделаю то, что вы просите, я умру?
Якуб весело засмеялся.
— Спадарыня Анна, ты фантазёрка! Не будем мы тебя убивать. Я вообще вред человеку причинить не могу — не в моей природе. Скучно мне, понимаешь? Хочется поговорить с кем-то, кроме шишиморы. С хозяевами общаться запрещено, только в случае крайней необходимости. А ты уедешь скоро, и даже если расскажешь про чаепитие у домового, тебе никто не поверит.