Вырай
Шрифт:
— Господи, что за бред ты несёшь! — Взорвалась Аня. — Ни одна нормальная женщина не станет жить с маньяком, да ещё и помогать ему!
Елизавета Фёдоровна съёжилась.
— Понимаешь, что ты даже страшнее своих мужиков? Они — просто больные люди, их нужно закрыть в психушке, накачать лекарствами и не выпускать до самой смерти!
Аня подскочила к креслу, схватилась за подлокотники и заглянула свекрови в глаза.
— Но ты — ты же выглядишь адекватной. Людьми руководишь, уважаемая и обожаемая всеми вокруг. Как, как на такое можно пойти! Как можно спокойно спать столько лет, зная о подобных ужасах! — Аня выпрямилась, замахнулась, но сдержалась, не ударила. Развернулась, подскочила к шкафу и механически стала перебирать лежащие там вещи.
— Анечка, деточка. Жизнь многогранна. И настоящий мужчина просто обязан быть жёстким, даже жестоким. Только благодаря этому человечество построило цивилизацию.
— Хватит, больше не могу это слушать. Как хочешь, Елизавета Фёдоровна, а я в милицию. Это, конечно, другая страна, но у нас какие-то там таможенные союзы, договорённости и прочая политическая дружба. Думаю, разберутся.
— Не смей! Аня, я запрещаю!
— Иди в…
Куда конкретно идти, девушка не успела сказать. Открылась дверь, в комнату вошли разрумяненные от мороза рыбаки.
Глава 29
В хате было не протолкнуться. Во дворе тоже. Выли в голос женщины, тихо плакали и жались друг к другу молодые девочки. Парни от двенадцати до двадцати переговаривались шёпотом. Тема была одна — замёрзший насмерть Олег и госпитализация Вадима, который потерял пальцы на ногах. Врачи пытались спасти хотя бы ступни, но получится у них это или нет, было неизвестно. По дому бледными тенями шарахались родители Олега, две младших сестры и бабушка.
Чем больше собиралось скорбящих, тем отвлечённей были разговоры. Вот компания пенсионерок в углу перескочила с усопшего на подорожавшие продукты. Кто-то из подростков рассказал анекдот, его соседи загоготали, но, вспомнив, где находятся, резко оборвали смех.
Для Марины это были вторые похороны в жизни. Как и в первый раз, её поразил контраст между мёртвым и живыми. Все — и старухи, обсуждавшие цены, и подростки, травившие анекдоты, знали Олега. Они искренне сочувствовали его родственникам, жалели так рано ушедшего парня, но, несмотря на угнетающую обстановку, из них нет-нет, да прорывалась Жизнь.
Сычкова знала, что будет после кладбища. Люди выпьют, расслабятся, забудут о поводе, собравшем их вместе под одной крышей. Кто-нибудь один затянет песню, остальные подхватят. Большинство к тому времени из деликатности уйдёт, понимая, что родным хочется остаться наедине со своим горем. Но некоторые будут сидеть до победного конца, напиваясь и наедаясь на дармовщину.
Марина решила, что не вернётся сюда после погребения. Хотя родители в один голос твердили, что это неприлично, что обязательно нужно хотя бы трижды пригубить «за упокой». Иначе покойник обидится и будет сниться.
Девушка после ноябрьской охоты на упыря готова была поверить во всё, что угодно. Правда, Олега она знала не очень хорошо — парень на два года старше, жил в соседней деревне, и компании у них были разные. И как-то сомневалась Сычкова, что малознакомый человек разозлится на неё за отказ выпить. Да ещё начнёт из-за этого наведываться во сны.
Приехал священник. Всех попросили выйти из комнаты, в которой стоял гроб. В сенцах стало совсем тесно, и Марина решила выйти на воздух.
— Привет, Мань.
— Привет. Мама тоже здесь?
Слава махнул рукой:
— В Красноселье у кого-то корова всё никак не отелится, мамка помогать поехала.
— Ясно.
— Ага.
Ребята замолчали. Обсуждать похороны не хотелось — в семнадцать-восемнадцать лет очень сложно воспринимать сверстника в гробу. А на другие темы разговаривать не поворачивался язык — неудобно было перед покойным.
Подошли к незнакомым парням и девушкам, которые оказались друзьями Олега и Вадима по техникуму. Студенты вовсю обсуждали произошедшее.
— Говорят, Вадима психиатр будет проверять.
— Зачем?
— Да он всё твердит, что Олега то ли привидения, то ли призраки убили. Заманухи какие-то.
— Да ты что?! Наверное, совсем голову отморозил, бедняга.
— Лучше с отмороженной головой, чем в гробу, как Олег.
— Это да.
Марина вмешалась в разговор:
— Извините, а можно подробней о призраках?
Компания обратила внимание на школьников.
— А мы не знаем подробностей. Вадик вон, Ксюхе звонил из больницы. — Говоривший кивнул на худенькую заплаканную девушку. — Он ей коротко рассказал, что случилось, только, говорит, сам не понимает, как такое может быть. Может, и привиделось.
— Ясно. Спасибо, извините. — Марина потянула Славку за рукав.
— Слышал? — Зашептала девушка. — Странная какая-то история.
— Маня, спокойно. Скорее всего, пацаны пьяные были, вот и заблудились в чистом поле.
— А сам ты мне про Лупатого и Деда Мороза что рассказывал? Ерунда какая-то творится, неужели не видишь?
Коваль засунул руки в карманы, помолчал, потом принял решение:
— Давай после похорон. Здесь нечего болтать, а то и нас к психиатру отправят.
Сычкова кивнула, подошла к слабо знакомой женщине и спросила:
— Долго отпевать будут, не знаете?
— Минут пятнадцать. Может, полчаса. Всё равно машину из сельсовета не прислали ещё. Погуляйте.
***
Лёшенька по лицу ударил с такой силой, что голова запрокинулась.
— Сынок, не надо! Вдруг поранишь? Не хватало ещё следователям объяснять, откуда в номере кровь. — Свекровь прекратила запихивать вещи в чемодан и осуждающе посмотрела на сына.
— Но ведь эта сучка едва нас не сдала! И тебя, если не забыла, к креслу привязала!
— А что было делать бедной девочке? Я б на её месте тоже разволновалась.
— Для начала не надо было совать нос в наши вещи. — Свёкор размахнулся и заехал невестке кулаком по уху.
Аню никогда в жизни не били. То, что происходило сейчас, пугало её до обморочного состояния. Боль от оплеух казалась невыносимой, хотя Анюта прекрасно понимала, что эти двое проделывают с девушками вещи намного страшнее.