Вышиванка для Маугли

Судак Игорь Николаевич

– Карпуха, что ж ты так подставляешься?
– спросил я, присаживаясь рядом на свободное место.
– Говорил же тебе, что разоблачат… Ничему жизнь не учит! Ну давай рассказывай, как ты на бандеровском съезде побывал?

– Да никак.

– То есть?

– Не дошел я туда.

– Не дошел???
– удивился я.
– Тебя что еще на подходе вычислили?

– Да нет, тут совсем другая история приключилась.

– ?

– Могу рассказать, если так хочешь, но, в принципе, ничего особенного, – пожал плечами Карпуха.
– Надел я вчера утром футболку, сверху куртку и поехал, как и обещал, на нацшабаш. Получилось что приехал раньше всех, тут дождь начал накрапывать, ну я и зашел в арку – перекурить. Вдруг слышу – собака где-то скулит. Причем не просто скулит, а с таким предсмертным

завыванием. Я – во двор, а там рядом - стройплощадка и группа пацанов-подростков столпилась, и дым валит. Я подхожу к ним и - чуть сердце не оборвалось: в закрытой корзинке, обложенной тлеющей бумагой и ветками, мечется собака - ее сжигают заживо! Хорошо что изморось началась и бумага подмокла, не везде разгорается. «Вы что делаете, гады?» - начал я их расталкивать. А мне без разговоров - сразу в глаз, да так, что я на задницу сел. Но они ж не знали, что ударить меня это все равно что живой водой плеснуть и силы мне добавить. Я ж себя потом не помню - раскидал их, сбил корзину ногой с эшафота. Потом схватил какую-то арматурину - эти живодеры в рассыпную! Я - к собаке. Сорвал крышку - а она, явно беспородная, лежит, лапками голову накрыла и дрожит, совсем как человек. И шерстка в разных местах обгоревшая. У меня от жалости слезы навернулись – что за изверги! Я взял эту дворнягу на руки, и тут вдруг она пришла в себя, зыркнула обезумевшими зрачками, дернулась и со всей мощи цапнула меня зубами за руку - да так, что от боли у меня в глазах потемнело, - и дала дёру. Представляешь, она дуреха, не поняла, что это я спас ее. У меня кровь фонтаном - хорошо больница в одном квартале. Я так сам сюда и добрел.

– М-да, - только и сказал я. – И у собачки своё восприятие оказалось. А «Слава героям УПА!» на груди тебе тоже она написала?

– Да нет, - усмехнулся Карпуха. – Лозунг этот мне уже здесь оформили. Вон он, кстати, сидит – на суслика похож. Мне когда руку зашивали, пришлось футболку снять – так этот герой в гипсе прискакал на одной ноге с фломастером в зубах и напакостил.

Я посмотрел на парня, на которого он указал. Скромный худенький паренек в пижаме, возле кровати - костыли. Увидев, что мы на него смотрим, крикнул: «Хай живе Україна!» - и поднял три пальца.

– И что ты ему сказал?

– А что ему говорить? Голову ведь не загипсуешь – дурачок.

– Ну хорошо, а жене твоей кто звонил, что тебя уже больше не будет?

– Жене? Не знаю… Я тут многих просил – телефон давал…

– А додзвонився тiльки я! – засмеялся паренек и выкрикнул.
– Дякую тобi, боже, що я не москаль!

Мы посмотрели на него с жалостью – парень был, действительно, был психически болен. Но зато какой активный - на одной ноге успевает больше сделать, чем нормальные люди на двух!

– И я тоже благодарю Бога, что он не москаль, – отозвался еще один пациент – бородатый мужик с кровати возле стены.
– Нам в России такие даром не нужны. Да, пожалуй, и вам в Украине.

– А вы россиянин? – спросил я.

– Да, из Калуги. В командировке тут был по делам фирмы – да попал в аварию. У нас, знаете, своих тоже хватает националистов, с той только разницей, что этот кошмар не стал официальной политикой страны, и уж тем более приоритетом. Вообще, если сказать по сердцу, жаль, что Украина повернулась к нам спиной, но – выбирать вам. Только ведь никогда не знаешь, что лучше. Когда путчисты устроили бучу, чтоб сохранить Союз, они тем самым его быстро и развалили. Вы хотите в НАТО, а завтра окажется, что из Европы бежать надо. Я не утверждаю, но кто знает? И вы протянете снова свои руки в нашу сторону – и мы ведь вас не отвергнем, хоть и следовало бы! И даже не будем просить извиняться. Как не просили никогда раньше. Примем как своих, бывает… Брат есть брат.

– Пiтерський Ведмед тобi брат!
– откликнулся парень, показывая сразу две фиги. – Мiй дiд казав, що договiр з москалем не коштує навiть паперу, на якому його написано!

– Так мы не договором, – ответил россиянин, - мы делом доказали братское к вам отношение. Историю помните? По пазлам собирали мы Украину. При Ленине – щедро очертили её границы. При Сталине – присоединили Галычину. При Хрущеве – за так подарили Крым. А при Ельцине – всё это скопом отпустили.

А в ответ что Украина? Как та дворняга, что вот рассказал человек, - кусанула до кости и убежала, порыкивая.

– Ну вы уж так густо медом с нектаром Россию не рисуйте – за тыщу лет всякое бывало, - не согласился Карпуха. – Но только знаете, надо прекращать смотреть на историю как на руководство к действию. Что было - то было. И хватит меряться такими размытыми понятиями, как страна. Границы, как заметил один поэт, это шрамы после былых сражений. Украина разная и Россия неоднозначная. Пора мерить не народами, а каждым индивидуально. Зуб ведь не у государства болит, и не у нации, он болит у человека. И сердце прекращает биться у каждого свое, а не общее. А что такое для человека Родина и тем более любовь к ней, то это ему самому решать и никому больше. Интимное это дело – Родина.

ВСТРЕЧА СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ

– Тоже верно, - сказал бородач из Калуги, – А помните, песня такая хорошая была - «С чего начинается Родина?»

– Да, помню, душевная очень. Только я не смогу уже перечислить наверняка, с чего она там начинается, - развел руками Карпуха. – Но зато точно теперь знаю, на чем Родина заканчивается. Когда ты в своей стране, в которой родился, вырос и живешь, - в один день становишься вдруг чужим. Как будто рванул националистический реактор. Вроде ничего не изменилось. Вроде всё то же. Тот же воздух и дождь, те же птицы, деревья и дома, только жить становится невыносимо. Ты уже чувствуешь, как что-то невидимое отторгает тебя. Ты становишься пятой колонной, пятым колесом. И тебе создают такую житуху, чтоб ты начал искать пятый угол. У тебя отбирают язык, историю, культуру – всё, что тебе было дорого. Даже право на выбор в обучении детей. Мол, дети твои переучатся. А я что? Отработанный материал? Я же живой и неповторяемый, как и каждый из нас. Я – человек, в единственном экземпляре. Я – одноразовый. Это разве сложно понять?

– Выходит сложно, - усмехнулся бородач, - ведь, как вы говорили, каждый видит только то, что ему хочется.

– Вот именно – все та же психология восприятия!
– подтвердил Карпуха. – Я для них – микроб. А я на самом деле - весь мир. Умру – и он исчезнет. Каждый человек – бесконечная Вселенная. Как можно относиться к другому с превосходством? Но когда я говорю о праве человека общаться и обучаться на родном языке, меня называют украинофобом. А когда еще и утверждаю, что все должны быть равны, невзирая на этническую принадлежность, то вообще – экстремистом. Странная мы страна. У нас, пожалуй, национальной одеждой должна быть смирительная рубашка – такая себе вышитая сорочка с очень длинными рукавами. И куда смотрят модельеры и предприниматели? А был бы доходный и стабильно растущий бизнес…

Карпуха поднялся.

– Ну, ладно - нам пора, – сказал он.
– Выздоравливайте побыстрее, особенно ты, паренёк-патриот! Благодарю за компанию.

Мы прошли больничным двориком и вышли к воротам. Прямо возле выхода сидела худая рыжая дворняга.

– Ух ты! А вот и она, красавица! – воскликнул Карпуха и остановился перед ней.
– Что же ты, дуреха, наделала?

Дворняга, увидев его, вдруг виновато опустила голову и завиляла хвостом, даже не хвостом, а всей задней частью туловища. Весь ее вид показывал полное и чисто-собаче-сердечное раскаяние. Карпуха протянул к ней здоровую руку и потрепал ее за ушами.

– Дурилка картонная, - пожурил он ее дружелюбно, - неразвитая твоя голова. А мне из-за тебя кучу уколов назначили. Хотя я вижу ты вполне здоровая, просто бестолковая немного, ну, точно, вылитая Украина. И что с тобой делать? Хочешь, поедем ко мне – покормлю, а то ты что-то слишком худосочная, как с подиума. Дворняга лизнула его руку, потом нос и счастливая забегала вокруг.

Мы поймали такси, Карпуха подхватил одной рукой животное и сел на заднее сидение.

Подъехав к самому дому, мы вышли из машины. Мой товарищ выглядел уставшим, но глаза блестели. Через расстегнутую куртку была видна часть картины на футболке. Я заметил, что если раньше красной была на ней только маленькая лампочка на утюге, то теперь красный цвет доминировал в виде высохших пятен. И я сказал ему об этом. И еще сказал, что мы не обсуждали, что может означать эта лампочка.