Вышиванка для Маугли
Шрифт:
– Эй, пассажир, - высунулась из купе недовольная патлато-бородатая физиономия, - а дверь за собой кто будет закрывать - Путин? Да-да, я вам говорю - вернитесь и закройте дверь… Вот, молодец, спасибо.
Длинноволосый человек удовлетворенно цокнул языком и обернулся к своему спутнику, ставившему под полку чемодан:
– Заколебали эти курцы! Курят, твари, в тамбуре, чадят, как паровозы - а потом выходят и дверь оставляют – чтоб весь вагон травился.
– Ну, Гнат, ты даешь, - добродушно ответил его товарищ. – Тамбур - это же специальное
– Пофиг, что я бросил – дверь пусть закрывают! Э, блин!!! – Гнат снова высунулся в коридор и снова закричал кому-то. – Красавица, а вы когда из дома выходите, тоже двери нараспашку держите. Что значит «извините»? «Извините» не противогаз – от дыма не защитит. Закройте, пожалуйста, я вас очень прошу… Во, благодарю. А то там так накурено, что хоть топор вешай или хоть сам вешайся.
Гнат снова повернулся к товарищу:
– Ну что за народ?
– Ладно, - успокаивающе сказал тот, - где ты этот дым учуял, парфюмер? Давай лучше поужинаем – до Москвы еще далеко.
– Это точно, - усмехнулся Гнат, выглядывая в окно, - еще из Киева толком не выехали. Щас, я только переоденусь в униформу.
Гнат снял рубашку, достал из рюкзака белую вышиванку и облачился в нее.
– Ну как я в ней?
– Идеально! Вылитый вуйко, - усмехнулся спутник. – А зачем ты ее взял?
– А терпеть не могу москалей – пусть позлятся. Тут их полный вагон, судя по акающему говорку. Ладно, давай похаваем, нам, бывшим кабацким лабухам и будущим звездам, вкусно поесть – все равно что хит сыграть.
Гнат сел за стол взял штопор и, вынув бутылку хорошего грузинского вина, с глухим хлопком открыл ее. Не успел он разлить вино по пластиковым стаканчикам, как мимо открытой двери кто-то прошел. Гнат принюхался и выскочил из купе со скоростью выкидного ножа.
– Эй, брателло, ты дверь не закрыл! Тебе, тебе говорю… Что значит «пошел на…» ? Ни хрена себе! Я сказал: дверь закрой. А ну стоять!!!
Гнат кинулся за нарушителем. Послышались крики, шум, разборки и меньше, чем через минуту довольно крупный мужчина с красным лицом понуро вернулся и закрыл дверь.
– Доволен? – спросил он.
– Спасибо, - улыбнулся Гнат.
– Видите – совсем не сложно.
Гнат снова сел за стол, поднял стакан, и, глянув на своего дружбана, который выглядел немного растерянным, спросил:
– Чего кислый?
– Да так… - ответил товарищ, - предчувствия не очень хорошие. Скажи мне, зачем тебе это? Мы, не слишком известные музыканты, едем на Рублевку – редкая удача сыграть там, а ты вот сейчас получишь фингал или зуб тебе выбьют - и всё накрылось. А то и вовсе с поезда ссадят – и пропустим свой шанс.
– Меня ссадят??? – удивился Гнат. – Да ты хоть и мой давний кореш, а ни бемоля, я вижу, в жизни не сечешь. Ты думаешь, дело только в дыме и незакрытых дверях? Пойми, если мы не будем в постоянном тонусе – мы будем в вечной заднице. Чтоб чего-то добиться, мы должны быть все время на взводе и ломать каждого, потому что практически любой человек – это безымянное дерьмо! Ну вот скажи - скольких ты публичных людей в Украине знаешь - считал когда-нибудь? А я считал – максимум тысячу из сорока миллионов. И эти сорок миллионов – их как бы
Они выпили и стали жевать бутерброды.
– Ну хорошо, - сказал Слава, - но ведь может найтись такой, кто тоже на войне?
– Может, - ответил Гнат, развивая любимую тему. – Такие иногда встречаются - с кобурой в сердце, но я ведь не просто на войне, я - на ядерной, бактериологической и психотропной войнах од-но-вре-мен-но, поэтому меня не победить. Таким, как я, принадлежал и всегда будет принадлежать этот мир. Когда-то в детстве я прочитал такие строчки: «В двадцать мужчина - воин, в тридцать мужчина - вождь. Это главное, а остальное – изморось, грязь и дождь». А мне ведь уже 29. Человек должен быть личностью. А личность – это от всех отличность, наличность и публичность. И пока у нас маловато и того и другого и третьего, то надо зубами рвать пространство, людей и время. Усек??? Вашу маму!
– опять дверь не закрыли – жаль, не разглядел кто, - и куда смотрят проводники? Ну заволокло… А ну погоди, я окно открою.
Гнат потянул вниз ручку окна. В вагон ворвался декабрьский холодный ветер, и полетели снежинки. Слава поежился.
– Что, холодно? «Здравствуй, гостья-зима!..» Россия скоро! Ненавижу… Да ты накинь свитер – нам болеть нельзя! Давай налью, у меня есть новый тост.
Они снова выпили и Гнат начал рассказывать, какая будет житуха, когда они раскрутятся окончательно. Рублевка – хорошая к тому ступень.
Через полчаса Гнат опять вдруг принюхался и вышел в коридор – окно было закрыто.
Гнат ругнулся и снова открыл, но не успел сесть, как в купе ворвался разъяренный проводник.
– Так вот кто окно открывает!
– закричал он. – Вы соображаете, что вы делаете? Я уже топить замахался. Чем больше топлю вагон, тем ниже температура становится. Что улыбаетесь? А еще в вышиванке! Вы до нее еще не доросли!
Слава с ужасом смотрел на проводника – так наехать на Гната мог только самоубийца.
– Вы всё сказали? – спросил Гнат.
– Не всё, - ответил проводник. – Мне просто должность не позволяет сказать всё. Знал бы я, когда стоял на Майдане…
– Вы стояли на Майдане? – усмехнулся Гнат. – Что-то я вас там не видел.
– Еще как стоял! Я две недели за свой счет там стоял и потому, когда вижу, как сегодня вышиванку надевают те, кто ее недостойны…
– Это я то недостоин?
– Гнат достал из кармана рюкзака несколько фоток и дал их проводнику: - Смотрите.
Проводник стал рассматривать фотки, а Гнат нехотя и с ленцой комментировать:
– На первой это я с Ющом – он мне жмет руку прямо на Майдане. На второй - я с Юлей, узнали? Видите, я ей советую – какие здания нужно блокировать. На третьей - я пою песню для оранжевой громады – посмотрите, как слушает Томенко.