Вышли из леса две медведицы
Шрифт:
Снайпер поднялся к фисташковому дереву и лег за ним, совсем рядом с Эйтаном, невидимым внутри фисташки, потом направил свою М-16 в сторону харува, а когда он начал устраиваться поудобней, Эйтан тихо сказал ему:
— Не шевелись, я целюсь тебе в голову.
Человек застыл.
— Кивни головой, что ты понял.
Человек кивнул.
— Брось свою винтовку в сторону.
Человек исполнил приказ.
— Положи голову лбом на землю, а руки держи за спиной.
Эйтан вышел из своего тайника и ударил человека по затылку прикладом «маузера». Потом связал ему руки за спиной, привязал
Человек в шляпе появился четверть часа спустя. Он уселся в тени харува, снял с плеча сумку, глотнул воды из бутылки и огляделся вокруг, пытаясь понять, откуда придет его противник и где прячется его помощник. Минуты две Эйтан разглядывал его, а потом вышел из-за фисташкового дерева и спустился к харуву, направив свой «маузер» на сидящего.
Человек в шляпе не шелохнулся, только молча сопровождал взглядом его шаги. Дождался, пока Эйтан подойдет к харуву, и сказал:
— Опусти свое ружье. У меня здесь за деревом снайпер. Ты у него на прицеле.
— Мы уже встретились, — сказал Эйтан, — я и твой снайпер.
— Ты принес? — спросил человек в шляпе.
— Что?
— То, что здесь нашел.
— Что именно ты имеешь в виду?
— Золотую зажигалку.
Эйтан вынул зажигалку из кармана:
— Вот она.
— Сколько ты хочешь?
— За зажигалку или за твою жизнь? — спросил Эйтан.
— Не отвечай мне вопросом на вопрос, — сказал человек в шляпе.
— Ты не в том положении, чтобы указывать мне, что делать и что не делать, — сказал Эйтан. — А сейчас встань и подними руки, чтобы я мог тебя обыскать.
Человек секунду помедлил и поднялся. Эйтан взял «маузер» в правую руку — один палец на предохранителе, другой — на шейке приклада, срез дула под челюстью человека в шляпе — и левой рукой ощупал его тело.
— Твой пистолет в сумке?
— А ты бы хотел, чтоб я ходил с пистолетом на поясе, как идиот? — сказал человек. И добавил: — Это смешно. Не собираешься же ты в меня стрелять. Твой выстрел будет слышен по всей округе.
— Здесь не Тель-Авив, — сказал Эйтан. — Я уже пристрелил сегодня того парня, которого ты прислал утром, и никто не пришел выяснять, кто это тут стреляет.
— Но второй выстрел подряд скорее привлечет внимание. Даже здесь, у вас.
— Хорошо, — сказал Эйтан. — Ты меня убедил. Сделаем это тихо, без второго выстрела.
Он уронил ружье на землю, обхватил человека в шляпе руками и стиснул его изо всех сил.
Человек ответил с такой силой и стремительностью, наличие которых в нем нельзя было заподозрить, судя по его виду. Вцепившись руками в спину Эйтана, он стал колотить его ногами по ногам и попытался боднуть в лоб и в лицо своим затылком. Но Эйтан еще сильнее сжал объятья, и человек понял, что этот захват — нечто большее, чем просто силовой прием. Его движения стали судорожными. Потом он услышал, как трещат его ребра — два сломанных ребра. Эйтан тоже услышал этот хруст и слегка ослабил хватку.
— Видишь, — сказал он, — никакого шума. Никаких выстрелов.
Человек глубоко втянул в себя воздух. Сломанные ребра укололи его легкие, и он готов был вскрикнуть от боли, но в эту секунду Эйтан снова стиснул его в руках и на сей раз в полную силу.
— Я дал тебе вдохнуть немного воздуха, — сказал он, — чтобы ты успел перед смертью услышать несколько важных вещей.
Лицо человека побагровело, глаза вылезли из орбит. Он понял, что сейчас произойдет, и его охватил страх смерти. Не страх смерти от потери крови и не страх смерти от жажды или голода, а самый первозданный из всех видов страха — страх удушья.
— Это месть, — сказал ему Эйтан, приблизив рот к его уху. — Я убиваю тебя из мести за старика, которого ты убил здесь вчера камнем.
Он снова ослабил свои объятья. Человек втянул воздух в мучительном судорожном усилии и простонал:
— Можно договориться. Скажи, чего ты хочешь…
Но тут его лицо из багрового сделалось фиолетовым и глаза вылезли еще больше, потому что Эйтан опять сжал руки.
— Я хочу, чтобы ты умер с сознанием того, что это тебе положено, и с пониманием, что ты идиот.
Он снова немного отпустил, и человек простонал:
— Он сам упал и сломал себе шею…
Эйтан снова стиснул руки.
— Это месть, — повторил он, вдавив подбородок в шею человека в шляпе, и его губы прошептали тому в ухо: — Вы приходите сюда, мерзавцы, и думаете, что все тут знаете. Но у этого места есть свои порядки и своя логика. Тут живут другие люди, и тут у каждого камня есть сторона темноты и сторона света. И если такие идиоты, как ты, кладут камень темной стороной вверх, то полицейские, возможно, этого не заметят, но мы тут заметим легко.
И снова сжал. На этот раз — со всей силой, которая накопилась в нем за двенадцать лет молчания и каторги.
Человек в шляпе хотел было крикнуть и взмолиться, но не мог ни вдохнуть, ни выдавить звук из горла. Лицо его почти почернело, и кровь уже лилась из носа. Только один, последний вопрос еще пылал в его мозгу: «Откуда у этого парня такая сила и такая преданность?» В его легких уже не оставалось воздуха. Его руки обессилили от беспомощных ударов. Брюки намокли от мочи. Только ноги все еще продолжали дергаться в последних судорогах. Эйтан сжимал его еще несколько минут, а потом, все так же прижимая к груди человека в шляпе с болтающимися в воздухе ногами, понес его к пещере за поворотом вади. Когда он разомкнул свои смертельные объятья над колодцем в пещере, мертвое тело со стуком упало вниз, прямо на труп козы, брошенный туда накануне.
Он вернулся к харуву, взял шляпу и сумку убитого, опять вошел в пещеру и спустился в колодец. Там он разбил его мобильник, бросил осколки на мертвое тело, положил шляпу и сумку ему на грудь и забрал его кошелек. Покрыв труп камнями, он вытащил из-под него и положил сверху мертвую козу. Потом вышел из пещеры и поднялся к харуву. Снова проверив, что не оставил никаких следов, он поднялся к своему фисташковому дереву.
Лежавший под деревом снайпер извивался там, пытаясь освободиться от стягивавшей его голову рубашки. Эйтан встал над ним: