Высокая макуша. Степан Агапов. Оборванная песня
Шрифт:
— Хамить, говорю, не надо. Святое дерево, ровесник Куликовской битвы, а вы руку на него подняли!
— Ах, святое дерево… — притворно ухмыльнулся «христосик». — А мы, пардон-с, и не заметили.
— И это не заметили? — выдернул Василий из костра жердину с прибитым к ней обгорелым куском аншлага.
Но тут приподнял голову другой, лежавший на траве неподалеку, — с усами, как у старого моржа, и не по возрасту растолстевший.
— Э-э, что вам, дядя? — спросил он сонным голосом, оттопырив пухлые губы.
— Во-первых, не намного-то я старше, чтобы дядей называть…
— …Во-вторых,
— Вы что — лесник? — снова прошлепал губами «морж».
— Такой же, как вы, только совесть имею, — отпарировал Василий.
— А может, дядя выпить захотел? — подсказал третий, с волосами до плеч, уложенными по моде шекспировской эпохи.
— Н-ну, если выпить, так, пожалуйста, мы народ гостеприимный. — И с этими словами «морж» лениво обернулся к сидевшей у его изголовья девице, подстриженной под лысуху, только что вынырнувшую из воды, и раскрашенной так, словно собиралась играть клоунаду: — Э-эм-ма… налей, пожалуйста, сердитому незнакомцу… может, он подобреет.
Привычным жестом курильщика девица откинула руку с дымящейся папиросой, придерживая ее в двух пальцах, шевельнула было массивными, как гаубицы, ногами в кургузых шортах и капризно протянула:
— Эр-рик, налей ты сам… я уста-ала…
«Не дай бог, кому в жены достанется», — мимолетно подумал Василий. Ее наигранные манеры будто масла подлили в огонь, набухла рука, сжимая дымящуюся жердину.
— Молодые люди, я не шучу с вами. Погасите костер и давайте отсюда по-хорошему.
— В противном случае — милиция? — дремотно зевнул «морж».
— Я и сам потушу.
И тогда другие, лежавшие в тени на траве, скорчились, хватаясь за животы:
— Ох-ха-ха-ха!
— Страшный какой, дяденька!
— Вот напугал!
— Го-го-го!
Этот издевательский гогот толкнул Василия с последней грани терпимости, и дальнейшее произошло в какие-то секунды. Он помнил только, как полетели из-под дубины головешки от костра, как ухнул, обдав всех паром и дымом, опрокинутый в жар чайник и как надвинулась потом, обступая его, ватага.
— Дядя Вася! — раздался за кустами приглушенно-испуганный голос.
Это вырвалось у Егора, когда тот, онемелый, с расширенными глазами, увидел в руках «дикарей» сверкнувшие ножи. Закрыв глаза от ужаса, он хотел крикнуть во весь голос, на весь лес, но язык будто ссохся во рту, и его никто не расслышал, потому что одновременно грянул близко раскатистый гром. Сорвавшись с места, он понесся так, будто гналась за ним толпа пиратов. Над лесом разрывалось небо, деревья, как подкошенные, казалось, валились ему на голову, а он бежал во все свои детские ноги, испуганно вжимая голову в плечи. Так и выскочил на дорогу в полубеспамятстве, выскочил и остолбенел, не зная, куда дальше бежать, кому кричать. Ни ребят-патрулей, ни отца или кого-то рядом. «К дяде Коле, к дяде Коле скорей!» — ударила в голову догадка. Скорее, скорее туда, на лесосеку, там люди, там дядя Коля…
— Дядя Коля-а! — закричал он, задыхаясь от быстрого бега и порывистого ветра. — Дядя Коля-а!
Уже и лошадь с повозкой завиднелись в конце лесосеки, а в горле у него сперло от сухости, крик не получался.
— Дядя Коля-а! — машет он руками на бегу, падая и снова вскакивая. — Дядя Коля-а-а!
Споткнувшись обо что-то, не видное в траве, Егор кувыркнулся со всего маху чуть не под ноги лошади…
Из-за деревьев со стороны лесосеки показался Николай Матвеевич. Подойдя к повозке, он увидел пластом лежавшего мальчишку, потряс за плечо:
— О-о, да это Его-орка! Откуда ты, озорник, или разыгрываешь дядю Колю?
Мальчишка только рот раскрывал, заглатывая воздух, — слова вымолвить не мог.
— Ты что же это, грозы испугался? Или заблудился, отца потерял? Ну, ну, не бойся. И гроза скоро пройдет, и домой доберешься.
Помог ему подняться, ласково потрепал, как мужчину, по плечу.
— Там… Крюков верх… дядю Ва-асю… — выдавил Егор бессвязно.
Николай Матвеевич только плечами пожал, ничего не понимая.
— Да что такое, говори же толком!
Скороговоркой, проглатывая слова, Егор объяснил, что случилось там, возле старого дуба в Крюковом верху.
— Много их там! — раскинул руки. — И с ножами к нему… Скорее, дядя Коля… убьют его!..
Снова близко прогрохотал над лесом гром, стукнулись о траву первые крупные капли. Николай Матвеевич понял наконец и засуетился, подсадил в повозку мальчишку. Прыгая по корневищам и валежинам, повозка затарахтела, замелькала колесами.
Дождь опустился горохом, и только сейчас Егор вспомнил про новую панаму, которую обронил, когда бежал по лесу. Крупные капли ударяли его по открытой голове, но что там дождь, если спасать надо дядю Васю… Вдруг повозку подкинуло так, что он язык прикусил, едва удержался, расцарапав руку о грядку. Дядя Коля гикнул, стегнул с досады лошадь, и та понеслась еще быстрее.
Тем временем, пока Егор бежал к леснику за подмогой, Илья катил на мотоцикле по направлению к Крюкову верху. И не один, а с лесоустроителем из областного управления. Вздумалось тому приезжему взглянуть на легендарный дуб с его громким названием, вот и торопились успеть до грозы.
На поляне перед овражком мотоцикл чихнул и смолк. Тут-то и донеслись до них крики со стороны дуба, так что Илья даже замер, не снимая рук с руля. И, опомнясь, кинулся на крики, забыв о своем спутнике.
Первым, кого он увидел, был человек с окровавленной головой и в порванной рубашке, отбивавшийся от нападающих. Не сразу узнал он в этом человеке Василия, а только выскочив на пригорок, когда уже оказался рядом. Ближний к нему, с моржовыми усами, лягнулся было ногой. Илья успел схватить ее и дернуть к себе так, что тот ахнулся затылком о землю. Но тут подскочили к нему двое. Первого Илья рванул одной рукой за гриву, другого тычком в подбородок отбросил в дымящийся костер. И тогда чернявый, метнувшись к нему коброй, выхватил нож. Илья пригнулся, резким ударом ноги угодил ему ниже локтя, и нож взлетел, сверкая рыбой. Успел схватить за красный шнурок с крестом, но тот оборвался.