Высокие маки
Шрифт:
Вместо вежливого отказа, которого она очень боялась, граф спокойно согласился.
— Если это тебя развлечет, Элизабет, — пожалуйста.
Я думаю, тебе найдется место в офисе.
Элизабет ахнула от удивления и, заикаясь, поблагодарила.
— Швейцария тебе пошла на пользу. Ты стала полезной своей семье. Ну и как, это будет продолжаться?
Она поняла, о чем спрашивает отец.
Проглотив саркастический ответ, Элизабет кивнула.
— Хорошо. Я надеюсь, ты останешься доволен.
— Но ты, конечно, понимаешь, что все это временно. Ты будешь встречаться
Короче говоря, Тони не мог выразить свои планы яснее. По крайней мере, пока она будет соблюдать правила игры, она может делать то, что захочет. Но родители не отказались от мысли поскорее выдать ее замуж. Отделаться. Пока им просто нравились новые оттенки, которые она придавала блеску их семьи. Разговоры в обществе, на вечеринках о ее успехах, этакие искорки на семейном гербе.
Желая подчеркнуть это, Моника подарила Элизабет на Рождество браслет, украшенный бриллиантами, а Тони увеличил с нового года ее пособие в четыре раза.
Элизабет сразу же продала браслет и открыла тайный счет в банке в Женеве. Каждый месяц она отправляла туда свое пособие. Новая звезда британской команды в деньгах не нуждалась. Она участвовала в соревнованиях как любитель, и ей не полагались гонорары. Но после успеха на чемпионате мира многие компании боролись за то, чтобы спонсировать эту команду. Спонсоры просто осыпали своими дарами — фирма «Эллес» снабдила команду специальными костюмами, фирма «Россиньоль» изготовила лыжи с дополнительным кантом. В отелях они жили в лучших номерах, летали только первым классом. Для Элизабет все это не было чересчур. Она требовала себе самые лучшие костюмы, переливчатые и блестящие, чтобы при спуске с горы они играли на свету. Чтобы на фоне снега она сверкала, как радуга. Она всегда хотела номер на одного. Она не обращала внимания на брюзжание британского тренера и часами блистала на вечеринках, флиртовала — словом, вела себя, как легкомысленная девчонка в обществе лыжников, богатых молодых людей.
Коллег по команде все это приводило в бешенство. В то время как им приходилось вставать в шесть утра и потеть в гимнастических залах отеля, Элизабет валялась в постели с чашкой горячего шоколада и круассанами.
Они начинали работу на спусках под крики тренера, а Элизабет появлялась, когда хотела. Им приказывали идти спать в девять вечера после соревнований, а она оставалась в коктейль-баре и развлекалась с австрийцами, обменивалась записками с Францем Кламмером или висела на шее у какого-нибудь очередного поклонника.
Жаннет Марлин, Карен Картер, Кейт Кокс, девушки из британской команды, считали Элизабет сучкой. Испорченный подросток, она обожала свет рампы и не признавала никаких правил. Но в настоящее бешенство девушек приводило то, что все мужчины вертелись вокруг нее, просили назначить свидание, распускали слюни, глядя на ее свежее крепкое тело с округлыми формами, на слегка тронутое солнцем лицо с большими зелеными глазами. К тому же Элизабет была очень хороша даже без сверкающих бриллиантовых сережек и не в платье для коктейлей от Перри Эллис. Сверх того у нее был титул. Куда ни пойдешь,
— Да, миледи. Нет, миледи.
Даже представители прессы называли ее леди Элизабет.
Она никогда не подчинялась указаниям официальных лиц. Тем не менее никто не смел жаловаться.
Но в день соревнований леди Элизабет Сэвидж была как изготовившаяся к прыжку волчица. Лучшая из десятки лучших женщин мира. Лучшая лыжница Британии за последние пятьдесят лет. И она это отлично понимала.
Элизабет уцепилась за свою свободу со всей яростью. Впервые в жизни никто ею не управлял. Ни отец, ни школа. Не зная точно, что делать, она вела себя как ненормальная. Вокруг горнолыжного спорта собирались весьма оригинальные типы. Американцы-мультимиллионеры, богатые англичане — наследники «старых денег», европейские принцы, графы, маркграфы. Она легко вошла в этот круг — богатая, титулованная, талантливая.
Она выигрывала, и ей не было дела до команды. В конце концов это она «Удар молнии», самая известная лыжница в Альпах. Она чувствовала себя непокорной, смелой, отмахивалась от указаний тренеров. Лыжи для Элизабет были не просто спортом. Соревнования отнимали один процент времени, а все остальное — пресса, паблисити, самолеты, вечеринки.
Но если честно взглянуть правде в глаза, в этом бешеном круговороте Элизабет Сэвидж чувствовала себя одинокой и опустошенной.
Об Элизабет говорили как о девице легкого поведения.
У нее появился один более-менее постоянный поклонник, Карл фон Хошайт, сын немецкого автомобильного магната, мужчина-модель. Карл открыл ей радости секса, и она вела себя вызывающе, необузданно. Правда, у них не было ничего общего. Карла, белокурого, обходительного красавца, Элизабет бросила ради достопочтенного Ричарда Годфри, выпускника Итона, наследника гостиничной империи.
Ее родителей взволновало это известие. Однажды Ричард сказал, что ей надо наконец завоевать титул чемпионки мира, успокоиться и начать рожать детей.
— Да кому это надо? — изумился он, когда Элизабет заговорила с ним о «Драконе». — Лиззи, неужели не ясно, что тебе незачем работать? Я позабочусь о деньгах.
В ту же ночь они расстались.
Ну а теперь у нее был Жерар — граф де Меснил.
Жерар — прекрасный любовник, нетребовательный человек. Он ее устраивал.
Во второй лыжный сезон Элизабет завоевала личное серебро в слаломе, золото — в скоростном спуске и бронзовую медаль — в многоборье. Она стояла на пьедестале почета рядом с Хейди Лоуфен, чемпионкой, и слушала Национальный гимн Швейцарии.
В эти минуты она поклялась: на следующий год будут играть «Боже, храни королеву».
В ту осень Элизабет улетела в Давос на сборы.
Она снова встретилась с Жераром, снова ходила на вечеринки, все закрутилось по знакомому сценарию. И та же внутренняя пустота мучила ее.
Элизабет очень любила кататься на лыжах. Но она не хотела быть лыжницей. А что еще она могла делать?
Свет ламп, вспышки фотокамер, смех, звон бокалов с шампанским не могли заглушить мучительный вопрос:
Боже мой, чем же я буду заниматься ?