Высокий, сильный, опасный
Шрифт:
Комнаты Эбби находились в противоположном конце от кабинета. Первый этаж был выбран не случайно. Когда-то здесь были личные апартаменты Грейнджера. В последние годы своей жизни он страдал артритом и не мог спускаться по лестнице. Эбби не всегда занимала эти комнаты, но и ей становилось все труднее передвигаться, а мысль об инвалидной коляске вызывала у нее отвращение. Живя на первом этаже, она легко добиралась до остальной части дома и территории вокруг бассейна. Туда выходили высокие французские двери ее спальни, через которые виднелись
Эдгар собственноручно проверял замки.
Джен осторожно вошла в комнату матери. Эбби лежала на постели. Девушка на цыпочках подошла поближе. Из магнитолы доносилась тихая музыка. Эбби любила смотреть телевизор, но сейчас он был выключен. Дженнифер обрадовалась, что нашла мать спящей. Или, возможно, Эбби устала, пытаясь убедить несравненного мистера Маркема, что ее дочь не слишком огорчена его присутствием, подумала Джен.
Она может уйти. Дженнифер никогда не будила мать, если та спокойно спала. К горлу подкатил комок, глаза наполнились слезами. Она на самом деле любила ее. Уже долгое время они с Эбби составляли одно целое.
А где все это время был Конар?
Злость снова закипела в ней, и она решительно направилась в кабинет. Он сидел за книгой, как будто его никто и не прерывал. Дженнифер его просто позабавила. Но теперь этот номер не пройдет, ему придется забыть о книге, и надолго.
– Давай определим основные правила, – начала она без предупреждения. – Я буду вести себя абсолютно цивилизованно. И честно. Моя мать хочет, чтобы ты жил здесь. Прекрасно. Я постараюсь.
Он вежливо оторвался от книги.
– Джен, конечно, ты постараешься. У тебя нет выбора.
Он смеется, подумала она. Он говорил серьезно и спокойно, но под этим таился смех.
– У меня нет выбора?
– Никакого. Но я рад, что ты оставила свою враждебность. И мне нравится твоя откровенность.
Она колебалась, стараясь взять себя в руки. Кажется, ей его не одолеть. Она злится, он насмехается. И при этом так любезен!
И он снова прав.
Она улыбнулась и подошла к нему. Подняла свой недопитый стакан, пальцы напряженно сомкнулись на холодном стекле.
– Отлично. Тебе нравится откровенность? Что ж, тогда позволь мне сказать тебе всю правду. Как ты думаешь, кто-нибудь недоволен, что ты здесь? Представь себе, да! Мы все уже несколько лет работаем в этом сериале, а тебе сразу же пообещали платить вдвое больше. Что касается мамы… я уже почти год сражаюсь с ее стремительно наступающим безумием. Это началось не сейчас, но она скрывала свою болезнь от всех, включая меня. Ты…
– Дженнифер, подожди, – перебил он.
Но она не могла ждать. Он спровоцировал ее. Она должна была сказать
– Нет, ты этого хотел, так выслушай. Ты спрашивал, не расстроена ли я. «Расстроена» не то слово. Ты понимаешь, я наблюдаю ее мучения. Я постоянно имею дело с докторами. Мы стараемся попробовать одно лекарство, потом другое, меняем дозы. Мы пытаемся избавить ее от этой дрожи, шокирующей, ужасной… А лекарства? А галлюцинации, вызванные медикаментами, и так бесконечно… Теперь слушай внимательно. Ты был… далеко от Эбби. Я…
– Дженнифер, – снова перебил он. На этот раз его голос звучал предупреждающе, но она не собиралась молчать, следовало выяснить все, до конца.
– Конар! Я еще не закончила! Так вот, все это время я поддерживала ее, разговаривала с ней, делала все, что в моих силах. Потому что я ее люблю. Порой мне казалось, она умирает, порой – что она совершенно не в своем уме. А иногда я просто держала ее руку, потому что она дрожала так сильно, что хваталась за меня, шепча мое имя, как спасение. Но вот явился ты… одинокий странник. Да, честно говоря, я хотела бы, чтобы ты где-нибудь свернул не в ту сторону и провалился в преисподнюю! Ну вот, ты получил что хотел. Куда же еще откровеннее? Ты доволен?
Он лишь приподнял бровь. И только. Ее тирада, казалось, совершенно не смутила его. Легким кивком он указал на дверь позади нее. Она повернулась.
В дверях стоял Эдгар, причем не один. Рядом с ним Даг и еще высокий крепкий мужчина лет сорока в рубашке поло и высоких грубых ботинках.
Она почувствовала, что краснеет. Теперь она поняла, почему Конар пытался ее остановить. Идиотка! Но несмотря на смущение, она еще больше разозлилась на него. Хотя тут не было его вины. Ее раздражало, что он все время оказывался на высоте, тогда как она…
Мертвая тишина тянулась до невозможности долго. Она чувствовала, что должна что-то сказать, но ни одного звука не слетело с ее губ. И слава Богу, ничего умного все равно не приходило в голову.
«Золотой мальчик» спас положение.
– Лайам, – начал он с искренней вежливостью. Пройдя мимо нее, он подошел к незнакомцу, стоявшему в дверях. Свидетелю ее тирады, как, впрочем, и Эдгар, и Даг. – Откуда ты узнал, что я здесь? Я сам бы тебе позвонил.
– Я знаю, что позвонил бы. Как знаю и то, что ты приехал. Это все пресса, каждая газета в Калифорнии поместила твою фотографию.
У незнакомца оказался красивый низкий баритон, почти такой же, как у Конара. Правда, он говорил с легким южным акцентом, по-видимому, был родом откуда-то с юга, из Техаса или Оклахомы. Бронзовый оттенок кожи, темные глаза, почти черные волосы. «Тоже актер?» – подумала Дженнифер. Но если так, то она не узнала его. Хотя такой тип лица мог бы хорошо послужить ему, если бы он снимался.
Он и Конар обнялись, как старые друзья.
Конар повернулся к ней.
– Дженнифер, это Лайам Мерфи. Лайам, моя сводная сестра Дженнифер Коннолли.