Высщей категории трудности
Шрифт:
Я тоже летел наблюдателем. Летел в самолете штурмана авиаотряда Ермакова. Это было удобно: Ермаков должен был держать непрерывную связь с аэродромом и самолетами в воздухе. Значит, я буду в курсе всех дел.
Сначала летели над тайгой. Внизу под крыльями домишки, дороги, вырубки среди сплошного моря тайги. Самолет шел вдоль долины реки. Река петляла, и самолет послушно ложился с крыла на крыло. Потом нацелился носом вниз, и куда — то провалилась скамейка. Пустота.
Мелькали ели, пихты, в каком — то сумасшедшем танце проносились внизу заснеженные кручи и блестящие ледяные нашлепки на реке, наледи.
В предгорьях заметили цепочку людей. Самолет круто взмыл, развернулся, и цепочка на снегу изломалась в букву «П» — «Поиски продолжаются. Следов не найдено». Ермаков повернулся и прокричал в ухо: «Отряд Васюкова!»
Но настоящая чехарда началась над Тур — Чакыром. Самолет подбрасывало, внутри все болело и ныло.
Из облаков мы вывалились прямо на острые скалы. Летчик поставил машину на крыло, и самолет нырнул вниз. В нескольких десятках метров под крылом пронеслась голая каменистая вершина. Отчетливо были видны языки поземки. Среди обломков скал мелькнул и исчез тур. Под такими турами альпинисты и туристы оставляют записки победителей.
От самолета до пилотской я шел, шатаясь. Первым я встретил Воронова. Видимо, вид у меня был весьма зеленый, так как Валентин Петрович искренно посочувствовал:
— Трудновато на хребте? Я вчера летал дважды… Он вынул из кармана бумажку.
— Радиограмма от Васюкова. Обнаружили следы. Я расправил бланк.
«… Следы двухнедельной давности. Лыжи спортивные — шесть — семь пар. Следы идут на северо — запад, по долине Точи…» Значит, они нашли следы в то время, как мы кувыркались над Тур — Чакыром!
В пилотской оживление. Следы — это уже кое — что. Летчики обедали за штурманским столом, на котором под стеклом пестрели схемы полетов вокруг Кожара. Толстый Виннер ходил по пилотской, раздавая летчикам бутерброды, и говорил: «Холост? Не влюблен? Вот разыщите сосновцев, там две девушки. Гарантирую: влюбитесь с первого взгляда…»
Бутерброды и чай. Получасовой отдых и снова в воздух. Кротов спешно исправлял задания — всех к Тур — Чакыру!
— Вы здорово Еыручили Проданина, — увидел меня Кротов. — Ваша метеосводка спасла нам два часа.
— Я? Метеосводка?
Потом догадываюсь: с борта «антона», на котором я летал, сообщили Проданину погоду. Ермаков «убил двух зайцев»: облетал спасательные отряды и выяснил, что творится на пути у Проданина, А два часа — это действительно много. Если учесть, что светлого времени всего пять — пять с половиной. Вертолеты в горы летают только в сопровождении самолетов. Без предварительной воздушной разведки они не имеют права садиться в горах. Один вертолет развозит продукты и ведет поиски. Второй — высаживает людей.
Возвращение Проданина я прозевал — на аэродроме беспрерывно ревели моторы. Проданина я увидел уже рядом с Кротовым, когда тот докладывал о полете. Подошел к ним.
— Спасательный отряд высажен на западном склоне вершины Тур — Чакыр с отклонением от заданной точки в десять километров. Вертолетом «38» туда же доставлены продукты и снаряжение…
У Проданина хмурый вид. Ему неприятно сознаваться, что высадил ребят на десять километров в стороне от заданного места. Хотел бы я знать, как он вообще умудрился посадить машину на эти чертовы скалы!
Но полковник благодушно отнесся к неудаче.
— Координаты? Как самочувствие у ребят?
— Нормальное, — ответил Проданин.
Виннер в качестве утешения протянул пилоту пакет с бутербродами. Ему выпала в штабе роль завхоза.
— Спасибо, — пробурчал Проданин, — сыт по горло. Пакет все же взял. Через полчаса он должен лететь опять. На север. С четвертым спасательным отрядом. Рауп или избушка на… на этом самом притоке? Турченко на этот раз настоял все — таки на своем. Командир группы Лисовский недоволен: ему хочется на Рауп. Он целиком на стороне Воронова. Но приказы вслух не критикуют.
— Возьмете с собой рацию, — говорит полковник, кивая на длинноногого субъекта с постным лицом.
— Здорово, — кидается ему навстречу Лисовский. — Прилетел?
Рыбак рыбака видит издалека. Радист оказался туристом.
Вскоре после отлета Проданина на поиски избушки один из самолетов передал метеосводку: «В районе верховьев Соронги ветер на земле двадцать — тридцать метров, сплошная облачность». На лице у полковника появилась кислая мина.
— Дрянь дело, — пробурчал он. — Как «двадцать четвертый» сядет в такое молоко?
«24» — это Проданин. Циклон вплотную подошел к Приполярному Уралу.
Толстый Виннер, узнав о подходе циклона, опять повесил голову. Он ходил по пилотской потерянный и все искал поддержки у Воронова: «Таких случаев у нас в городе еще не бывало… Четыре дня! Вы ведь тоже таких случаев не помните, Валентин Петрович? И кто бы мог подумать, что контрольный срок нарушит Сосновский! Вы ведь его помните, Валентин Петрович, — это же очень аккуратный человек…»
Воронов, намечавший на карте маршруты спасательных отрядов, вдруг поднял голову и сказал: «Продукты у Сосновского должны были кончиться еще вчера…»
8
Поезд уносит меня на юг. Они на Приполярный Урал добирались этой же дорогой, возможно, даже этим же поездом. Хотя нет, в Кожар они приехали утром, значит, добирались на местном, а в Аляпке делали пересадку. Скорый через Аляпку на север проходит по четным числам, а они прибыли в нее 27 января… Да, в Аляпке они должны были пересесть на местный поезд…
«День второй.
В старинном деревянном городке со смешным названием Аляпка нас ждала пересадка. Поезд на север уходил через четыре часа, и мы, оставив вещи под охраной «женатого анахронизма», то бишь Шакунова, отправились в город.