Высшая лига убийц
Шрифт:
Троуп поднялся с койки, вышел из каюты — корсары замерли посреди коридора, гадая, куда девался этот парень с антикварными пушками — и, подняв пистолеты, хладнокровно расстрелял грабителей. Ему было неприятно стрелять разумным существам в спины (столь неприятно, сколь и в лицо), но он предпочел, чтобы стрелял именно он, а не кто-нибудь другой — в него.
Тела, в которых возникли дырки, не предусмотренные физиологией, падали на пол. Одно пыталось удержаться о переборку, но жизнь утекала сквозь пальцы.
Услышав позвякивание магнитных подошв, Громобой инстинктивно пригнулся и нырнул
В громе выстрелов он не расслышал, как прибыла кабина и как — с красивым звоном — разъехались створки, выпуская новую партию молодчиков. Это были «скафандры». Наверняка они, хотя Блэйз не успел никого рассмотреть. Их было больше, чем Иных, пребывавших на грани рвоты и беспамятства, а теперь и вовсе отправившихся в свои этнические парадизы.
В дверях повторно возник до боли знакомый силуэт. Голограмма повернулась, подмигнула, отчего у Троупа побежали мурашки по коже, и выскочила в коридор. Зашипели лазеры. Голограмма имитировала ранение в руку (кровь правдоподобно хлестнула иллюзорными каплями) и побежала дальше.
«Скафандры» затопали следом.
Улыбка Громобоя завяла быстрее, чем роза в доменной печи. Что-то не так. Еще до того, как пираты пробежали мимо, он знал, что их... всего двое. Остальные не спешили. Раскусили?.. Или уже знали, что беготня за стрелком, выскакивающим невесть откуда, ни к чему хорошему не приводила...
Блэйз распинал себя, на чем Вселенная стоит. Он даже не трудился высовываться, чтобы подстрелить тех двоих. Слушал, как остальные подбираются к каюте. Магнитные подошвы тихо брякали об пол. Клац, клац, клац...
Голограмма появилась вновь, и ее тут же прошили сразу несколько лучей. Лже-Троуп упал, имитируя агонию. Сомнительно, что ему поверили.
«МИЛЫЙ, ЧТО ДЕЛАТЬ?» — мигало на дисплее. Эти слова граничили с паникой.
Громобой понятия не имел, что делать. Знал только, что это худший момент с начала абордажа. Флибустьеры готовы ко всему, и на мякине их уже не проведешь. Бросаться в атаку было сродни самоубийству. Стрелок в точности знал, что случится, голодублер продемонстрировал это более чем убедительно.
Поэтому Блэйз не придумал ничего лучшего, кроме как... забраться под койку. Этим он выиграет пару секунд. И потом металлический каркас защищал сам по себе... Во что, конечно, с трудом верилось и самому Троупу.
Он выпрямил руки и стиснул зубы, готовясь продать жизнь подороже (гадая в уме, как же так вышло? — преследовал Януса, подрядился на танкер в качестве внештатного охранника, и вот...), когда в коридоре воцарился сущий хаос. Корсары кричали. Не от радости или торжества, что удалось загнать в ловушку лютого врага, а... погибая. В этих криках слышались ужас и боль. Раздавались глухие удары. А еще — хлесткие, влажные хлопки, какие могли получиться, если разрубить сочную дыню твердым предметом.
Громобой догадывался, ЧТО это было. Он взглянул из-под койки на экран, но не разобрал ровным счетом ничего: палуба превратилась в какофонию действий — умертвленные, умирающие и живые смешались, образовав многослойный пирог, насквозь пропитанный кровью. Руки, ноги, головы... Разодранные скафандры, разодранные хозяева скафандров. В эпицентре же этого безумия двигался силуэт, смазанный скоростью собственного перемещения.
Несмотря па жуткую притягательность картины, Блэйз усилием воли заставил себя включиться в события. Сперва выглянул, а затем и перекатился из-под койки на спину. Пистолеты разразились огнем, пулями и пороховым дымом. Двое грабителей, оказавшиеся вблизи от проема, рухнули замертво.
Сощурив слезящиеся глаза, охотник едва не пальнул в силуэт, пронесшийся мимо. Впрочем, вряд ли бы он попал в цель, даже с учетом длительной практики.
Троуп вскочил на ноги и выбежал в коридор как раз вовремя, чтобы застать незабываемую сцену: Вулф, прыгнув под самый потолок, рухнул оттуда на пиратов. Те пытались оказать сопротивление, но это было равносильно борьбе с пятнадцатиметровой океанской волной. Она смяла их и накрыла с головой, безжалостно подавив тщетные потуги. Громобой никогда не видел метаморфа в бою и, как он понял, лучше бы не увидел вовсе.
Волк расправлялся с вооруженными «скафандрами» походя, словно занимался повседневной домашней работой. Он был вооружен лишь клыками и лапами. Поэзия убийства в чистом, неразбавленном состоянии. Ее строки выводились кровью, страхом и болью. А за каждой строкой стояла чья-то смерть. Вулф творил свой шедевр сосредоточенно и деловито. Все его движения были связаны в смертоносную сеть, каковую он накинул на жертвы еще до того, как вступил в схватку. Удар, захват, уклон, удар... Все происходило настолько слаженно и быстро, что у Блэйза рябило в глазах. У налетчиков не было ни единого шанса. Слепой телепат убивал, не нуждаясь в глазах.
Пару мгновений Троуп был заворожен ужасным действом. Но, придя в себя, двинулся вперед. Глядя на постановку «Бойни №5» (театр одного актера), он отнюдь не испытывал уверенности в целесообразности собственной помощи. Метаморф и сам справлялся. Кроме того, он передвигался настолько стремительно, что Громобой опасался задеть и его. Получилось бы глупо.
Через несколько шагов он наткнулся на корсара, который оставался в сознании. Большая рана в левом боку кровоточила, скафандр был разодран так же небрежно, как кожа и кости: без сомнений, когтистая лапа не удосужилась сделать различий. Из-под забрала доносился сдавленный хрип. Парень попытался поднять бластер, но Блэйз выбил оружие ударом ноги. Он действовал интуитивно, решив подарить страдальцу несколько мгновений жизни и сэкономить патрон, хотя выстрелить успел бы до того, как ботинок поднялся для удара.
Всему свое время.
Некоторое содействие стрелок все же Волку оказал, причем дважды: послал две пули в тех, кто был отброшен Вулфом, но пока не получил серьезных повреждений. Забрала лопнули, как и до этого, центр каждого зеркала покрылся вязью трещин. Не успело эхо выстрелов пронестись по коридору из одного конца в другой, как все было кончено. Метаморф выпрямился и небрежно стряхнул кровь с когтей. В этих движениях сквозило нечто большее, чем отвращение или гигиена. Привычка. Он стряхивал кровь далеко не впервые в жизни, и над этим обстоятельством следовало поразмыслить.