Высшей категории трудности
Шрифт:
— Товарищ полковник!
Полковник тяжело встал и подошел к окошку. Выслушал радиста, выпрямился и, не скрывая улыбки, громко объявил:
— Все в порядке! — облегченно вздохнул и добавил, обращаясь к Воронову:
— Ладно, пусть будет по-вашему, Валентин Петрович. Пусть они лазают по горам, но не посылайте их, пожалуйста, на Рауп.
После этого рассказал: пилот с ЯКа связался по радио с Проданиным, и с вертолета ему сообщили, что при посадке лопнул трубопровод и маслом забросало передатчик. Авария ликвидирована, через час десять минут
…Появления в пилотской кожарского прокурора я не заметил. Видимо, в тот самый момент, когда полковник передавал нам разговор с радистом, Новиков подсел к Турченко, как раз напротив меня. С мороза у него запотели очки, Новиков слепо щурился, дышал на стекла, тер их носовым платком и переводил невидящий взгляд с одного говорящего на другого.
— Вы хотите что-то сказать? — спросил его Турченко.
— Да… Я выяснил интересную подробность. Новиков закончил процедуру с очками.
— У меня несколько вопросов к товарищу Воронову. Разрешите?
Воронов поднял голову.
— Я вас слушаю, Николай Васильевич.
— Товарищ Воронов, если в туристской группе случается несчастье, имеет ли она право продолжать маршрут?
— Как правило, группа возвращается…
— Как правило… Значит, бывают и исключения?
— Это зависит от обстановки, от того, какое случилось несчастье.
— А каким должен быть минимальный состав группы, совершающей поход высшей категории трудности? Это оговаривается туристскими правилами?
— Оговаривается. Семь-восемь человек.
— Семь? — в голосе прокурора послышалось разочарование. — Вы знаете, что один из туристов пропавшей группы покалечился и вернулся домой? Я только что был в Бинсае и беседовал с жителями…
Никакого эффекта. Прокурор удивился:
— Вас этот факт не волнует никак? Ответил Турченко:
— Нам это известно.
— Ах, вот как! Тогда еще один вопрос товарищу Воронову. Разрешите?
— Конечно.
— Вы, как член маршрутной комиссии, должны были знать всех пропавших туристов?
— Да, — ответил Воронов, — я почти всех знал в лицо.
— Почти, — уточнил Новиков. — А Постыря вы хорошо знаете?
— Постыря?
Валентин Петрович помедлил с ответом, и это не ускользнуло от прокурора.
— Постыря в лицо не знаю, на утверждении маршрута он не присутствовал… Но, судя по отзывам и характеристике, которую давал ему Сосновский, это хороший, дисциплинированный турист.
— К сожалению, товарищ Воронов, характеристика, которой располагаю я, прямо противоположна вашей: несдержан, человек без постоянного места жительства и постоянной профессии со всеми вытекающими из этого последствиями. Я сделал официальный запрос на место его последней работы, — добавил он, предупреждая встречный вопрос.
Воронов слегка побледнел:
— Вы считаете…
— Я ничего не считаю. Пока я только собираю факты. Мы должны быть готовыми к самой неожиданной, с вашей точки зрения… — (Новиков подчеркнул "вашей точки зрения") — …ситуации в деле о пропавшей группе. Нельзя пренебрегать никакими сведениями. Правда, я надеялся, что вы, товарищ Воронов, опровергнете эту характеристику…
— Я, Николай Васильевич, не верю, чтобы в группу Сосновского мог попасть плохой человек.
Воронов овладел собой, и только голос его звучал чуть резче, чем обычно.
— Значит, вы абсолютно отрицаете всякую возможность несчастья по вине одного из членов отряда?
— Я не понимаю, о каком несчастье вы говорите?
— Жаль, что не понимаете. Разве возвращение Южина — это уже не несчастный случай?
— Если Сосновский счел возможным продолжать поход, значит, этот случай не был серьезным.
— Я хочу сказать, — перебил его прокурор, — чтобы строите поиски, исходя из того, что с группой Сосновского не случалось и не могло случиться ничего серьезного. А правомерна ли такая постановка поисков? Не следует ли пересмотреть кое-какие позиции? Ведь сегодня, по вашим же подсчетам, пропавшие туристы уже второй день без продуктов. Значит, что-то с ними произошло. Не так ли?
— Да, так. Если Южин не оставил им свои продукты.
На что намекал прокурор, я так и не понял. Но Воронов замкнулся, опять уселся над картой, не проявляя ни малейшего желания общаться с прокурором. Видимо, у них это уже не первый разговор. Новиков успел опросить всех членов штаба и многих спасателей, знавших сосновцев.
Прокурор переключился на полковника, я с трудом улавливал слова, так как все время прислушивался к голосу радиста, доносившемуся из рубки. Приближалось время связи с Васюковым, этого часа с нетерпением ждали все члены штаба. По расчетам, Васюков к вечеру должен был достигнуть перевала у вершины "1350" и выяснить, куда пошли сосновцы от Тур-Чакыра: на Сам-Чир или к Раупу. Ждали мы и возвращения вертолета Проданина.
Радист монотонно бубнил свои позывные, так же монотонно вызывал то пилота ЯКа, то опять без конца повторял "Малахит, почему не отвечаете?" Вдруг в его голосе послышалось оживление "Малахит, как слышите меня? Вас слышу, вас слышу, возьмите пеленг, возьмите пеленг…"
Еще через несколько минут он уже приказывал: "Малахит, Малахит, держите связь с ведущим. Включаем посадочные огни, включаем посадочные огни. Как слышите? Следуйте за ведущим, следуйте за ведущим…"
Стекла задрожали от рева моторов. Все выбежали на поле.
Сильная поземка забивала прожекторы. В углах поля пылала ветошь, облитая бензином.
Сначала сел вертолет. ЯК кружился над ним, как телохранитель. Потом и он, взметнув облако снега, подрулил к ангару.
Проданин и трое его помощников измучены и перепачканы в масле. Особенно грязен был бортмеханик. С него масло прямо текло. Их обнимали, трясли руки,
— Товарищ полковник…
— Ладно, отставить рапорт. Ребята где?
— Высадил в районе устья Мяпин-Ия. Последнюю радиограмму принял от них в воздухе полчаса назад.