Высший императив
Шрифт:
Демон из ночного сна беззвучно хохотал мне в спину.
Фил колдовал над примусом, прячась за массивным каменным валуном, где его с горелкой не мог достать вездесущий ветер.
— Кофе будешь?
— Где Римма? — я заглянул в палатку. Пусто.
— Чёрный. С мускатным орехом и корицей, по-мзареуловски. Язык проглотишь.
Феликс облизнулся в предвкушении. Я присел перед ним на корточки и заглянул в глаза.
— Фил, где Римма?
— Ну, ты и зануда, Ростик, — он вздохнул,
И Феликс заговорщически мне подмигнул.
— Шут, — констатировал я. — Балаганный.
Но по существу он был, пожалуй, прав. И чего я, спрашивается, завёлся? Ланс со своими мозговыми тараканами выбил меня из колеи с той непринуждённой лёгкостью, с которой обычно я сам доставал отца… Мы с родителем вообще ссоримся часто. Не то чтобы кто-то из нас эти ссоры намеренно затевает, всё как-то выходит само собой: мне достаточно просто пожать плечами на любой его вопрос и равнодушно молчать, когда он начинает злиться…
— Так ты будешь мой кофе пить или где?
— Буду, — пить, на самом деле, не хотелось, но мне нужно было чем-то себя занять. Я с отвратительной ясностью понимал, что если откажусь от угощения, то наверняка пойду искать Римму. Как бы глупо и алогично такой поступок ни выглядел. До встречи с психом-англичанином я никак не подозревал в себе неврастеника. Открытие меня неприятно озадачило.
Сквозь прореху в тучах выглянуло солнце. Луч света небрежно мазнул по плато, воспламенив влажную от росы траву мириадами жёлтых искр. Испугавшись собственноручно порождённой феерии, луч метнулся к Провалу, канул в него и угас.
Я глотал обжигающе-горячую жидкость, не чувствуя ни вкуса кофе, ни запаха пряностей. Мой взгляд поневоле возвращался к каменному «медведю». Ланс всё не шёл. Так и стоит на продуваемой насквозь площадке, смотрит на скалу с другой стороны?
Неожиданная мысль заставила меня подойти к палатке англичанина. Утром его шикарный ледоруб лежал под тентом при входе. Сейчас там было пусто. Ланс убрал свою игрушку или унёс с собой? За каким лядом вообще этому психу ледоруб в здешних невысоких горах?
— Пойду, прогуляюсь, — я встал, отложив недопитую кружку. — До ветру. Куда, говоришь, Римма ушла?
— Э-э-э… — Феликс посмотрел на меня так, как, должно быть, врач-нарколог смотрит на пациента с запущенным геморроем: «По лицу вижу, батенька, что вам худо, но моё лечение вам едва ли впрок пойдёт. Специализация не та, уж извиняйте».
— Рост, ты… э-э-э… кажется, вон туда она ушла. За тот вон утёсик.
И ткнул пальцем в направлении Провала. Что ж, по крайней мере, сумасшедший англичанин шляется где-то с другой стороны плато.
Она стояла у самого края обрыва, смотрела вниз. Стройная, спортивно сложённая, с торчащим из-под пятнистой панамы хвостом длинных медно-красных волос. Воздушная парка скрадывала очертания фигуры, которую у меня язык не повернулся бы назвать ни хрупкой, ни тяжеловатой. В самый раз фигура. Для меня — в самый раз.
Римма определённо была красива. Нет, не той красотой, что блистает худосочными прелестями на обложках глянцевых журналов. Иначе. В ней чувствовалась особая женская сила. В ней ощущались живость и скрытая до поры бурная энергия. И что-то ещё… кажется, именно это называется «стать».
Услышав мои шаги, она обернулась. Протянула мне руку. Я сжал её горячие пальцы, заглянул за границу между надёжной каменной твердью и пустотой. Поморщился, отворачиваясь. Бездна под ногами манила, кружила голову, звала шагнуть в никуда… Нет, серьёзно, что я здесь делаю?
— Рост, — негромко позвала Римма, — что ты здесь делаешь, а?
И ты туда же, девочка моя. И ты о том же.
— Тебя ищу, — прикинулся я недоумком. — Вернулся в лагерь, а Фил твердит: «Ушла куда-то, ничего не сказала». Он там кофе сварил. Будешь кофе?
— Рост, я не про то спрашиваю. Что ты вообще тут забыл? Со мной, с Филом… Ты ведь не любишь горы. Тебе здесь не в кайф, я ведь не слепая. Так на кой тебя сюда понесло?
— На той, что сюда понесло тебя. Честно хочу понять, чем тебе нравятся эти груды камней.
— Три года мои увлечения с твоими не больно-то пересекались. Почему сейчас стало иначе?
— Всё когда-нибудь случается впервые, — я пожал плечами.
— Не с тобой, — Римма покачала головой. — Если мне за три года что-то и стало понятно, так это то, что ты постоянством готов поспорить с горами. Наверное, именно постоянство я в тебе и люблю.
— Только его?
— Не только, — сказала она и вдруг задумалась, а потом вздохнула и добавила: — Но ты лучше не проси уточнить, что именно ещё.
— Ладно, не буду, — разговор начал меня утомлять. — Пойду к Филу, кофе пить. Нагуляешься — возвращайся.
Её пальцы выскользнули из моих, я отступил от обрыва, повернулся и пошёл прочь.
— Рост, — позвала Римма требовательно, но видя, как я ухожу от неё всё дальше, сменила тон на просительный: — Рост, послушай.
Я остановился. И услышал вновь, как давеча ночью:
— Рост, Ростик… ну, почему, почему ты такой холодный?
Она молчала несколько секунд, я ждал.
— Рост, я должна… хочу тебе что-то сказать. Это важно…
Римма шагнула ко мне от каменной кромки. Шагнула всего лишь раз — прямо на плоский, удобный и такой безопасный с виду серый камень…
— Ри…
Возглас примёрз к моим губам. Нет, она не упала — покачнулась, всплеснула руками, ойкнула. И попятилась назад к обрыву. На лице её полыхнула грозовой зарницей сложная гамма эмоций: испуг, облегчение, удивление…