Высший пилотаж
Шрифт:
— Пойдет. Не вздумайте опять спрыгнуть! Для одного дня это уже слишком. Будете лежать как миленький где вам велено.
— Ты за кого меня принимаешь, Машенька?
— А мы что, уже на «ты»?
— Я — да. И ты, кстати, не возражала.
— Разве? Я не заметила.
— Ты плакала.
— Теперь успокоилась, как видите. Так что давайте...
— Давай.
— Ну хорошо. Давай не спорь. Я пока что тут хозяйка.
— Знаешь поговорку: «Хозяин — раб гостя»? Обожаю спать на полу. Это мое любимое занятие.
— Тогда я вовсе не лягу.
— Тогда я тоже.
— Ты уже лежишь.
— Но не сплю. И не усну. Буду бдеть. Итак, чем займемся? Порешаем задачки по аэродинамике?
— Я в физике полный ноль. Как говорила наша учительница — «торричеллиева пустота».
— Зачем же тут все эти книжки?
— Отцовские.
— Вот как... А мне показалось — мы родственные души.
— Родственные? Уволь! Порхать где-то там? — Она подняла пальчик к потолку.
Опять — вспышка памяти. Балкон. Восьмой этаж. Неподвижная Белоснежка в луже крови. Теперь-то Маша отлично понимала, что то был не клюквенный кисель...
Отец укладывает в чемодан шахматную доску... Он уходит навсегда. Дочь так и не успела по-настоящему узнать его, а ведь он любил маленькую Марию... Он построил для нее этот пряничный домик.
Взгляд упал на голые ноги летчика. Гладкие, не волосатые. Не страшные. Но разглядывать их неприлично.
— Накройся. Простудишься.
А он не сводит глаз с ее плеч. И это тоже неприлично. Маша поднимает с пола брезентовую ветровку, но Иоанн останавливает ее:
— А ты не накрывайся. По крайней мере, этим бронежилетом.
— Почему?
— Это кощунство. Брезент и ты — две вещи несовместимые.
— Комплимент?
— Вот еще! Святая правда!
— А если мне холодно?
— Найди что-нибудь другое.
Легко сказать! Маша обвела взглядом дощатые стены с вбитыми гвоздиками, на которых был развешан весь ее скудный гардероб. Она и вообще-то не могла похвастаться большим количеством туалетов, а сюда, на дачу, привезла все самое старенькое. Не красоваться здесь собиралась, а возиться в земле. Вот этот цветастый сарафанчик, что сейчас на ней, — самый изысканный из всех нарядов. Остальное — либо изношено, либо вышло из моды.
— Что же ты? — напомнил Иоанн. — Накинь шаль какую-нибудь. Тебе пойдет кружевная шаль.
— У меня нет... здесь. Не взяла из Москвы.
Будут лишние деньги — она обязательно приобретет себе такую: огромную, с кистями. Только где их взять, лишние-то? И так они с мамой едва сводят концы с концами.
Кружевная шаль... Какое баловство... В голову почему-то лезли строчки дурацкого романса, где-то случайно услышанного:
Ему бы быть смелей, ему бы быть упрямей,
Ему б сорвать с меня фисташковую шаль.
Зачем, скажи, зачем мы время потеряли?
И я ему вчера
Не отдалась.
Как жаль!
Однако действительно становилось зябко.
По простоте душевной, совершенно без задней мысли, Мария нашла такой выход из положения, которому позавидовала бы самая искусная кокетка.
Она распустила косу!
Золотистые волосы, густые и длинные, окутали тело, точно сверкающий водопад. Они струились почти до колен, согревая и укрывая. И они делали Машу прекрасной и загадочной, только сама она этого не понимала.
Иоанн был потрясен.
— Святая Инесса! — невольно прошептал он.
— Что? — испугалась девушка. Неужели он опять бредит, перечисляя имена отсутствующих женщин? Сначала была Ева, теперь — Инесса. Одна из них точно его жена... и это ужасно.
Соколов однако же был в полном порядке. Разве что выглядел немного взъерошенным.
— Есть такая легенда, — объяснил он. — Хочешь расскажу, раз уж не спим и не изучаем аэродинамику?
— Хочу, — обрадовалась она.
— Жила-была девушка по имени Инесса. Она была праведницей. Однажды в их город ворвались враги. Они убили стариков и детей и надругались над женщинами. Схватили они Инессу и повели на казнь.
— А где это было?
— Не знаю. Наверное, в Иерусалиме. Или в Древнем Риме.
— Ее убили?
— Сначала они сорвали с нее всю одежду, и она осталась обнаженной.
— Бедная! Лучше сразу умереть.
— Вот и она так считала. Но эти сволочи все медлили, разглядывая ее со всех сторон. Глаз не могли оторвать, потому что она превосходила красотою всех своих подруг. И вообще всех женщин на земле.
— Выгоднее быть уродиной, — задумчиво проговорила Маша. — Или просто незаметной серенькой мышкой.
Хотела добавить: «Как я», но только грустно поджала губы.
— И тогда Инесса воззвала к Богу: «Господи, спаси меня от этой муки, от этого унижения!» И Господь ответил: «Хорошо, дочь моя!»
Иоанн примолк, заглядевшись на отблески света, играющие в Машиных волосах.
— И что произошло?
Он очнулся:
— А произошло вот что. В тот же миг у Инессы начали отрастать волосы. Густые, длинные... как твои. Они заменили девушке одежду и укрыли ее от похотливых взглядов. Есть даже такая картина. Не помню чья, кажется, Мурильо.
— Красивая история, — вздохнула Маша. — Ну а потом?
— На этом легенда заканчивается.
— Наверное, ее все-таки убили. Сочинитель этой сказки просто вовремя сумел поставить точку.