Высший пилотаж

Агамиров Карэн Владимирович

Первый пузырь уделан, второй побежден, теперь можно браться за ... Впрочем, он обходился двумя емкостями по 0,5 л под две литровые бадейки пивного свежака и жутко гордился тем, что "знает меру".

Поутру Филиппыч выползал во двор выбросить мусор и с чувством глубокого отвращения наблюдал за похмеляющимися мужиками. Одновременно его переполняло чувство глубочайшей гордости собой, таким мощным и волевым человечищем.

Нет уж, малой кровью дело здесь не обойдется, ехидничал он про себя, глядя на "отбросы общества". Во-во, уже уделали три "Завалинки" на четверых! Морды буро-малиновые под стать кетчупу "Calve шашлычному", и не

говорят, а надтреснуто скрипят, словно диваны с клопами.

Вдоволь насладившись процессом падения безвольных существ, он ковылял в Битцевский лес и до полудня бродил по нему, подкармливая белочек орешками. Затем по заведенному расписанию бывший профессор кафедры частного права направлялся в Российскую государственную библиотеку и до пятнадцати тридцати исследовал свежие теоретические разработки и законодательные новеллы.

А потом - метро, автобус, и вот Филиппыч у дверей своей просторной трехкомнатной квартиры в Ясенево. И вот он на пороге Счастья, возле холодильника с запасами горячительного и хмельного пенистого.

***

Филиппыч намеревался прожить до девяноста трех лет, и с этой целью раз в неделю, по субботам, ходил в баню. В этот день, нареченный им Символом Трезвости души и тела, он не пил даже кваса, в котором, оказывается, тоже есть градус.

***

Двухмесячный запой начался с того, что в метрополитене, по пути из библиотеки домой, у Филиппыча умыкнули из портфеля на молнии (находка для ворюг) любимый Nokia 8800, к которому он прикипел столь же страстно, как и к бутылке. Обнаружив пропажу, Филиппыч так расстроился, что вышел на станции "Профсоюзная", прикупил в близлежащем магазине шкалик (сто граммов) "Праздничной" и тут же хватанул его. Лакирнул это дело "Жигулевским", и чуток отлегло! И понеслось! Повторив под плавленую "Дружбу" эту душевную процедуру еще трижды и затарившись для куража "Охотой крепкой" (2,5 литра), Филиппыч направился к детской площадке с местными выпивохами на скамейках.

Они быстро нашли общий язык и, добив "Охоту", завалились в близлежащий храм культуры - литературную чебуречную "Ни дня без строчки и стопки!", известную тем, что в ней запрещалось курить, но предписывалось демонически творить, вдохновенно читать стихи и отчаянно бухать.

После второй "Посольской" и шестой кружки "Арсенального" Филиппыч сотворил арию Мефистофеля Шарля Гуно, выдав ее за собственное изобретение, а прикончив "Путинку мягкую", большой знаток русской поэзии вскарабкался на стул и два часа, с кратковременными перерывами для принятия подкрепляющих доз, декламировал алкашам Есенина, Маяковского, Рубцова, Евтушенко и Высоцкого. Очухался он глубокой ночью в подворотне, без часов, портфеля и ботинок.

***

К сороковому дню запоя Филиппыч соорудил в кабинете из пустых бутылок пирамиду и молился ей, стуча лбом о паркет.

***

И вот к нему явился чертик. Росточком метр с копейкой, синекожий, лопоухий, с раскосыми зелеными глазками, горбатым кавказским носом, в кепке-аэродроме, из прорезей которой торчали черные рожки. Под мышками у него выеживались украинская "Мерная" и кристалловская "Путинка".

Он запрыгнул на полукруглый кухонный стол, за которым, переместившись из забитого пустой тарой кабинета, одиноко пьянствовал хозяин жилища, и приветствовал его раскатистым хохотом.

– Ну что, старик, все пьешь? И правильно делаешь. Вот я еще приволок хохлятскую водярочку и "Путинку кедровую".
– Филиппыч

в ужасе уставился на незваного гостя.
– Не пугайся. Я ненадолго. Ты, Филиппыч, правильный человек.
– Чертик поставил бутылки на стол и навел на него коготь.
– Не убиваешь, не насилуешь, не грабишь, не воруешь. Ты не стал ни министром, ни депутатом, ни губернатором, ни банкиром. Ты даже в заведующие кафедры не пролез! Ты только пьешь и на старости лет делаешь вид, что наукой продолжаешь баловаться. А потому ты честный и порядочный мужичок. Давай накатим за это!
– И чертик извлек из черных в белый горошек плавок две пластиковые рюмки. Они выпили, и Филиппыч спросил.

– А ты откуда?

– Оттуда, куда и ты вскоре отправишься. Из преисподней. Ты что, вашу Библию не читал?

– А за что меня туда?
– Филиппыч похолодел.
– Я же того, как ты сам говоришь, правильный. Не убиваю, не ворую, не министр, не губернатор, не...

– Ну да, правильный, - перебил его чертик.
– А там все правильные.
– И лукавый состроил рожицу.

– А где же тогда неправильные? Те, которые грабят, насилуют, депутатствуют, банкирствуют?
– Филиппыч ткнул бесенка в бок, и тот рухнул на кафельный пол.

– А их нет нигде.
– Он вскочил и отвесил Филиппычу оплеуху.

– Как это нигде?
– Филиппыч выдал нечистому пинка, и чертик треснулся об "Electrolux".

– А вот так.
– Мы вас, правильных, медленно и тщательно обжариваем со всех сторон, как котлеты, а тех сразу растворяем в кислоте.
– Чертик подошел к столу, наполнил рюмки и произнес тост:

"За скорую встречу на моей территории!".

Филиппыч позеленел и выплеснул "Путинку кедровую" в горшок с какутсом.

– Нет уж, спасибо, за это я пить не буду. Я хочу прожить до девяноста трех.

– То есть еще двадцать восемь лет? Так это, Филиппыч, по нашим замерам сущее мгновение. Р-р-раз, и ты уже у нас!

– А скажи, черт нерусский, кто же тогда в Раю, если все правильные поджариваются?

– А никто. Никого там нет. Не заслужили. Посмотри вокруг и укажи мне хотя бы одного действительно достойного райской жизни.

– А как же святые? Святые-то где тогда?
– Филиппыч привстал, и чертик отпрянул к газовой плите.

– Э-э-э, да ты и взаправду с вашим Священным Писанием не в ладах. В Новом Завете есть Откровение Иоанна Богослова, в котором говорится о старцах, сидящих пред Богом на престолах. Он, якобы, придумал специальное такое место для особо избранных святых. VIP-ложа, так сказать. А где все остальные, остается тайной. Да и кто их в святые производил? Церковники ваши, на которых креста нет!

– Выходит, что Рай - это несбыточная мечта?
– Филиппыча, исправно посещающего по воскресеньям Храм, охватила жуткая тоска.

– Получается, что так, - ехидно скривился сатаненок.
– Здесь еще, Филиппыч, многое от нас, чертей, зависит. Кстати, почему ты меня "нерусским" обозвал?
– Чертик взлетел на правую дальнюю конфорку.
– У нашего брата нет национальностей. Носом я в деда пошел, а кавказскую кепку мне клиент-грузин подарил. Он вроде как заведовал одно время вашим Советским Союзом. Славный малый, скажу я тебе! Его жарят, а он только в усы усмехается: "Ай, хорошо, поддайте-ка еще жарку!". Все вокруг орут благим матом, а этот комментирует: "Слабаки, слюнтяи, трусы! С такими, как я и предупреждал, коммунизм не построишь. Так и случилось".