Выстрел из вечности
Шрифт:
– Для чего вся эта кутерьма – любовь, наслаждение, жизнь, – шептали её губы, – лучше покончить всё разом и дело с концом. Не надо в глаза смотреть людям, оправдываться перед ними, что она тут не причём – это работа Зозули.
В квартире была тишина. Нина встала и пошла к комоду, где у неё хранились медикаменты. Свет зажигать не стала, искала вслепую. Ей было больно, нестерпимо больно, грудь жгло, будто куском раскалённого железа касались сердца. Она вздрагивала, видя безысходность своего положения. Слёз не было, они испарились все разом. А перед глазами стоял мрак своего ужасного положения. Она нащупала нужную пачку таблеток, ссыпала их в ладонь
– Нина, не делай глупости из-за какого-то мерзавца. Он не стоит этого. Не для того тебя мать родила, скончавшись при родах, – услышала она встревоженный голос отца, – ей нельзя было рожать, но она это сделала только ради меня.
Таблетки посыпались из руки. Она сразу сникла и, упав снова на диван, горько зарыдала. Но это были уже очистительные слёзы.
Черёмуха – волшебница
Прохладно. Лёгкий ветерок, шаловливо набегая, играет в листве распустившихся деревьев. Особенно в это время нарядной кажется черёмуха. Она, как девушка в подвенечном платье, благоухает на всю округу. Пришёл её черёд, и вот она старается не упустить свое, отведённое природой время.
С танцев шли двое. Обоим было скучно сидеть дома в такую ночь, когда сама душа ищет чего-то нового, ещё неизведанного. Разговор не клеился, видно, парень был не очень разговорчив или хотел казаться настоящим мужчиной, а девушка боялась показаться слишком навязчивой. И так, они шли молча, временами перебрасываясь ничего не значащими словами. Девушка была в лёгкой одежде, она коченела и молчала. И вся она была маленькой и воздушной, подуй ветер и её унесёт. Белокурые волосы по последней моде были длинные и хорошо ухоженные, говорили сами за себя.
Девушка прыгала, чтобы согреться, но парень как-то не обращал на это внимание. Вскоре до него дошло. Он спросил:
– Люба, тебе холодно?
В ответ застучали её зубы. Он снял свой пиджак и накинул его на её худенькие плечи. Почувствовав тепло, ей почему-то стало радостно. Утонув в одеянии парня, девушка казалась смешной, и Володя, так звали парня, не выдержал и рассмеялся громко и весело. От хохота его смолистые волосы упали ему на лоб, и чем-то родным и близким пахнуло на девушку. Во всём его теле чувствовалась недюжинная сила, перешедшая от предков, и весёлый избалованный нрав, который пользуется большим спросом у слабовольных женщин. На какой-то миг Люба засмотрелась на него, и это ему показалось как бы сигналом к действию. Он прижал её к себе и начал крепко целовать. Его тело дышало жаром, и не было у девушки сил сопротивляться, когда руки парня заскользили по её телу. После этой встречи Володя избегал её, увлечённый лёгкими победами. А она плакала, что не сумела сдержать себя, ругая себя и его на чём свет стоит. А время шло. Как-то проходя улицу с подружками, она заметила его с друзьями. Он показывал на неё пальцем и надменно улыбался, видимо, со смаком рассказывал, что происходило в тот злополучный день для Любы, когда она доверилась ему в эту дивную ночь, когда запах черёмухи возбуждал её и его чувства. А какое было небо? Луна волшебница, прямо сказать, ласкала их. Люба вздохнула, увидев его:
– Эх, черёмуха и яркая луна, что же вы наделали со мной в тот день?
Подружки посмотрели на неё, но ничего не поняли. А она им не стала объяснять, всхлипнув чуть-чуть про себя. И вот сейчас, проходя мимо, Люба даже не обратила на него внимания, хотя внутри всё клокотало и пело. Самолюбование Володи Петушкова было подорвано, ведь так он был уверен, что она подойдёт к нему и начнёт высказывать свою боль, накопившуюся за эти месяцы разлуки. Это ему всегда нравилось, когда девушка вся в слезах, забыв обиды, подходила к нему. Этим он жил, испытывая огромное наслаждение. И вдруг такой провал. Друзья смотрели на него и надменно улыбались. И тут он понял, что жизнь дала огромную трещину.
«От горшка два вершка, – подумал он, – а нос дерёт – Королева. Да что мне, больно-то убиваться? Она не лучше тех подруг, что у меня были. Такая же потаскуха с первого вечера, а я красив и в почёте у девушек, и устрою свою жизнь, как хочу».
– Люба, ты что, меня не узнала? – спросил он.
И сам он понял, как нелеп его вопрос. Она обдала его холодным взглядом и спокойно пошла дальше. Володя в первый раз в жизни стоял посрамлённый на виду у всех знакомых, и ему казалось, что в его уши врываются ядовитые слова друзей. Женский сердцеед, сладколюб, получил! Такого он стерпеть не мог. Ему стало как-то неуютно на этой земле, хотя и выпито было изрядно.
Накрапывал мелкий дождь. В левом боку что-то скребло и скребло, а вот почему, он понять не мог.
«Напиться что ли до чёртиков, – подумал он, – да что толку, завтра опять похмелье, а мне стоять у станка с больной головой не очень-то хорошо. В общежитие идти нет охоты, дружки будут говорить: «Плюнь ты на неё, на вот выпей, и всё пройдёт».
А дождь всё усиливался, ручьи воды стекали с него, и волосы, когда-то вьющиеся намокли и обвисли, и стали как конский хвост, но он не замечал ничего, шёл и шёл. Проходя мимо него, люди под зонтами оглядывались, мол, такой дождь, а он никуда не спешит, хотя промок уже до нитки, в своём ли он уме? Впервые в жизни Петушков почувствовал такую удручённость и отчуждённость, хоть плачь, но он изо всех сил терпел.
– Чего я ищу в жизни? – сказал он сам себе вслух, – какой мой идеал? На что я трачу себя?
И стало ему до боли обидно и жаль себя. Эх, девки, девки!
Уставший за день город уже засыпал. Всё реже и реже стучали трамваи на стыках рельс, прохожие спешили домой. Он не заметил, как вышел на берег реки Шексны, где когда-то провёл ночь с Любой. Река, как будто, чернея от злобы, бросала на берег огромные волны и, пенясь, издавала страшные стоны, что-то говорила ему, но что, понять он ничего не мог, просто душа вырывалась куда-то и всё тут.
Туча отошла и на небосклоне появилась яркая луна и звёзды, как в ту ночь, когда он впервые поцеловал эту девушку. Он забыл её, как и тех, с которыми тоже имел интимную связь. Всё шло своим чередом, не омрачая душу Петушкова, и вот эта плюгавая девчонка задела его за живое, да так, что он не мог придти в себя от насмешек друзей и её взгляда, которым она, прямо сказать, обожгла его своей ненавистью и непримиримостью. Конечно, это было не для него. Красивый, утончённый – краса мужчина, как он думал о себе, и вдруг такое.
В сумрачной ночи сверкали на реке бакена, проходили самоходные баржи, а в небе высоко, высоко летали космические аппараты. Под ногами у Петушкова шумела речная галька, будившая тишину ночи, как в ту ночь, только вот река была ласковая и милая, а вот сейчас, что с ней и случилось, будто какой-то бес поднял и вздыбил эти могучие волны. Сзади к нему подошла огромная дворняга, обнюхала, видать бездомная, и заглянула ему в глаза, ища у него поддержки и пищи.
– Что, собачка, у тебя нет дома? – спросил он.