Выстрел в аду, или Девятый

Шпотенко Игорь

4.

Бывший шурави сел на корточки, ставшие ему уже привычными. «Я всё скажу» тихо проговорил предатель. «Я Паникур Сергей Александрович 1962 г.р. Родился в г. Саратове. Семья очень большая, я одиннадцатый ребёнок у своих родителей и последний. Вместе с рожавшей меня мамой, рожала и невестка, жена старшего моего брата. Два брата первые, за ними восемь девок, моих сестёр и нянек, а последний я. Отец работал на заводе, мама в ЖЕКЕ мастером. Нянек было много, как и старших защитников. В школе я учился так себе, мне прощалось всё и всегда. После окончания средней школы я пробовал поступить в военное училище химической защиты, но не прошёл по конкурсу. Отучившись год в ПТУ на сварщика, осенью 1980 года был призван в ряды СА. Попал в учебку артиллерии в знаменитом Украинском Остре маршала Гречко детище. После его окончания не большие курсы в столице Таджикистана г. Душанбе, переучили на пулемётчика, появившегося тогда в войсках «Утёса», (НСВС), 12,7 мм, станковый пулемёт Никитина—Соколова—Волкова с оптикой до 500 метров. Потом перешли речку и в Афган–201мсд в Кундузе. Мы прикрывали авиаполк со стороны Талукана. Точка на перекрёстке трёх дорог. С одной стороны, минное поле, с трёх других горы, пулемёт, боекомплект, личное оружие и рация, которая и принимала-то через раз. Три фляги с водой, я—младший сержант старший и два «деда» со мной. Представьте себе, как я нёс службу 12ть часов через день. День в ночь, вторые сутки в день и так каждодневно без перерыва. Днём ещё как-то они помогали нести службу, всё-таки движение по дорогам, там не поспишь, да и то они умудрялись, а в ночь, нас только привозил БМД на точку и проходила смена караула, сразу устраивались и готовились ко сну, да ещё курили травку перед этим. Оба с Москвы, любили перед сном мечтать о скором дембеле. Лето, жара убивающая, эта белая проклятая пыль с горных дорог забивала все лёгкие, а они выпьют всю положенную воду на троих и лыбятся. На мне было всё и наблюдение за безопасными участками и подходами к точке, и запись движения колон техники и подача сигнала ракетой подлетающим вертушкам. В ту ночь с 13е на 14е июня я полностью обессиленный такой службой уснул ночью на посту. За тем только помню, что вели меня связанного по горной дороге подталкивая прикладом автомата и что-то по-своему кричали. Вели меня одного, что случилось с теми двумя я не знаю, наверное, их просто прирезали, выбрав сержанта пленным. В разговорах, ведших меня духов я не раз слышал название Файзабад. Шли больше суток. В ауле я был посажен в глубокую, до трёх метров глубиной, яму, вернее каменный мешок. Кинули мне соломы и опустили ведро для испражнений. Корили через день, давали лепёшку и кукурузную кашу совершенно пресную и холодную. Воду правда опускали по полному ведру каждое утро. Со мной никто не пытался разговаривать, меня не трогали, я просто сидел один в глубокой яме. С верху она закрывалась деревянной решёткой. Приносил и поднимал ведро один и тот же старик. Так продолжалось долго, я уже потерял счёт дням и неделям. Первое время я был совершенно точно уверен, что меня сразу же найдут наши поисковые отряды, но потом до меня просто дошло, что легче списать человека на потери, чем что-то заморачивать ради одного солдата. Это

и есть правда нашей службы родине советов. Стало холодать. Наступила осень. Один раз ко мне в яму кинули ещё двух наших солдат. Они оба были водителями и так же возили на тот аэродром, который я прикрывал, авиатопливо. Они оба были туркменами и легко общались на языке «духов». Оба парня знакомы были с русским языком и у меня возникла возможность выучить их разговорный язык. Их тоже никто не трогал. Старик бросил им завёрнутый в старую тряпку, без плотной упаковки, но полный—Коран. Парни стали совершать молебные процедуры своему Аллаху. Я начал учить правописание арабского языка и читать Коран. Постепенно я втянулся и уже свободно разговаривал на туркменском языке со своими новыми друзьями, по несчастью. Похолодало. Нам бросили три пуштунки и три старых, уже местами потёртых и дырявых, но ещё вполне сносных, халата. Раз в неделю давали мясо барана, вернее всё то, что оставалось от мяса. Мы обгладывали кости и были этому рады. Неожиданно решётку отодвинули и опустили нам большую ветку с сучками в место лестницы. На зиму нас разместили в помещении где держали временный скот. Приходили караваны и сюда загоняли ослов, пряча их от непогоды. Но мы были и этому ужасно рады. В щели запертой двери, мы наблюдали просвет улицы и часть двора. Во дворе играли дети, гоняя вместо мяча набитую соломой тряпку, девицы с закрытыми лицами носили кувшинами воду на своих хрупких плечах. Теперь мы уже знали и своего хозяина. Он был воином у одного из полевых командиров. Воевал он по команде. Это могло быть раз в месяц, а то и того меньше, но с каждого похода он привозил своей семье, что-то нужное и не нужное, а самым большим достоинством были пленные, которые автоматически становились его рабами. Его Сыновья подходили к тому возрасту, когда их надо было женить. Чтобы взять в жёны девушку надо было отдать большой калым животными или товаром, но в последнее время широко распространилось отдавать калым рабами. Пять рабов, молодых, не больных стоили целого состояния. У хозяина для женитьбы первого сына не хватало ещё двух рабов и поэтому он исправно воевал и слушался приказам своего полевого командира. И только поэтому пленных не трогали и пока даже не заставляли работать. Это был дорогой товар. Но цены на рабов росли очень быстро и к весне уже с головой хватило только трёх мужчин для уплаты калыма родичам невесты. Начинался сезон и рабочие руки были очень как нужны. По теплу, весной 1982 г. нас продали другому хозяину, моджахеду, боевику в соседний, ещё более горный аул. Пленных рабов здесь было до десяти человек в основном славяне. Моё знание Корана и умение говорить на их языке возымело своё действие. Два туркмена, которые были со мной в плену и учили меня говорить и читать, сразу же перешли в отряд местного кур баши. Практически сразу же им дали в руки автоматы и поставили на охрану подступов к аулу. Меня привели к местному полевому командиру. Он проверил моё знание Корана, ему нужен был свой переводчик в вылазках против шурави, и он поставил передо мной условие. Я принимаю веру ислам, мне делают обрезание и принимают в отряд или я умру на работах в горах, нося руками камни для строительства всего необходимого новым хозяевам. Я согласился, зная, что эти люди два раза не предлагают, и уж точно не шутят. Тогда они дали мне автомат с одним патроном в стволе и приказали пристрелить практически умирающего молодого русского парня, работавшего на подноске камней с гор. Я нажал на спусковой крючок. Парень глядел на меня и по его лицу текла слеза. Он сразу же умер.» При этих словах Ваня Куценко выхватил финку и замахнувшись кинулся на пленного, но старшина одним точным ударом сшиб его с ног и заломив руку за спину, забрал нож. «Куценко!!! Отставить! Ещё успеем.» выдавил из себя майор и повернувшись к предателю предложил: «Говори дальше». Пленный россиянин отпил принесённой воды с кувшина и трусливо посматривая в сторону агрессивно настроенного бойца, продолжил: «С этого дня меня поселили в небольшом помещении вместе с тремя боевиками. Все они были пакистанцы, но по национальности туркмены. Я ходил в сопровождении работ пленных. К лету 1982 года число пленных выросло. В двух, ими же и вырытых ямах уже сидело около тридцати советских солдат, многие из них были ранены. Офицеров держали в другой яме, чтобы они не могли давать команды бойцам. Говорили, что где-то под Кандагаром объединёнными отрядами моджахедов были разбиты и взяты в плен несколько отрядов шурави. Постепенно всех офицеров практически по несколько человек, не большими партиями вывезли куда-то, говорили, что просто их продали или обменяли на своих. О солдатах же никто не тревожился, о них просто не вспоминали. Они тяжело трудились в неволе и были настоящими рабами. Так продолжалось больше трёх лет. Я ходил на нападения больше сорока раз и практически каждый раз мы брали пленных, даже тяжело раненных мы не добивали, а их просто бросали свои, грузя собственные шкуры в подлетевшие вертушки и не обращая внимания на плачи, стоны и просьбы не бросать от своих же товарищей, лежащих ранеными в густой, белой, афганской пыли.» Он снова взял в руки кувшин и уже с ухмылкой, глядя в глаза Куценко, продолжал: «Вот Вы, чем сейчас отличаетесь от меня? Герои, взяли предателя в плен, да? А Вы знаете, как я жил всё это время? Что я думал все эти годы глядя на то, как тысячи советских командиров предают своих же солдат на поле боя, прячутся за их спинами или посылают в пекло, а потом ещё и оставляют раненного в беде, спасая свои зады. Сидите, слушаете меня, зубами скрипите, а если бы Вы сами попали в такую ситуацию? А Вы знаете как те пацаны, попавшие в плен по вине своих же офицеров их, там называют? Не приятно меня стало слушать? Вас уже тошнит? Вы готовы отдать меня своему вот этому изуверу, как его Ване?» предатель остановился и взглянул в посуровевшие лица разведчиков. Ваня сидел, опустив глаза. Пленный взглянул на лётчика: «А ты, сука, ведь бросил своего командира. Когда мы Вас сбили в прошлом году, вы упали, и вертушка не взорвалась. Да, посадка была жёсткой, но вас обоих выкинуло с горящей кабины МИ8. Ты приподнялся и несколько раз оглянувшись на протянувшего к тебе руку капитана, побежал, пригибаясь, боясь взрыва. А ведь он просил тебя не бросать, он умолял тебя. Я всё видел в бинокль, это же видел и мой полевой командир Саид джан Хан, он мне потом и сказал, какие же эти русские шакалы, что так запросто бросают своих друзей на смерть. Мы не успели его спасти, просто не добежали. Перед те, как мы подбежали, вертушка занялась ещё больше и рванула. Капитан просто сгорел от разлива топливного бака. Если бы ты не струсил, он и сейчас был бы жив.» он снова сделал несколько глотков воды: «Ты тут меня проклинаешь, а кто подарил тебе жизнь? Ты стоял передо мной на коленях, прося, чтобы я уговорил командира оставить тебя здесь на этом плато, что ты можешь самостоятельно построить аул, нужный духам, как перевалочная база. Забыл?». «Не правда!!! Не правда, не слушайте его, это всё не правда!» орал старший лейтенант, выпучив от испуга свои глаза, ставший похож на лягушку перед свадебным обрядом. «Не верьте ему, товарищи!». «Проверим, всё проверим, не переживай» успокоил его майор. Отряд сидел молча. Уже никто ничего не понимал. Всё смешалось в одну большую, грязную кучу.

Сбитая с кривых, не струганных досок дверь помещения открылась. На пороге стоял дед—пастух. Он пригнувшись вошёл, оглядел всех пронзительным взглядом, остановился на Квашинине и помахал ему рукой предлагая пройти следом за ним. Старшина мельком глянул на майора и получив отмашку в знак согласия, встал «Суша, Водопьянов, за мной!» скомандовал он. Старик медленно шёл в направлении своего жилья. Разведчики быстро его догнали. Старик вошёл в низкий проход завешенный толстой дерюгой. В помещении было тепло. На костре вкусно пах готовый к приему пищи крупный ягнёнок, на подносе лежало с десяток ещё горячих лавашей—лепёшек. «Спасибо» глядя в глаза старику и делая поклон в его сторону, сказал Квашинин и забрав всё съестное отправились в своё помещение.

Это был настоящий пир. Жареная овечка со свежими лепёшками и пронзительно чистая и холодная вода, которой можно было здесь выпить сколько хочешь. Ели все. Лётчик не отставал от остальных. Старшина предложил мясо пленному русскому, но тот отказался и неожиданно спросил: «Скажите, а простой гречневой каши у Вас случайно не найдётся баночки, пожалуйста». Старшина развязал свой сидор и достал железную банку гречки с мясом протянул пленнику: «На, небось соскучился за нашей пищей?». «Лучше бы Вам не знать. Спасибо тебе, старшина». Выставив посты и связав пленного все легли спать в хорошо протопленном помещении.

Сергей с Володей несли службу опять в третью смену. Сегодня было проще. Проход на плато был со стороны противоположных гор только один и пост старшина соорудил в пустом, не топленном помещении, но это уже что-то, нет ужасного сквозняка и пронизывающей горной влажности в холодном воздухе. Разобрав чуть окно побольше, ребята всматривались в сплошную темноту. Луны на небе в эту пору ночью не бывает. «Ну, что ты думаешь о пленных?» спросил друга Володя. «Я бы обоих в расход и забыл, как их только и звали» промычал не довольный Сергей. «Этот хоть солдат, да попал по дедовщине, а ведь его взводный прекрасно понимал, что нельзя так учить молодых ставя его вместе с дембелями в смену. Я ему верю. А этот гад, как и тот взводный, они же офицеры и на них возложена жизнь каждого солдата. Ты видел, когда пленный дух начал рассказывать о крушении вертушки, как вёл себя этот летун? Да правду он говорил, правду…». Сергей аж потёр руки от прихлынувшей ненависти. «Завтра, от силы после завтра и у нас с тобой будет наш первый, настоящий бой. Помнишь, как в детстве мы играли, спина к спине и никого не бойся». «Помню, конечно помню, Володя» тихо ответил Арсентьев. Снова наступила продолжительная тишина. Где-то в горах что-то завывало и трещало, а здесь, на этом не большом ровном плато было тихо, только где-то там сзади журчала себе не замерзающая речушка, дающая живительную влагу всему живому совершенно безвозмездно, то есть даром. Через два часа их сменили, и друзья ещё успели немного поспать в тёплом помещении. Утром старик принёс ведро горячего свежезаваренного, правда зелёного чая снова с десятком лепёшек. Он пальцем показал на майора и позвал его с собой. Бивнев, легко оторвавшись от земли, вышел следом за заботливым пастухом. Старшина раздал всем по банке рисовой каши с овощами, разломил лепёшки. Вошёл майор. «Старик спросил разрешения забрать себе всё оружие духов, которое так и стояло в соседнем здании» сказал майор: «Я не отказал старику. Нам оно не надо, лишний груз, а тащить его назад через границу, дураков нет, проще в расщелину его бросить, или отдать». Он взял свою банку с кашей и с аппетитом стал есть, доставая с банки всё новые и новые порции холодного риса. Поев, он набрал себе в кружку с ведёрка горячего напитка, бросил туда кусочек колотого сахара, умело отколотого до этого старшиной роты с одного большого куска, потянул на себя с кружки кипяток и только после всего этого сказал: «Я принял решение всё здесь заминировать. Под каждый из мешков в складе вложить мину—бабочку. Взяв верхний мешок духи подорвут весь склад вместе с собой. Поставить растяжки у остальных строений кроме жилья старика. Оно находится на безопасном от взрыва расстоянии и не должно сильно пострадать. Это первое. Второе—я принял решение оставить наших двух пленников здесь вместе с дедом. Помирятся, заберём с собой на обратном пути, постреляют один одного, Бог им судья. Оружие у старика. Если вдруг кто и нагрянет в наше отсутствие им есть с чем продержаться, или погибнуть как воины. Кто против?». Все сидели молча, лишь один Куценко то доставал свою остро наточенную финку, то снова прятал её в ножны. «Хорошо, все За» поставил точку майор. «Квашинин, через час выходим, всё заминировать и подчистить». «Есть, товарищ майор!» чётко ответил старшина и сразу же все поняли, что шутки остались в прошлом, сегодня в бой. Группа бойцов вынесла все мешки с «Георгием Ивановичем», как героин нежно назвал Егоров, с помещения. Их оказалось ровно двадцать по 10 кг каждый. 200 кг этого наркотика стоили многого и жизней в первую очередь. Егоров опытным движением клал мину и ровно по её центру ложился мешок с отравой. Мина тут же включалась. Теперь, приподняв мешок она подскочит на пол метра и прозвучит взрыв. Разрядить её невозможно. Так поступали с каждым из мешков. Через десять минут двадцать мин были приведены в режим готовности к взрыву. Поставив растяжку у дверей помещения, Егоров плотно её закрыл и подпёр палочкой. Заминировав всю стоянку, группа вышла в свой последний переход к новой дороге, которую успел проложить всемогущий наркотрафик. «Нам ещё пилить по горам больше десяти км» оглянувшись на провожающих отряд и стоявших рядом бывшего лётчика и бывшего солдата, сказал командир: «А эти двое или помирятся и сплотятся, или убьют один одного и тогда будем ждать засады на обратном пути».

Шли молча и быстро. Майор всё время торопил, понимая, что группа уже выбилась из намеченного им графика. На высоте более 2х км начался мокрый мелкий ледяной дождь. «Только тебя нам не хватало» подумал про себя майор, но темпа не сбросил. Идти становилось всё труднее. Берцы скользили, то и дело заставляя солдат балансировать на узкой тропе, чуть заметной людскому глазу. После очередного перевала, пошёл мелкий снег. Появился не хороший ветерок, верный признак надвигающегося ненастья. «Ребятки мои, ещё пару км и будем на месте!» заглядывая в карту проговорил командир: «…потерпите немного…». Никто и не ныл, все понимали важность этого момента. Плечи у Володи отвалились от груза, руки затекли, а спина болела больше не от проносимого веса, а от постоянного страха и напряжения не свалиться на скользких участках тропы. Серёга шёл, как будто на прогулке со своей Алёнкой. Всю дорогу, чтобы не думать о плохом, он разговаривал мысленно с ней и находил даже в этом общении удовольствие, которое не могли заметить другие. Он рассказывал своей красавице интересные, им же и выдуманные истории и сам же над ними подсмеивался. Витя Суша читал всю дорогу стихи, не громко так читал, но слышали все. Командир не стал его останавливать, понимал, что это обычная реакция организма уйти от надвигающегося страха неизвестности. «Всё, кажись мы на месте. Квашинин и Егорыч, ко мне!». «Всем отдыхать!». Группа тяжело присела на холодные камни. Трое спецов уединились. Отползя к самому краю последнего перевала, они стали рассматривать территорию на месте. Прошло больше часа. Мокрые от перехода рубашки остыли и теперь холодком прилипли к спинам ребят. На конец тройка руководителей вернулась. «Разбиваем лагерь здесь у этой скалы. Всё делаем так же, как и на предыдущей стоянке, огораживаем метровым дувалом место и ставим палатки, чтобы можно было развести костёр. Пришли в самый раз. Снег и им помешал, нижний перевал, который от сюда как на ладони, они пройти не могли, там ещё не тронутый снежок лежит и поворот в сторону чистый. Сегодня тебе Квашинин с Иваном Куценко заминировать тот дальний, нависший над нижней тропой уступ скалы, чтобы в нужный момент её рвануть и закрыть перевал. Всё, Егорыч, ты руководишь постройкой места сегодняшней стоянки и охраны». Он вновь взял бинокль, одну плащ-палатку и отправился назад, чтобы набить детали на карте, пока ещё не началась пурга и было достаточно видно. Работа закипела. Теперь каждый уже знал, что и как ему делать при строительстве. Квашинин и Куценко, взяв всё самое необходимое для минирования, отправились выполнять данную им майором боевую задачу, главную задачу

их трёх дневного перехода по чужой территории. Спускаться было достаточно трудно, под ногами скользило и идти приходилось в постоянном напряжении мышц ног. Потом, на маленьком плато, перед подъёмом, Квашинин взял свой бинокль и стал рассматривать скальный уступ, который, по идее майора, должен был прекратить на какое-то время всё движение на перевале, завалив его единственный проход. Прапорщик, как всегда удивился зоркому глазу своего командира. Место под закладку боезаряда определили быстро. Вдвоём с Иваном они разобрали каменный навал под скалой и заложили туда принесённый заряд. Укрепив взрыватель и подключив к нему батарею и антенну, заложили место разобранными до этого камнями бывшего обрушения. Квашинин поднял вверх руку и поглядел в бинокль в сторону майора. Тот так же поднял свою руку, указывая, что всё правильно и можно возвращаться. «Сними с себя бушлат и мети им наши следы позади себя. Идти старайся след в след» приказал Ивану прапорщик. Куценко снял с себя бушлат, повесил автомат за спину и взяв одежду за два рукава стал заметать натоптанные ими следы. Мелкий снежок помогал Ивану, занося чуть заметные на земле, но всё же следы. Подниматься было ещё сложнее. Мелкий ледяной дождик сделал своё дело хорошо, обледенив все подходы и отходы с перевала. К их приходу дувал уже стоял, палки привязаны к плащ-палаткам и подняты вверх. Группа в полном составе собралась в сооружённом только что помещении. Пришедший Квашинин развязал вещевой мешок и достал из него кипу наколотых дров. «Ты где это взял?» удивился Егоров. «Места надо знать» улыбнулся довольный собой старшина: «…мне старик принёс сам целую охапку, я все не смог забрать даже» ответил Квашинин. «Готовь тогда ужин, старшина, думаю до утра они не появятся, ночью по такой склизоте не пойдут. А мы тем временем отдохнём, просохнем, отогреемся и перекусим» скомандовал майор. «Разбей смены снова по парно и всем кушать и отдыхать». «Есть!» ответил Квашинин. Огонь разгорелся быстро, наполним тесную палатку своим теплом и уютом. Старшина раздал по банке риса с овощами и по одной банке тушёнки на двоих, галеты и сахар. Чай уже кипел на костре в двух котелках. Сидор старшины заметно по скудел. Ели молча. «Витя, а что ты там нам всю дорогу читал?» спросил солдата Бивнев. «Есенина, Твардовского, Маяковского и успел немного Блока» ответил Витя, намазывая на сухую галету толстый слой тушёного говяжьего мяса. «Любишь стихи?» спросил его Водопьянов, «Нет, я люблю поэзию, а не банальное название—стихи, как ты ещё не сказал стишка» обиделся на товарища Суша. «Ну прости нас не образованных» отрезал Сергей. Володе и Сергею это раз досталась вторая смена. Мелкий снег шёл всю ночь, напрочь засыпав какие-то либо следы. Как ни странно, все спали плохо. Сергей, после смены, намёрзшись с Володей в наряде, не могли ни как согреться возле не погашенного маленького костерка и нескольких камней, нагреваемых от его горения и затем отдающих своё тепло. Наступавшая дремота приносила Сергею картинки оскалившегося волка, как будто бы спрашивающего у убивших его людей: «За чем же Вы это со мной сделали, я ведь был сытым и не хотел на Вас нападать?». Сергей просыпался и вновь погружался в дремоту, глядеть опять один и тот же цветной сон. Володя тоже спал плохо. С ним рядом спал, вернее ворочался и иногда храпел Водопьянов, от чего ему приходилось будить храпуна, чтобы он дал поспать всем остальным. Но одно хорошо, было немного тепло и уютно. Сергей от рубился под утро, как будто бы провалился куда-то глубоко. Его кто-то сильно тряс за плечо: «Подъём, утро, вставай Серый!» тряс его лучший друг. Все проснулись. «Десять минут на оправку и убрать халабуду с виду. Всем быть готовым занять позиции.» жёстким приказным тоном сказал майор. Отряд построился у скалы. «Разбиваю всех на четыре тройки—первый старший—Куценко, Борзых, Водопьянов—Ваня твой левый фланг, занимаешь позицию и ни одного выстрела до взрыва скалы, понял?». «Так точно». «И ещё, может быть так, что первыми пойдёт их разведка, ты её не трогай, а пропусти и не засветись. Всё, выдвинулись!». Вторая группа –правый фланг, Хусаинов со своими орлами. Турсунбай, смотри внимательно, на тебе и только на тебе основная операция. Как только прогремит взрыв, рухнет скала и отрежет половину группы, ты в бой не вступаешь, молчишь до последнего и наблюдаешь за мной, по боевикам ударит Куценко и только потом в центре Арсентьев, Головченко и Суша, которые и возьмут на себя всю силу удара боевиков. Как только бой завяжется и наши будут прижаты, только тогда ударишь ты. Берёшь один пулемёт. Всё иди и внимательно следи за моими командами рукам». Центр—Сергей, ты со своими в самом пекле. Первым начинаешь и не заканчиваешь, пока мы все не встрянем не перебьём боевиков. И пулемёт я тебе тоже не дам. Он останется с Егоровым, то есть в моей опытной тройке спецов. Так надо. Удачи Вам, ребята». «И моя, четвёртая тройка. Егорыч, ты за пулемёт и рацию настрой сразу на нашу волну, но, чтобы тебя не запеленговали. Займи пока позицию в нашей ночной стоянке, там стенки настроили и высокие, и толстые. Ты, Квашинин, со своей любимицей СВДшкой займи позицию вон там за малым уступчиком выпирающей сюда скалы. До центра ложбины, где караван будет делать поворот в право на тропу к Ване Куценко от тебя метров 600—700 не больше, то есть для тебя любимая дистанция. Я тебя прошу, как заметишь нашего с тобой знакомого прапорщика—кур баши, бей его в ногу, я всё же хочу его тварину живым домой приволокти. Как ты?». «Как и Вы». «Вот и ладушки, всё и то же следи за мной. Да, если будешь стрелять, так, чтобы тебя не вычислили сразу. Смотри в трубу, у них возможно будет миномёт, его обслугу сразу сними». «Понял, командир» и протянул майору руку. Майор пожал и резко оттолкнул старшину в сторону. «Не нагнетай, не надо, или все, или никто». «Лучше уж мы их» уходя ответил Квашинин. Майор занял позицию в ночном схроне вместе с Егоровым.

Ваня привёл свою тройку на указанное майором место. Действительно, от того места где тропа делает поворот в его сторону, он прикрыт выступом другой скалы и надо пройти по тропе метров с пятьдесят, чтобы можно было его заметить. Борзых и Водопьянов стали носить камни и перекатывать не большие валуны, чтобы смастерить себе, что-то подобное бойницы. Очень быстро три огневые точки, полностью закрытые с трёх сторон, были навалены. Ваня остался доволен. Теперь даже с самой тропы их трудно было различить из-за камней. Они улеглись на развёрнутую плащ-палатку и стали ждать своего первого боя. «Ваня, тебе не страшно?» спросил у Куценко Борзых. «Страшно конечно, но хочется в бой» ответил Ваня.

Арсентьев со своей тройкой занял природную позицию в ста—ста пятидесяти метрах от поворота тропы в право на позицию Куценко и сразу же определил места возможного отхода с неё на другую, чуть дальше, но в конце овражка, где естественным способом природа приготовила длинный, каменный окоп. Володю трясло, он не находил себе места то ли от холода, то ли от неизвестности. Страх сковал его лицо, и оно было белым, как у покойника. Суша что-то тихо сам себе говорил. Сергей прислушался. Парень читал про себя «Отче наш». Сергей не стал им ничего говорить. Он понимал, что в этой ситуации ни какие слова будут не уместны. «Мы победим».

Ждать пришлось не очень долго. В начале, со стороны заминированной скалы, послышались какие-то не понятные звуки. Потом стало ясно, это кричали нагруженные ослы, которые не хотели идти по скользкой, горной тропе, да ещё вверх. Майор поднял руку и покрутил ею по кругу, не отрываясь от бинокля. «Приготовиться, всем внимание!». На тропу вышли три осла гружённых мешками и шесть человек по двое к каждому животному. Одни тянули вредных иноходцев, а вторые подталкивали их сзади. Майор показал знаком пропустить их в право. Группа на какое-то время стала. Погонщики собрались вместе и оглядели присыпанный первым снегом холм и поворот вверх. Их автоматы были навьючены вместе с мешками и какими-то коробами на животных. Они даже и не пытались их снять. Постояв несколько минут, они вновь схватились за упирающихся животных и погнали их в право на тропу, мимо Вани. Майор показал ему знаком— «Не трогать и пропустить». Но нужно же быть Ваней, который сразу же, ставший хоть маленьким, но командиром, выполнит приказ правильно. Ваня тут же перевёл сигнал «Убрать, только тихо, без стрельбы». Поравнявшись с залёгшими разведчиками ничего не подозревающие духи не успели даже крикнуть, не то чтобы стрелять. Ваня не бегал, он летал вокруг животных и разил своей финкой ополоумевших от страха и внезапности, душманов. Меньше секунды боя и шесть трупов были отправлены в расщелину. Разрезам ремни и освободив животных Борзых и Водопьянов отогнали их вверх на тропу. Оставшиеся без груза и пастухов, животные, громко ИАкая прошли себе вверх на желанную свободу. «Братва, это же «стингер», мы срубили настоящий ПЗРК, во майор будет рад, и два ящика с зарядами к нему. Однако Миша Борзых успокоил радость Вани. Им достался всего лишь наш РПГ 22 новый, уже не РПГ 18, но не ПЗРК. Сложив все мешки и оружие духов в не глубокой ямке сзади своей позиции, герои стали готовить гранату к работе. На длинном борту трубы для «дураков» было написано на русском языке правило зарядки и стрельбы. «Так, ты Мишанька, самый умный, вот и готовься, по моей команде будешь стрелять» скомандовал назначенный командир. У Вани уже был готовым свой, дополнительный план к плану майора. Бивнев не мог физически всего этого видеть. Он был твёрдо уверен, что группа разведки прошла и теперь надо было ждать основную группу каравана с боевым охранением и самое главное с её полевым командиром бывшим пограничником Оразом Госаевым.

В начале 1980 года тогда ещё старший лейтенант Александр Бивнев, получил первое задание собрать, обучить и отработать новое подразделение разведчиков—диверсантов. Он мотался по погран заставам, выискивая себе кадры. Пять человек нашёл достаточно быстро, а вот ещё одного, да со знанием туркменского и узбекского никак не мог найти. И вот на горной заставе в\ч 2022 Нульванд, ГБАО Памир он встретил маленького росточка туркмена Ораза Госаева. До нужного роста ему не хватало несколько сантиметров, но он смог уговорить в начале военкома, а потом и комиссию взять его на службу и не куда ни будь, а в погранвойска. Бивневу паренёк первогодок понравился. Собрав всю группу, они стали заниматься по своей программе в отведённом и засекреченном месте близ Афганской границы. Парень «рос» на глазах. Егоров и Квашинин, Галиев и Госаев, Саблюк и Самсоненко – первая его группа будущих спецов. Ораз лучше всех усвоил минное дело, был лучшим в метании ножа, а в выносливости движения по горам ему завидовал даже сам старший лейтенант Бивнев. Первое задание в Афгане они провели летом 1980 года в провинции Кандагар им пришлось уничтожить полевого командира и зачистить весь его аул. Тогда только Бивнев не на шутку испугался слепому желанию убивать всех подряд, стариков, женщин и детей в том числе этим мальчиком. Хотя это и входило в секретное задание, но остальные члены отряда, да и сам «Бивень» просто делали вид, что не заметили прячущегося ребёнка или женщину, а Ораз выискивал и резал. В глазах у него стояли искры безумия. Работали в одежде моджахедов. Ему она шла, как влитая. В 1983 году он получил ранение в ногу. Его не списали, а перевели на его же заставу старшиной заставы присвоив в знак благодарности звание прапорщик погран войск. Вот здесь –то и проявились его главные качества—жадность к наживе и ненависть ко всему законному, славянскому—только Ислам. До прихода на заставу нового командира, да ещё грузина, он отрицательно влиял на весь коллектив и на бесхарактерного, не известно, как и кем назначенного на должность начальника заставы, туркмена и своего земляка капитана Косейного. При его участии открывалась граница и боевики свободно проводили караваны в глубь нашей территории. Это стало системой. Перед увольнением старого командира, он разорвал свой контракт и исчез. Потом он, зная весь свой участок границы, напал на посты и убил несколько человек. Уйдя в Афганистан стал полевым командиром по прозвищу «Аслан бен шах». Много горя он принёс. Вначале 1987 года Бивневу поставили задачу уничтожить своего бывшего ученика. Операция провалилась, группа вышла с двумя раненными спецами Саблюком и Самсоновым. Вот теперь, почти через год упорного труда и подготовки, он снова на задании, уничтожить караван и его полевого командира.

Основная группа каравана появилась так же неожиданно, как и первая группа разведки. Бивнев наблюдал в свой бинокль первые шаги на плато. Впереди шли несколько пеших боевиков с автоматами. Шли, как звери, оглядываясь и вслушиваясь в каждый не понятный шум. «Опытные духи» подумал майор. За ними пошёл караван. Ослы шли не все навьюченные, а некоторые тянули за собой не большие арбы с огромными деревянными колёсами, гружённые белыми мешками. Просто навьюченных животных толкали, как и первый раз и тянули по два человека. Идти по такому скользкому покрытию животные отказывались. Ослы с тачками заполнили весь проход. Спускаясь в низ на плато, они останавливались на какое-то время для того, чтобы им помогли развернуть свои огромные колёса в сторону верхней тропы, но движения пока не начинали. «Вижу Ораза» прошипел подползший к майору Егоров, «И я его давно вижу» прошептал майор. «Рацию настроил?». «Да и пулемёт тоже в порядке». Тем временем на плато колонна с грузом заканчивала движение и показался основной вооружённый отряд. Они шли по два человека в шеренгу плотными рядами. Бородатые, вооружённые, все в бронежилетах, с чувством своего превосходства в этих святых горах. «Приготовиться!». «Взрыв!» скомандовал Егорову майор, но голоса своего уже не услышал. Скала затряслась, мощный взрыв без малого 30 кг тротила потряс горный камень. Столб дыма и огня поднялся на сотни метров, с соседней скалы за местом взрыва, прямо на то место, где всё ещё шла колонна бандитов, сошла лавина, может конечно это и громко, но огромная ледяная шапка прямо на глазах накрыла ту сторону перевала. Громко кричали животные, не желающие двигаться в любых направлениях. И тут произошло то, чего Бивнев не ожидал. С правого фланга Вани Куценко началась прицельная стрельба по скопившемуся на плато стаду и толпе с гранатомёта. Это было что-то. «Огонь!!!» кричал заворожённый «арт» подготовкой майор. Ударили пулемёты и автоматы. Под чёткий перекрёстный огонь попали все скопившиеся на не большом плато, боевики. Они все были, как на ладони. А с Ваниной стороны всё стрелял и стрелял РПГ. Квашинин не дал развернуть миномёт. Он всё же выследил в прицел двух «духов», сумевших снять с животного и уже установить 76 мм машинку смерти. Но он их снял с первых выстрелов, а потом попал и в открытый ящик с самими минами. Под взрывами падали убитыми животные и люди. Кто смог взять свой автомат и начать отстреливаться, попадал под прицел Квашинина и ложился тут же. А Ваня всё бил и бил. Внезапно всё стихло. Боевики подняли на автомате белую тряпку. «Мне нужен Ваш полевой командир» на чистом туркменском языке прокричал Бивнев. «А Вы все сложите оружие и постройтесь у расщелины, даю слово, все уйдёте». Через некоторое время прячась за не спокойными животными вышел сам Ораз Госаев с перевязанной рукой, в бронежилете, поверх халата и пуштунке. «Капитан Бивнев, это ты?» прокричал маленький человек. «Да, Ораз-гулы это я только правда уже майор. Иди сам сюда и всё будет хорошо. Помощи тебе ждать теперь неоткуда, сам понимаешь. Если твои воины не погибли при взрыве, то полегли при лавине, а остальные на взорванный перевал сами не пойдут, а в обход ходу дня три, не меньше. Всё, предлагаю сдаться». «Хорошо, мы все сдаёмся. Командуй». «Не вставая с земли, зная подлый характер своего недавнего товарища, Бивнев прокричал: «Всем, снять жилеты и карманы с магазинами, оружие и ножи и всё сложить в одну кучу. Сами строимся в две шеренги у расщелины. Повторять больше не буду. Пошли». По-туркменски и узбекски его учил говорить всё тот же Ораз. После не большого движения в центре, первый боевик вышел, разделся, бросил с себя всё оружие и стал у обрыва лицом к центру. За ним потянулись и остальные. Через пол часа вся колонна бывших боевиков наркодиллеров стояла в два ряда. «Всем сесть и снять головные уборы» дал команду майор. Колонна села и оголила бритые головы. «Ораз, а ты иди сюда». Маленький, бородатый, с обритой головой человек в дорогом халате и хромовых сапогах отделился от общей массы и придерживая раненную руку, пошёл к засаде разведчиков. «Егоров, свяжи его пожалуйста по-дружбе» сказал майор, поднимаясь с земли. «А… Егорыч, и ты тут, мой бывший дружок!». Егоров умело связал руки полевого командира в двух местах в запястьях и локтях. «Что боишься?». Егоров зло взглянул на маломерка и промолчал. «Все ко мне!» показал майор знак рукой. «Квашинин, два пулемёта и три автомата, иди и отпусти всех боевиков я ведь обещал». «Понял, командир». Зачистка была короткой. Два РПК и три «калаша» быстро устранили не доделанное в бою дело. Банда уничтожена, командир в плену, можно возвращаться.