Выстрел в мансарде
Шрифт:
Об этом арестант не рассказывал молодому следователю. Кому нужно знать о причитаниях старой женщины и о том, что именно тогда, видя ее слезы, он впервые ощутил на горле петлю смертной тоски. Вальтер рассказал о другом: как ссорились Дитрих и командир отряда, выбирая путь к конечной цели. Им нужно было добраться к станции Лейпциг – крупному железнодорожному узлу и расположенному поблизости большому мосту. Мост взорвать, станцию и пути разрушить. Дитрих предлагал идти через русские деревни Базаровку, Балабановку, Новониколаевку, Макарьевку и другие. Этот путь был самым коротким. «Безоружные перепуганные крестьяне нам не страшны», – доказывал он. Но сухопарый офицер
– Я ухожу, – прошептал ему Дитрих. – Советую тебе сделать то же прямо сейчас.
Вальтер, ничего не понимая, смотрел ошарашенно. И тот объяснил:
– Утром мы отсюда не уйдем, нас уже берут в кольцо.
Они оба непроизвольно глянули в окно. По небу быстро и низко бежали клочковатые тучи, скрывалась и вновь появлялась луна. Ветер взрывался порывами, но больше ничего тишину не нарушало. Дитрих шептал с ненавистью, и Вальтер понял, что он говорит о командире:
– Индюк! Такую операцию погубил! Но я пропадать не намерен. Один проскользну. – И вдруг быстро закончил: – Прощай, я тебя предупредил!
Бесшумно открыл окно, бесшумно перепрыгнул... А Вальтер до утра просидел в этой комнате на стуле и не мог ни на что решиться. С одной стороны, он верил Дитриху, но с другой... Вокруг все было спокойно, а у дома и по краям деревни стояли часовые...
Немцев и турок настигли через двое суток после высадки – Дмитрий вспомнил сообщение в прошлогодних газетах.
– Я все-таки сумел уйти, спастись, – рассказывал ему арестант, приподнявшись на кровати и опираясь спиной о подушку. – Наверное, благодаря тому, что был заранее предупрежден и не захвачен врасплох, как остальные. К себе на хутор или в город возвращаться побоялся, имя изменил. Назваться русским не рискнул – акцент выдает. Остался немцем, любимого героя взял имя...
Он улыбнулся мгновенной беспомощной улыбкой. Митя молчал, переживая услышанное. И, словно угадывая его мысли, больной спросил:
– Вы говорили, что были соседи с Женею? Она нравилась вам?
С таким волнением и просьбой смотрели на него глаза юноши, что у Дмитрия перехватило дыхание. Он кивнул. Взгляд его собеседника сразу успокоился, смягчился.
– Она была очень хорошей, – сказал он. – Это я погубил и себя, и ее. Единственный брат, единственный родной человек! На все была для меня готова. А тот, – он скрипнул зубами, – шантажировал ее, мною шантажировал. Знаете, я думаю, он тогда вернулся в Аккерман и виделся с Женей. Наверное, даже помог ей скрыться. Иначе как бы узнал и город, куда она уехала, и ее новое имя...
– А вы-то, – спросил Дмитрий, – почему сразу узнали сестру, как только я назвал?
– Радзилевская Ванда была лучшей подружкой сестры, одноклассницей. Женя у нее научилась говорить по-польски, слегка, конечно. Семнадцати
Митя подошел к распахнутому окну, глянул на тюремный двор, пыльный, с чахлыми деревьями. Стена, будка часового. Он оглянулся. Бледный юноша, почти мальчик, полулежал, прикрыв глаза. Да, то описание в газете было точным. Он представил, как наткнулась на него случайно девушка, узнала брата, ужаснулась, что-то поняла... Что?
– Что? – повторил он свой вопрос Вальтеру. Тот устало открыл глаза, вяло усмехнулся.
– Ясно, что. Дитрих, видимо, говорил ей, что знает, где я, скрывает меня, помогает. И этим держал ее около себя, заставляя какие-то сведения доставать. А тут вдруг она читает газету, узнает меня, понимает, что все – обман...
Вальтер замолк, приложив к губам платок. А Митя вновь увидел: Женя оглядывается, смотрит прямо на него, ее губы что-то шепчут. В одной руке у нее пистолет, в другой – белый газетный листок...
Пора было уходить. Стараясь говорить мягче, Дмитрий сказал арестанту:
– Мне придется сообщить в жандармское управление, что вы – Вальтер Штоль, объявленный в розыск по делу об аккерманском десанте. Но я буду просить о снисхождении к вам – вы серьезно больны.
Юноша молчал, и Дмитрий с внезапным раздражением добавил:
– Вы сами во всем виноваты!
Медленно Вальтер повернул к нему голову, глаза блеснули:
– Легко вам, русскому по рождению, живущему в России, быть русским патриотом!
9
Митя шел домой через Театральную площадь. Знакомый путь: уютный скверик, прохладная аллея... Да, стойкая прохлада сменила изнуряющую жару, и буквально за несколько дней люди забыли свои недавние мучения и жаловались на то, что слишком быстро кончается лето. И верно: листья на деревьях пожухли раньше времени, выгорели, уже шуршали под ногами, тополя и липы по-осеннему отливали золотом. Лето на исходе. Еще неделя, и начнутся занятия в академии. Соберутся ребята, да не все. Кто-то на фронте, а кто-то – есть и такие, – кто бросил учебу и в нынешних новомодных партиях по заграницам газеты выпускает, да митингует, да к бунту зовет людей... Какое время тревожное! Что-то будет...
Митя присел на лавочке в конце аллеи – там, где она выходила на шумную улицу. На другой стороне этой улицы – его дом, уже виден. Хорошо, что окна мансарды выходят во двор. Машины, конные экипажи, поток людей... Шум стихает только к ночи – ведь это главный проспект большого города. А у него в мансарде тихо. Он остался жить там же, хотя поначалу думал: «Ни за что!» А теперь иногда проходил мимо бывшей Жениной комнаты, даже не подумав о Жене. Впрочем, там уже жила молодая супружеская пара, не отягощенная, по-видимому, предрассудками...
Еще до возвращения Дмитрия из Саратова, после его спешного телеграфного сообщения, поручик Реутов был арестован. А когда сразу с вокзала Дмитрий пришел в полицейскую управу, Викентий Павлович с гордостью представил его разыскным офицерам:
– Ваш будущий коллега. Такого матерого зверя затравил – одного из асов немецкой разведки! Вот это дебют!
Потом, уже наедине, он и поругал племянника:
– Был у тебя, дружок, один крупный промах. Еще когда Калугину убили, и ты об этом узнал, требовалось сразу рассказать о том, что видел Усова и Реутова вместе за час до убийства. Ведь ты же криминалист, как можно о таком факте не подумать!