Выстрел в спину на Машуке. Заказное убийство Лермонтова
Шрифт:
Версия дуэли была соткана наскоро и не выдерживала критики, что вызывало в последующие годы немало сомнений. И сомнение были далеко не беспочвенными, о чём мы уже говорили и ещё поговорим в книге.
Глава третья
«Что б вечно их помнить, там надо быть раз…»
В 1837 году в Пятигорск Лермонтов приехал в третий раз в жизни…
На Кавказе ему довелось побывать в детстве, когда бабушка
Елизавета Алексеевна Арсеньева, привозила его сначала шестилетним ребёнком, в 1820 году, а затем – одиннадцатилетним отроком, в 1825 году, на минеральные воды.
Останавливались они тогда у родной сестры
«Черкесы».
… Уж войско хочет расходиться
В большую крепость на горе,
Но топот слышен в тишине.
Вдали густая пыль клубится.
И видят: кто-то на коне
С оглядкой боязливой мчится.
Но вот он здесь уж, вот слезает,
К начальнику он подбегает
И говорит: «Погибель нам!
Вели готовиться войскам, –
Черкесы мчатся за горами,
Нас было двое, и за нами
Они пустились на конях.
Меня объял внезапный страх,
Насилу я от них умчался,
Да конь хорош, а то б попался».
Или вспомним поэму «Кавказский пленник», известную нам со школьной скамьи, оговорюсь, тем, кто прошёл советскую школу – теперь-то изучают шедевры современной графомании.
Недоступен нынче высокий Лермонтовский стиль, недоступен изящный слог. Разве сегодня такие строки могут быть доступны деятелям образования такие строки?
Последний солнца луч златой
На льдах сребристых догорает,
И Эльборус своей главой
Его, как туча, закрывает.
… Ни конь, оживлённый
Военной трубой,
Ни варвар, смятённый
Внезапной борьбой,
Страшней не трепещет,
Когда вдруг заблещет
Кинжал роковой.
Не-ет, теперь разве что «офицеры расс-ы-ы-ы-яне (любимое выражение Ельцина – догогие рассяяне) пусть свобода воссияет». Свобода, от чего свобода? От справедливости? От мощи и независимости страны? Или может, от воинской дисциплины? И что это за «что ж вы, братцы, наделали». Наделали как-то не звучит в отношении офицерства, больше для всяких навальнят, которые навалили что-то пакостное. Так вот, наделали ли то не братцы, а ельциноиды со свой стаей гиен, говорившие «стоп» и «назад», всякий раз, когда победа у наших офицеров была в руках.
Какова сила Лермонтовских строф! Какая пластика языка! Разве сравнятся с нею нынешние подельщики рифмы, нагло захватившие эстраду и не пускающие на неё поэтов из глубинки, поэтов с великих просторов России, которые – я уверен – есть, да только мы о них, увы, не знаем.
Какая любовь к суровому Кавказу в каждой
Твоих вершин зубчатые хребты
Меня носили в царстве урагана,
И принимал меня, лелея, ты
В объятия из синего тумана.
И я глядел в восторге с высоты,
И подо мной, как остов великана,
В степи обросший мохом и травой,
Лежали горы грудой вековой.
Наверное, каждый заметил, что Лермонтов буквально напитывался высокой и неповторимой поэзией Пушкина. И вслед за Пушкинским…
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины:
– описывал свои яркие впечатления…
Кавказские были, жестокая месть – всё есть в поэмах, но хочется вновь обратить внимание на поистине высокую поэзию девятнадцатилетнего Лермонтова. Вот строки из «Хаджи Абрека».
Сырая ночь недалека!
С вершин Кавказа тихо, грозно
Ползут, как змеи, облака:
Игру бессвязную заводят,
В провалы душные заходят,
Задев колючие кусты,
Бросают жемчуг на листы.
Ручей катится, – мутный, серый;
В нём пена бьёт из-под травы;
И блещет сквозь туман пещеры,
Как очи мёртвой головы.
Скорее, путник одинокой!
Лермонтов посвятил Северному Кавказу множество акварелей, показав нам через столетия, насколько выше истинный талант пошлой подельщины всякого рода модернистов, импрессионистов и прочих созидателей так называемого искусства, для которого не надо не только талантов, но и элементарных способностей.
Взгляните хотя бы на акварель «Кавказский пейзаж с озером», написанную одиннадцатилетним отроком и сравните с тем, что ныне именуют картинами бездари, рвущиеся в художники и возводимые в этот ранг безмозглыми холуями Аллена Даллеса, требовавшего подменить искусство серой бездарностью.
Был такой институт при советской власти, занимавшийся извращением ленинизма. О мраксизме я не упомянул, потому как в сём русофобском учении извращать ничего не надобно врагам России, а вот Ленина искажали старательно. Вот пример, касающийся нашей темы. У Ленина было написано: «Искусство должно быть понято народом». То есть народ должен подняться до высот Пушкинской, Лермонтовской, Тютчевской, Бунинской, Есенинской поэзии, до высот Саврасовской, Поленовской, Брюлловской, Васнецовской и Айвазовского живописи, до понимания музыки Чайковского, Глинки, Мусоргского, Свиридова, Рахманинова…
А в институте извратили: «Искусство должно быть понятно народу». То есть, на потребу масс надо вылить помои так называемых новаторов графомании, импрессионизма, ну и всякого рода джазистов, почти фашистов, разрушающих мозг, ровно, как и рок музыка, более подходящая для обезьян.
В свои отроческие годы и годы юности Лермонтовская кисть запечатлела тот только ещё строящийся Пятигорск, выросший на том месте, где бил целебный Александровский источник. Лишь в 1819 году Алексей Петрович Ермолов, побывав в том волшебном краю, фактически основал великолепный в будущем курорт. А ведь Лермонтов в отрочестве побывал там спустя год после Ермолова, когда ещё всё оставалось почти в первозданном виде.