Выстрел в спину на Машуке. Заказное убийство Лермонтова
Шрифт:
Окончил «Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров» Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1941). После выпуска из этого военно-учебного заведения он служил корнетом в Лейб-гвардии Гусарском полку, затем в чине прапорщика был переведён в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Там показал себя храбрым, мужественным офицером, командовал подразделениями, которые ныне бы назвали спецназом.
Царю небесный!
Спаси меня
От куртки тесной,
Как от огня.
От маршировки
Меня избавь,
В парадировки
Меня не ставь.
Пускай в манеже
Алёхин глас
Как можно реже
Тревожит нас.
Еще моленье
Прошу принять –
В
Дай разрешенье
Мне опоздать.
Я, царь всевышний,
Хорош уж тем,
Что просьбой лишней
Не надоем.
Алёхин был комбатом.
Бабушка приветствовала военную карьеру своего внука. Да и как иначе?
Внучка отставного капитана Емельяна Семёновича Столыпина, дочь отставного поручика Алексея Емельяновича и супруга отставного капитана лейб-гвардии Преображенского полка Михаила Васильевича Арсеньева, она и не могла поступить иначе. Мало того, у родителей Елизаветы Алексеевны было одиннадцать детей. Её младший брат Александр Столыпин был адъютантом Александра Васильевича Суворова во время знаменитого Швейцарского похода 1799 года, её младшая сестра Екатерины, как уже упоминалось, была замужем за генерал-майором Акимом Васильевичем Хастатовым, брат Николай герой Отечественной войны 1812 года, дослужился до чина генерал-лейтенанта, а брат Дмитрий до чина генерал-майора.
Забегая далеко вперёд, нужно заметить, что сын Дмитрия Алексеевича, генерал-майор Аркадий Дмитриевич Столыпин, стал отцом знаменитого Петра Аркадьевича Столыпина, павшего от рук революционеров, готовивших развал России.
Ну а самая младшая из сестёр, Татьяна, была замужем за Павлом Петровичем Шан-Гиреем, вышедшим в отставку в чине капитана.
Перечислять можно бесконечно. Ведь только в роду Лермонтовых, начиная с самого первого, начиная с того, кто приняв Православие, стал Юрием Лермонтом и до времён уже советских, свыше шестидесяти представителей рода служили и в Императорской армии, и в Красной Армии, и участвовали в Белом движении, а один из представителей рода вынужден был окончить эвакуированный за рубеж кадетский корпус вдали от Родина, но сохранил преданность и верность Земле Русской.
Я снова обращусь к строкам из стихотворения, приведённого в начале главы. «Есть в русском офицере обаянье»? В чём оно? В стихотворении отмечено, что русский офицер «по тому нам дорог, что он может, ведя на смерть от смерти отвести».
Документы войны – Журнал боевых действий начальник штаба войск на Кавказской Линии и в Черномории, рапорты, донесения, реляции, представления к наградам. Они свидетельствуют, что Михаил Юрьевич Лермонтов был именно таким русским офицером.
Говорят, что, прочитав реляцию о двух делах при Валерике с отрядами Шамиля, государь приказал наградить всех отличившихся.
В представлении на Лермонтова за дело при Валерике 11 июля 1840 года, начальник штаба войск на Кавказской Линии и в Черномории генерал А.С. Траскин указал: «Офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших солдат ворвался в неприятельские завалы». Лермонтова представили к ордену Св. Владимира 4-й степени с бантом.
По статусу наград эта награда стояла на ранг ниже Св. Георгия.
Но увы:
«В штабе корпуса снизили испрашиваемую награду до ордена Св. Станислава 3-й степени. Скорее всего, это дело рук осторожного генерала Е.А. Головина, командира Отдельного кавказского корпуса, который помнил, что Лермонтов был ссыльным офицером».
«Лермонтов был при Валерике дважды и в 1840 г. участвовал в четырех военных экспедициях».
Своему приятелю Лопухину Михаил Юрьевич писал об этом бое: «У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое, которое продолжалось 6 часов сряду. Нас было всего 2000 пехоты, а их до 6 тысяч; и всё время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300
«А бои продолжались. 26 сентября 1840 года отряд Галафеева выступил из Грозной к Аргуну через Ханкальское ущелье. Лермонтов возглавил своего рода отряд спецназа после ранения легендарного храбреца Руфина Дорохова.
И снова Галафеев представил Лермонтова к награде:
«В делах 29-го сентября и 3-го октября обратил на себя особенное внимание отрядного начальника расторопностью, верностью взгляда и пылким мужеством, почему и поручена ему была команда охотников. 10 октября, когда раненый юнкер Дорохов был вынесен из фронта, я поручил его начальству команду, из охотников состоящую.
Нельзя было сделать выбора удачнее: всюду поручик Лермонтов везде первый подвергался выстрелам хищников и во всех делах оказывал самоотвержение и распорядительность выше всякой похвалы, 12 октября на фуражировке за Шали, пользуясь плоскостью местоположения, бросился с горстью людей на превосходящего числом неприятеля и неоднократно отбивал его нападение на цепь наших стрелков и поражал неоднократно собственною рукою хищников, 15-го октября с командою первым прошел шалинский лес, обращая на себя все усилия хищников, покушавшихся препятствовать нашему движению, и занял позицию в расстоянии ружейного выстрела от опушки. При переправе через Аргун он действовал отлично против хищников и, пользуясь выстрелами наших орудий, внезапно кинулся на партию неприятеля, которая тотчас же ускакала в ближайший лес, оставив в руках наших тела погибших».
Теперь остаётся выяснить, что ж это был за спецназ, которым командовал Лермонтов?
Прежде всего о том, кто сколотил и сделал этот отряд непобедимым, о Руфине Ивановиче Дорохове.
Современник Лермонтова писатель и литературный критик Александр Васильевич Дружинин (1824-1864), известный в то время, как переводчик Байрона, Шекспира и автор повести «Полинька Сакс», в статье «Сочинения Лермонтова», в которой использовал рассказы о Михаиле Юрьевиче Лермонтове его боевого друга Руфина Дорохова, писал:
«Так как, пользуясь правами рецензента, мы намерены передать читателям кое-что из изустных рассказов приятеля Лермонтова, – то не мешает предварительно сказать два слова о том, какого рода человек был сам рассказчик. Он (Дорохов – Н.Ш.) считался храбрым и отличным кавказским офицером, носил имя, известное в русской военной истории; и, подобно Лермонтову, страстно любил кавказский край, хотя брошен был туда не по своей охоте. Чин у него был небольшой, хотя на лицо мой знакомый казался очень стар и издержан, – товарищи его были в больших чинах, и сам он не отстал бы от них, если б в разное время не подвергался разжалованию в рядовые (два или три раза, – об этом спрашивать казалось неловко). Должно признаться, что знакомец наш, обладая множеством достоинств, храбрый как лев, умный и приятный в сношениях, был всё-таки человеком из породы, которая странна и даже невозможна в наше время, из породы удальцов, воспетых Денисом Давыдовым и памятных, по преданию, во многих полках лёгкой кавалерии. Живи он в двенадцатом году, при широкой дороге для военного разгула и дисциплине, ослабленной необходимостью, его прославляли бы как рубаку и, может быть, за самые шалости его не взыскивалось бы со строгостью, но при мире и тишине дела шли иначе. Молодость его прошла в постоянных бурях, шалостях и невзгодах, с годами всё это стало реже, но иногда возобновлялось с великой необузданностью. Но, помимо этих периодических отклонений от общепринятой стези, Дорохов был человеком умным, занимательным и вполне достойным заслужить привязанность такого лица, как Лермонтов. Во всё время пребывания поэта на Кавказе приятели видались очень часто, делали вместе экспедиции и вместе веселились на водах. С годами, – когда подробные рассказы о последних годах поэта будут возможны в печати, –
Конец ознакомительного фрагмента.