Выстрел в спину на Машуке. Заказное убийство Лермонтова
Шрифт:
«Каскад» – нескольких фонтанов, расположенных уступами, с мостиком, переброшенным через искусственный водопад, под которым была устроена подсветка. По вечерам водяные струи переливались в лучах разноцветных прожекторов, завораживая и умиротворяя мягким шелестом воды. Днём фонтан дарил прохладу, орошая при порывах ветерка прохожих мелкими капельками воды, долетающими до бетонной дорожки и до скамеечек, что стояли в тени ветвистых кустарников.
От фонтана дорожка терренкура вела к радоновой лечебнице, оставляя её слева, а далее бежала по отрогу «Машука», мимо Эоловой арфы, помнившей Лермонтова. Она оставалась справа. Затем терренкур проходил мимо санаториев «Родник» и «Ласточка», что в районе, именуемом Провалом,
Воздух на том участке настолько чист, что стоило проехать какой-то машине или мотороллеру с прицепом, допущенным по хозяйственным делам, пахло выхлопными газами отвратительно и резко, чего мы не замечаем в загаженных городских квартирах. Спокойным, но не слишком медленным шагом Машук можно обогнуть часа за полтора.
Место дуэли Лермонтова на терренкуре. Ныне это обустроенная поляна на северо-западном склоне Машука, возле которой есть площадка для стоянки экскурсионных автобусов, дорога же после поляны перекрыта, во всяком случае была перекрыта при советской власти. Проезд разрешался лишь служебным машинам, доставляющим продовольствием и другие грузы для множества пионерских лагерей и других учреждений. В 1960 году место дуэли причислено к объектам культурного наследия федерального значения.
Со слов «мартышки» и «секундантов», долго определявших свою принадлежность к одном из противников, местом дуэли была выбрана поляна в 4-х верстах от города. Мимо проходила дорога в Николаевскую колонию. Теперь это населённый пункт Иноземцево.
На поляне установлен обелиск, возле которого экскурсоводы рассказывают то, что придумали после убийства Лермонтова «мартышка» и другие члены организованной им преступной группировки, устранившей того, кто нам мог заменить Пушкина. Это не в укор экскурсоводам. Что же делать, если всё о дуэли было в руках мартышколюбов и лермонтофобов.
Лермонтов полюбил Пятигорск. Уже в ту давнюю пору в центре города был разбит живописный парк «Цветник», который теперь по вечерам озаряется призрачным светом светильников, укрытых в островках кустарника. От центральной аллеи разбегаются аккуратные тропинки, вьющиеся средь газонов и клумб. Они ведут к гроту «Дианы», камни которого помнят Лермонтова, бывавшего там с шумными компаниями, а далее – к старинной галерее, из которой льётся музыка, постепенно заглушающая музыку оставшегося позади поющего фонтана. Далее можно подняться по каскаду каменных лестниц к Академической галерее и остановившись полюбоваться волшебным ночным пейзажем курортного города, раскинувшегося в долине. Линии разноцветных фонариков, которые обозначают «Цветник», погружённый во мрак ночи, выводят, словно огни посадочной полосы, на небольшую площадь, куда время от времени выскакивают из боковой улицы шумные трамваи, издавая колёсный скрежет на крутом повороте. Рельсы уносят их вдаль, к железнодорожному вокзалу.
А чуть выше площадки, что близ Лермонтовой галереи и грота Лермонтова, на отроге Машука, нежно и таинственно поёт Эолова арфа, навевая особые, захватывающие грёзы. К ней ведут асфальтовые дорожки, кое-где, на крутизне, переходящие в каменные ступеньки и лишь в редких местах освещённые скрытыми в листве деревьев фонарями. На каменной площадке возвышается старенькая, дореволюционной постройки башенка на постаменте, с колоннами по кругу. Немало повидала она на своём веку, и вихрей революционных, и вихрей, разбивающих сердца. На куполе этой башенки-павильончика, взамен украденной в годы революции
На страницах повести «Княжна Мери» Лермонтов ярко, с любовью и восхищением рассказал и об Эоловой арфе, и о гроте Дианы, и о живописных окрестностях. Да и во многих других прозаических и художественных произведениях он не забывал сказать добрые слова об этих замечательных местах.
Некоторые биографы полагают, что именно по время поездки на воды в Пятигорье, Лермонтов всерьёз познакомился с творчеством Пушкина.
Так Виктор Васильевич Афанасьев в книге «Лермонтов», выпущенной в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия», пишет:
«В один из июньских дней Миша после обыкновенной прогулки на Машук, запыхавшийся и оживлённый, вошёл в гостиную, где сидели его кузины. Окна были открыты, и занавеси раздувало свежим ветерком. Мария Акимовна Шан-Гирей, которой тогда было двадцать семь лет, читала вслух книгу. Миша стал слушать.
Это были стихи о Кавказе. С первых же строк Мише стало казаться, что они словно раскрывают ему тайну гор… Он дослушал их до конца и не сразу заметил, что поэма кончилась, что Мария Акимовна умолкла, а девочки занялись своими куклами. Но стихи продолжали звучать в его душе. Вызванное ими волнение не проходило. Мише казалось, что он как-то причастен к этому волшебству – к этим стихам. Не обращая внимания на девочек, он подошёл к Марии Акимовне и попросил книгу. Через мгновение он был в саду, в дальнем его уголке.
Книга открывалась портретом мальчика, который, подперев щёку рукой, задумчиво смотрел в сторону. Он был курчав, толстогуб, через плечо у него был переброшен плащ. «Издатели присовокупляют портрет автора в молодости с него рисованный, – говорилось в объяснении к портрету. – Они думают, что приятно сохранить юные черты поэта, которого первые произведения ознаменованы даром необыкновенным». Миша перечитал поэму. Читая, он поминутно возвращался к портрету, жадно впиваясь глазами в черты человека с «необыкновенным даром». Этот человек здесь был. Вот он вспоминает «пасмурный Бешту» и «его кремнистые вершины». Он был здесь с другом, с которым «сердцем отдыхал», «делил души младые впечатленья». Странно было, оторвавшись от книги, видеть наяву эти самые «кремнистые вершины».
Книга «Лермонтов» написана в лучших традициях серии, ведь Максим Горький, по инициативе которого серия «Жизнь замечательных людей» создавалась, предполагал, что в ней будут публиковаться художественные биографии, именно художественные, а не сборники цитат с сухими авторскими комментариями. Постепенно, всё это было утрачено, книги превратились в исследовательские трактаты, а потому «Лермонтов» Афанасьева выгодно отличается от них.
Я привёл несколько абзацев из книги, где, возможно, используется разумный авторский домысел, разумеется, основанный на фактах.
Да, край, знаменитый живописным Машуком и необыкновенным пятиглавым Бештау, стал для Лермонтова источником вдохновения, местом, где он, уже пробовавший силы в поэзии, стремительно стал развивать в себе этот дар, но край, ставший для него роковым в будущем.
Но сначала была служба армейская…
Глава пятая
«Есть в русском офицере обаянье»
Помню, меня ещё курсантом поразило стихотворение поэта-фронтовика Георгия Кузьмича Суворова (1919–1944), которое, как указано автором, посвящено полковнику Путилову. Мы, курсанты Московского высшего общевойскового командного училища, будущие командиры мотострелковых взводов, рот, батальонов, как губки впитывали всё, что касалось избранной нами профессии. Каким должен быть командир, как обучать и воспитывать своих подчинённых, как готовить их к тому, ради чего, собственно, и существуют люди военные – к защите Отечества.