Выстрел
Шрифт:
Осталось отрезать кончик целлофанового пакета — соорудить подобие кондитерского шприца — и красиво написать «Спасибо». Задача кропотливая, но приятная. Перед тем как взяться за нее, Райна вскипятила чайник, уселась на стул, вытащила из пачки малиновое печенье и раскрыла любимую книжку там, где торчал наружу хвостик сделанной из блокнотного листа закладки. Самое время прочитать еще страничку или две.
Аарон на надпись смотрел так долго, что Райна засмущалась: не переборщила ли с чем? Может, текст кривоватый
Выдохнула свободно только тогда, когда с блюда исчезла добрая половина торта, а Канн довольный, словно сытый медведь, откинулся на спинку стула.
— Хорошо, черт возьми. Вкусно.
По ее лицу расползлась счастливая улыбка, а вокруг, казалось, запорхали бабочки. Аарон не удержался, улыбнулся в ответ.
— Надо бы такое почаще, да?
Райна радостно кивнула в ответ.
Когда-то эта спальня казалась ей чужой и неуютной. А теперь ощущалась домом. Ну и что, что мебели почти никакой, ну и что, что палас протертый. Даже тапки хороши, если надевать их на толстые носки.
Скоро она будет учиться. Учиться на менеджера по рекламе — невероятно!
До сих пор не верилось…
Не верилось, что в марте она посетит первое занятие, увидит новых людей, пойдет в незнакомое место. Не верилось, что в сумочке лежит ключ от снятой квартиры; ну и что, что договор об аренде вступает в силу с десятого марта, тут осталось-то…
Не верилось, что враждебные раньше предметы — чужая кухня, солдатики, каменный забор за окном — вдруг сделались родными.
Как так?
Тем вечером, у театра, когда она увидела лицо со шрамом, думала, хуже быть не может. А обернулось все сказкой: новой жизнью, новыми мечтами и надеждами. И в это будущее, заглядывающее в окна спальни, она смотрела с трепетным ожиданием чего-то прекрасного. Скоро весна, скоро все растает, скоро она покинет этот дом…
От этой мысли Райне стало грустно.
Уже стемнело, когда она постучала в запертую дверь.
— Входи. Открыто.
Вошла. Сначала села напротив кресла, в котором он курил, затем поднялась, погасила свет и осторожно приблизилась. Забрала из его пальцев окурок, затушила его в пепельнице и, не спрашивая разрешения, забралась на мужские колени.
Несколько секунд сидела в темноте и тишине, слушая стук собственного сердца. Стук второго сердца ощущала не менее отчетливо — ускоренный, громкий, чуть смущенный.
— Я хотела сказать… прости меня.
Канн с едва заметным облегчением выдохнул; она почувствовала запах табака.
— «Прости» можно было сказать и сидя там.
Райна не отреагировала. Коснулась горячей шеи, в первый раз сама дотронулась до человека со шрамом.
— Прости, что я тогда попала в тебя. И что порезала.
— Проехали. Это в прошлом.
Казалось бы, надо уходить. Вставать, включать свет, извиняться, что побеспокоила, и, сгорая со стыда, исчезать с глаз долой, но вместо этого Райна спросила:
— Можно я тебя поцелую?
Неровное дыхание рядом затихло.
— Не стоит.
— Почему? — Она мягко провела пальцем по колючей щеке. Сколько раз она смотрела на нее за ужином? — Потому что я тощая?
— Потому что ты дурра, — ей ответили тихо. — И не знаешь, что делаешь.
— А если знаю?
Аарон молчал долго — Райна приготовилась уйти. Уйти, не обидевшись — с благодарностью, что не прогнал сразу, с сохраненной внутри нежностью, с которой она и вошла в его комнату.
Вместо слов ей на затылок легла мужская рука.
Часть 5
(Adele — Lovesong)
— Райна, родная! Девочка моя, как же я скучал! Ты не представляешь, сколько всего случилось, столько придется тебе рассказать… Иди, я тебя обниму!
Она смотрела на него в ужасе. На Барни.
И никак не могла шагнуть вперед.
— Старик, как я тебе благодарен! Знал, что все будет хорошо, но все равно переживал за нее. Как хорошо, что ты приютил — камень с души.
Барни тряс широкую ладонь и не замечал ни застывшего выражения лица Канна, ни непонятного выражения в глазах Райны.
Вокруг мело; мелкий, как алмазная пыль, снег шел с самого утра. Мерзла незамотанная шарфом шея; скользко переминались на снегу подошвы разношенных тапок.
— А я, понимаешь… попал тут в историю…
Он переводил взгляд с одного на другого и говорил-говорил-говорил … Как будто до этого его месяц держали в карцере. И не кормили. Похудевший, с ввалившимися щеками и старой запекшийся кровью над разбитой губой — странный, почти незнакомый (или забывшийся?) мужчина.
— Ты ведь на меня не обиделась? Долго объяснять… Но я приехал, как и обещал. Видишь? Приехал!
«Ты не обещал», — холодно и отстраненно подумала Райна.
Но за спиной стояла машина.
Машина со знакомыми внутри бежевыми сиденьями и наклейкой «полный вперед!» на руле. Машина, которая приехала за ней. Машина, на которой предстояло ехать «домой».
Она никак не могла понять, что брать с собой. Пуховик? Старую куртку? Оставить ключ от снятой квартиры в спальне или нет? Что делать, как, куда…
Зачем…
Канн курил в кабинете. На этот раз не в кресле — у окна.
Повернулся, когда услышал за спиной шаги.
— Я без стука, но у тебя не заперто.
Он улыбнулся краешкам губ — мягко и грустно, как будто она назвала известный лишь двоим секретный пароль.
И ничего не ответил.
Когда она показала ключ, покачал головой: забери, мол. Твой.