Выстрел
Шрифт:
– Так… Ну-ка, садись.
У Тошки не было сил спорить или сопротивляться.
– Я есть хочу, - сказал он.
Мама встала, чмокнула холодильником.
– Есть макароны с тушёнкой… Или тебе чаю?
– И чаю, и макарон, - ответил Тошка. Он не очень любил их, но что делать? Нужно было как-то угомонить голодный желудок…
Сонно зашумел газ. Мама поставила сковородку на плиту и повернулась к Антону. Напряглась.
– Что тебе сегодня сказал Валера?
Тошка молчал. Мама наклонилась к нему, и Антон заметил,
– Ты сказал неправду про Юрку?
Тошка замотал головой.
– Нет… Правду. Мама, Юрка здесь ни при чём. Точнее при чём, но с ним всё в порядке, - он вспомнил вдруг Славку и разбитую лампочку, коротко улыбнулся и погрустнел, - тут другое…
Мама выпрямилась, пошуршала лопаткой в сковородке: макароны недовольно затрещали. Закрыла крышкой, убавила газ и села рядом с Антоном.
– Так что же?
Как ей сказать? Это же невозможно!
Почему мы так волнуемся, когда хотим сказать близкому человеку неожиданную новость? Боимся реакции на неё?
Или перемен?
А тем временем, мама ждала. Откинулась на стул, наклонила голову. Снова прищурилась и осторожно спросила:
– Антон, ты хочешь мне сказать что-то важное? Я уже заранее волнуюсь.
– Мам… Не знаю…
– И всё же, ты пришёл сюда не из-за голода.
– Из-за голода, - Антон опустил глаза, глубоко вдохнул: это часто добавляло ему решимости в ответственные моменты, - точнее не только из-за голода.
Мама вскочила, выключила газ.
– Прости, - сказала она и снова села, - ну?
– Мам, положи мне макароны.
«Решайся уже!»
«Я не могу!»
«Ну и ладно, жри свои макароны и вали спать. А завтра скажешь, что ничего не было… А Валере соврёшь, что Славка никуда не хочет…»
Мы боимся перемен.
«Нет!» - крикнул Тошка самому себе. И стал разглядывать разноцветные клеточки на маминой рубашке – она любила их, мужские, широкие, длинные фланелевые рубашки, она в них спала, и в них она была очень красивой, особенно, когда, собирала волосы в короткий задорный хвостик… Сейчас Тошку смущали эти прямые линии, которые пересекались со множеством других, образуя множество клеток… Тошка поморгал и тихо сказал, не дожидаясь, пока мать повернётся к нему:
– Нашлись Славкины родители.
Спина закаменела. На секунду. Мама резко обернулась:
– Да ладно?!
Тошка кивнул, пытаясь нащупать мамину реакцию.
– Шуркин отец сказал.
Мама поставила перед ним тарелку.
– Ешь, - кивнула она.
Тошка машинально стал глотать горячие трубочки с кусочками жирного мяса, искоса поглядывая на мать. А она, подперев рукой голову, смотрела на Тошку. Глаза её излучали… Нет, не может быть…Радость? Такую постепенно разгорающуюся недоверчивую радость!
– Мам…
– Что сынок?
– Ты рада?
Она улыбнулась. Ох, как
– Конечно!.. Ох, бедный наш Славка…
Тошка поковырял вилкой макароны. Уныло сказал:
– Он уедет.
И почувствовал, как подступил к горлу горячий комок.
– Я знаю, Антон… Тяжело расставаться… Трудно отпускать тех, кто нам дорог…
– Да ничего ты не знаешь! – воскликнул он и испугался за резкие слова, сказал помягче, - мама… Я так привык к нему! К брату…
К счастью мама не обиделась. Она встала, прижала к себе его беспокойную голову…
– Сынок… - он никогда не слышал таким её голос. Глубоким. Мягким. С оттенком затаившейся печали.
– Я знаю… Ты привык к Славке, ты любишь его, как родного брата… И это невозможно, расстаться с ним!
Тошка опустил голову. Мама осторожно продолжила:
– Ты не знаешь, насколько мне это знакомо, до боли знакомо, Антон! Тяжело расставаться с любимым, отпуская его в дальнюю дорогу… И почти невозможно отпустить родителя в другой мир… Даже если он уже расстался с нами, то ты с ним – нет!
А ведь об этом он как-то не думал…
Славка же жив! Уф, а это самое главное… А значит, они ещё встретятся…
– Мам, знаешь, мне так грустно… Я понимаю, что он будет счастлив со своей матерью… И мне будет очень одиноко без него…
– Да, Тошка… Это нелёгко…
Тошка прислушался к бродившему внутри него чувству. Чувствам…
– Мам… Я даже не хочу говорить ему, что нашлась его мать… - и почувствовал, как запылали у него уши. Хорошо, что под волосами их не видно…
Мама молчала. Холодильник подрожал и затих. Теперь в кухне стояла тишина, и было слышно, как переживает за окном ветер, и как изредка ударяется капля воды о краешек железной раковины…
Мама выпрямилась. Провела рукой по глазам и тихо потревожила эту тишину.
– Посмотри, - она посмотрела на поблескивающий в тусклом освещении небольшой образ, который стоял в углу окна. Там, ласково прижимая маленького Сына, смотрела на Антона Богородица. Тошке показалось, что сейчас Она смотрит на него с тихой печалью. Он перевёл взгляд на мать: она, не отрываясь, смотрела на икону и, дрогнувшим голосом, продолжала:
– Полтора года назад я молила Её помочь отыскать мне моего сына…
Тошка сжался. Мать никогда не говорила это ему…
– Я сидела здесь, на кухне. Я устала от долгой дороги и от страшных переживаний, которые совсем измотали меня… Господи, я ничего не знала о нём: жив ли он, увижу ли я его вообще… Смогу ли - увидеть его… Я спрашивала, я молила об одном, только об одном, чтобы Она помогла мне найти моего сына, моего Тошку… Сердце желало невозможного – вернуть время, чтобы вернуть его…
Мать замолчала, а Тошке захотелось вскочить и вытереть слёзы, катившиеся по её щекам.