Выстрелы над яром
Шрифт:
Если бы он меня узнал, мой бы был пассажир.
— Ну, а почему он выбрал моего коня?
— Вот в том-то и загвоздка. В имении графа была пара таких пестрых. Сынок любил на них ездить.
— Так он, может, к отцу приезжал? — сказал Антон, не подумав.
— К какому отцу? Граф помер еще до революции, а землю в революцию крестьяне поделили и имение под школу забрали. Разве что взглянуть хотел на родной угол. Где человек не слоняется, а к своему гнезду
Прибыл еще один поезд. Снова двоим повезло. До Антона очередь не дошла. В окно ресторана он видел, что его знакомые пассажиры уже выпивали. С ними сидел еще один человек с черной бородкой. Захотелось и Антону промочить горло. Было и чем закусить. Жена что-то завернула ему в дорогу.
Заморосил дождь. Антон слез с козел, постоял минуту и пошел в магазин.
Вернулся он с покупками. Спрятал их под сиденье, а оттуда вынул женин узелок. Сел на пассажирское сиденье и откупорил бутылку.
Антон пил редко, берег каждую копейку.
Приятное тепло разлилось по всему телу. И мысли пошли приятные: вернется к своему станку, продаст дрожки и Пестрого, купит одежонки, чтоб дети ходили в школу. Правда, жаль Пестрого. Весь дом, да что — дом, вся улица его любила. Потом Антон начал думать о жене. Он представил себе, как сегодня приедет домой. Жена сразу узнает, что он выпил, и рассердится, а он, усмехаясь в ус, скажет:
«Матулечка, я же тебе конфетку привез», — и положит на стол конфеты, деньги, и жена смягчится.
Поезда приходили и отходили, а к извозчикам редко кто подходил. А те, что и подходили, спросив цену, качали головами и тащили свои узлы и чемоданы к трамваю.
— Овес же дорогой, — говорили извозчики, но это мало помогало.
«Пора уже ехать, — решил Антон. — В театре скоро кончится представление. Заберу мальчишек — и домой».
Антон влез на козлы. Взял вожжи.
— Ну, Пестрый…
— Домой? — спросил старый извозчик.
— А чего стоять.
— Тебе хорошо, — сказал молодой извозчик.
С вокзальной площади Антон выехал на Вокзальную улицу. Четырех- и трехэтажные дома на ней стояли один к одному. Улица была узкая, но она и еще Замковая были самыми любимыми улицами в городе. Тут допоздна гуляла молодежь.
Из кинотеатра «Художественный» выходила публика с последнего сеанса. На извозчика никто не обращал внимания.
С Канатной улицы быстрым шагом вышел мужчина в черном плаще и свернул в сторону вокзала, но, заметив извозчика, крикнул:
— Эй, свободный? Антон остановил коня.
— Куда вам?
— На Оршанское шоссе…
Антону не понравился пассажир,
— Вези, — согласился тот сразу и вскочил на дрожки.
Пришлось везти.
«Ладно, — подумал Антон, — отвезу его и еще успею вернуться, хоть на трамвайной остановке на Покровской встречу своих театралов».
— Но, милый! — рванул вожжи Антон. Пестрый быстро побежал, цокая подковами по мостовой.
Старый извозчик остался на стоянке один. Он надеялся еще, что графский сынок выйдет из ресторана и даст ему заработать, а заодно они вместе вспомнят былые дни. Он напомнит Григорию, как возил его на бал в дом губернатора. С бала он ехал с барышней. Барышня все время щебетала как сорока. Григорий отвечал сдержанно и неохотно.
«Все это не так просто, Анна, как вам кажется».
В чем было дело, старик не помнит, но знал, что Анна потом вышла замуж за сына известного доктора Леванцевича и уехала с ним за границу.
После смерти графа Григорий хотел раздать землю крестьянам, но братья уперлись. Тогда Григорий отказался от своей доли наследства и вернулся в Петербург.
Подошел постовой милиционер:
— Что, батя, люди пьют, гуляют, а мы тут торчим?
— У кого есть деньги, тот и пьет, — ответил старый извозчик. — А если у вас нет, так вы топчетесь тут да слюнки глотаете, заглядывая в окно.
— Как это нет денег? — не согласился милиционер. — Есть, но служба…
— У одного весь век служба, а у другого гульба и раздольное житье.
— Ну, таких теперь нет. Перевелись паны да графы. Теперь не старый режим.
И старый извозчик не выдержал.
— А вон за столиком, видите, — ткнул он кнутом. — Граф… Сам его на балы при старом режиме возил…
А за столом тем временем шел отнюдь не дружеский разговор.
— Так ты осуждаешь меня, граф Григорий? — сверля черными глазками, спросил Кадет.
— Да тише вы. Не забывай, Евгений, что ты не на губернаторском балу… — вмешался белобрысый.
— Подожди! — перебил белобрысого Кадет. — Я хочу выяснить свои отношения до конца.
— Осуждаю, — ответил Григорий. — Ты очень низко пал, Евгений.
— Успокойся, Григорий. Центр нас послал воодушевить их на борьбу, помочь, — снова вмешался белобрысый.
— Я не знал, что эта борьба ведется таким грязным способом, — ответил спокойно Григорий. — Вы мутите воду. У вас одни подонки. И ты… — запнулся Григорий.
— Ну, ну… продолжай.