Выстрелы с той стороны

Чигиринская Ольга Александровна

— Да, Сергей. Это всё я. В том-то и дело.

Сцена ревности, однако. Что же это, Майя Львовна… старшие из-за вас писаные и неписаные законы нарушают, коллеги мои влезают куда не положено, чиновники ЦСУ по ночам под окнами бродят. Что за заколдованное место такое?

— Сергей Ильич, — сказал он, Ганжа обернулся на новый голос, — при вашей последней встрече Майю Львовну укусили. Это, поверьте мне, чрезвычайно болезненное воспоминание. Я не удивлюсь, если она и место это обходит десятой дорогой.

Он не удивился бы, он знал точно.

— А

тому, что певички распускают по Москве слухи за моей спиной — тоже не удивитесь? Я имею право хотя бы на объяснение. Имею право.

— Я бы на вашем месте не форсировал события, — пожал плечами Габриэлян. — Посттравматический шок — штука иррациональная. А право выбора принадлежит Майе Львовне.

— Пока он пройдет, этот шок, — сквозь зубы сказал Ганжа, — я окончательно стану посмешищем. А мне ведь нужно немного, Майя. Две или три встречи. На людях. С нормальным выражением лица. Чтобы твои подруги прекратили трепать языками.

— Майя Львовна?

Если бы рядом была стена, Майя Львовна, вероятно, вжалась бы в стену. Стены рядом не было. И, кажется, госпожа Азизова медленно переходила в то состояние, в котором она выдала "Зеленый цвет" со сцены ирландского клуба.

— Боюсь, что ответ пока отрицательный, — сказал Габриэлян.

Слухи — это серьезно. Слухи в этой среде могут покалечить карьеру. Ганжу можно понять.

Что бы делал я на его месте? Тогда? Не в его ситуации — в его ситуации я бы стрелял, для меня это вопрос статуса — а на его месте? Мог бы я уйти оттуда? Мог. Вполне. Если бы точно знал, что это инициация, и предполагал, что все предыдущее — просто нервный срыв.

— Сережа, — сказала Майя Львовна медленно и тихо. — Я-никаких-слухов-о-тебе-не-распускала. Меня спрашивали: как это тебя угораздило? — я отвечала: как. И только.

Она села в машину и захлопнула дверь, показывая, что разговор окончен.

— Я не могу этого так оставить.

А вот тут все было ясно.

— Сергей Ильич, я понимаю, что вы не хотите этого так оставлять. Но вы можете.

— Да кто вы, к черту, такой? — изумился Ганжа.

— Габриэлян. Вадим Арович Габриэлян, — имярек улыбнулся. Shaken, but not at all stirred[3].

Подъехал другой лифт, оттуда вышли под ручку Кессель с Алиной, Издебский, еще человек пять. Ганжа не хотел длить конфликт у них на глазах. Он только хмыкнул и сквозь стекло посмотрел на Майю.

— Понятно.

— Да, — кивнул Габриэлян, — это можно и так расценить.

Он тоже сел в машину, завел двигатель, увидел, что Ганжа, чтобы не попадать в еще более дурацкое положение, отошел в сторону — и осторожно вывел свою "Волгу" из ряда.

— Извините, — сказала Майя. — Я и не думала, что он притащится сюда. Смелости нет, совести тоже, но хоть мозги-то должны работать.

Думали. Поэтому и обрадовались.

— Он оказался в сложном положении. Если бы вы погибли или стали высокой госпожой, к нему не было бы никаких претензий. Но живая и в прежнем статусе вы ему очень мешаете…

— Умирать по

такому случаю, — Майя Львовна весело, как и положено дочери Льва, оскалилась, — не собираюсь.

— Полагаю, даже Сергей Ильич не пришел бы к вам с этим предложением.

Майя Львовна только хмыкнула.

— Давайте лучше поговорим о нас с вами, Вадим Арович.

— Давайте. Для начала — куда мы едем?

— Туда, где нам будет удобно — если вы имели в виду именно это, и если у вас есть такое место. Мне кажется, нам обоим нужна хорошая порция жизни.

Габриэлян кивнул. Время было, хорошая порция жизни никому никогда не мешала. Место… место несложно найти, особенно в виду уже высказанной просьбы, но…

— У вас есть какие-то предпочтения?

— Есть дорогое заведение под названием "Сондовон". Бар, ресторан, баня и нечто вроде отеля на одну ночь… вместе с сервисом, если есть желание.

Габриэлян нашел адрес, сделал заказ. В клубе была парковка, но он в таких случаях предпочитал оставлять машину на улице. Если кому-то придет в голову добавить к хитрой электронике "осени" какую-нибудь еще более хитрую электронику, то под прицелом уличных снитчей это сделать сложнее, чем в закрытом помещении.

Снаружи "Сондовон" понравился: неброская дороговизна старого московского особняка, прячущего более современные пристройки во дворе. Веселый дом не кричал о своем присутствии на улице, он вписывался в деловой квартал: слева торгуют металлом, справа — ценными бумагами, а у нас — удовольствием, с той же респектабельностью и добросовестностью. Внутри "Сондовон" понравился тоже. Гостевая приемная обставлена по-европейски, и только за спиной дежурной — большая картина в восточной манере: сосны и волны, соответствующие названию заведения. Дежурная, приветствуя гостей, поклонилась. Номер с почасовой оплатой, номер на ночь, кабинет? Будете ли заказывать ужин? В номер или в кабинет или в общий зал?

Габриэлян кивнул спутнице и, услышав "номер на ночь, меню в номер, карту", кивнул еще раз.

Полчаса спустя оба сидели в номере, за низеньким столиком в восточном стиле, и ели холодное — Майя не хотела ждать заказа долго — мясное ассорти под мерло.

— Вадим Арович, праздника это нам, конечно, не испортит, — гейша поддела на вилку кусок буженины, — но обращение по имени-отчеству и на "вы", на мой взгляд несколько отдает "Бесприданницей" Островского.

— Это предложение выпить на брудершафт?

— Да. Как к вам обращаются… ну если не друзья, то хорошие знакомые?

— Вы гейша — как вы думаете?

Майя прищурилась, чуть откинувшись на пятки.

— Ну, подчиненные-то по имени-отчеству, знакомые — Анастасов называл вас только по фамилии, а друзья… у вас есть прозвище?

— Нет. Почему-то не липнут. Даже в школе не было.

— Вадим, Вадим… — она попробовала имя на вкус, — нет, ничего не выходит. С "ичем" — нормально, а так — словно обрезано… Вы страшный человек, Габриэлян — вас не хочется звать по имени.