Выстрелы с той стороны
Шрифт:
Азизова повернулась к нему.
— Спасибо.
— Совершенно не за что.
— Я знаю.
Вечеринку с гейшами организовать не удалось: сначала была чистка московского Управления, потом — Мозес, потом Днепр, а потом Аркадий Петрович приказал завернуть Габриэляна прямо с проходной и не пускать в Цитадель, пока не закончится отпуск по состоянию здоровья. Удивлённый Габриэлян решил по такому случаю пройтись от Цитадели пешком.
Весна, уже захватившая Украину, добралась, наконец, и до Москвы. Осаду столицы она традиционно готовила долго, но штурм бывал всегда быстрым и яростным: южный ветер в считанные часы разгонял облачную армаду, подсушивал и прогревал асфальт, будил к жизни дремлющие деревья.
Габриэлян шёл вдоль реки, когда комм пропел о приходе текстового сообщения на один из адресов для "внешней" связи.
Бондарев звал Габриэляна на вечер "Инфокома", по случаю тридцатилетия компании, в VIP-зал. Писал, что адрес получил от университетского товарища, Паши Анастасова, который, кстати, тоже там будет. Обещал лучших гейш Москвы. Габриэлян подумал и отписал в ответ, что, спасибо, придёт — можно ли получить еще один пропуск? И приложил индекс для голосовой связи.
Может быть, это просто попытка выразить благодарность. Может быть — вторая древнейшая профессия — Бондарев надеется что-то из него вытащить, а то и вовсе завязать узелок. Если так, будет интересно посмотреть, как работает совсем другая школа. А может быть, это бондаревское начальство. Или не бондаревское вовсе. Так что кого-то с собой, а кого-то на внешний контроль. А делятся пусть сами.
Бондарев связался с ним меньше, чем через минуту. Габриэлян не раз видел его на снимках, но вживую журналист производил совсем другое впечатление. В статике он из-за ранней седины и общей сухопарости казался суровым аскетом. В динамике он походил, наверное, на Суворова: очень подвижный, улыбчивый, с петушиной пластикой и высоковатым для мужчины его лет тенорком. Габриэлян знал, что ложным обвинением избрали именно изнасилование потому, что Бондарев был известный в кругах донжуан. Теперь он понимал, как Бондареву это удается. Факел совершенно неподдельного темперамента. Штурм унд дранг. Конечно, да. Конечно, еще один пропуск — очень легко. Дресс-код? Какая чепуха, носить нужно то, в чем удобно. Мы вас ждем с нетерпением, какая радость, что вы согласились. Я вам так признателен…
Интересно, за что. Спасти я вас ни от чего особенного не спас, а материал угробил, — подумал Габриэлян, говоря все положенные слова. Все-таки бестолковый мы вид, у журавлей, например, эти социально предписанные телодвижения выглядят не в пример красивее. Да и у жуков-скарабеев тоже…
На вечеринку он пришел с Кесселем, а стажер Александра Кашина вела наружное наблюдение. Габриэлян взял Кашину по двум причинам: во-первых, скрывать ничего не собирался, во-вторых, вокруг этой девушки увивался Король — ну и будет повод лишний раз пообщаться. А в третьих, если с приглашением что-то серьезно не так, маловероятно, но чем Сурт не шутит, то оппоненты официальное наблюдение засекут обязательно — и, будем надеяться, осознают, что стеснены в средствах.
Небоскреб Инфокома в Сокольниках походил на развернутый и изогнутый веер — поздняя Реконструкция, когда на радостях изощрялись кто во что горазд. Тридцатилетний юбилей отмечали громко, в фойе было полно народу в бумажных колпаках, под ногами шуршали серпантин и конфетти, отчетливо пахло шампанским. Но, увидев фамилию Габриэляна в отдельном списке, дежурный отправил подчиненного проводить гостей не в шумный конференц-зал и не в зимний сад, уставленный столиками, а на самую верхотуру.
Вид на город был хорош. Лучше, чем из дому, лучше даже, чем с крыши управления. Удачный ракурс. Виден и центр, и Сити, и — совсем уже далеко, сквозь столичное весеннее марево — цветные друзы промышленной зоны за вторым внешним кольцом, а между ними — огни, потоки огня, машины, окна, сигнальные маяки на крышах высоток. Конечно, довоенной плотности населения ни Москве, ни области не видать — да и никто не даст до такого довести — и можно бы селиться пониже и попросторнее… и не спасла бы высотные здания общепризнанная их экономичность, если бы москвичи не любили ульи. Вот они, гудят, наливаются желтым электрическим медом. Собирай — не хочу. Некоторые и собирают.
— Добрый вечер! — едва не вприпрыжку подошел Бондарев. Во плоти он еще больше походил на Суворова. Невысокий — макушка где-то на уровне габриэляновского носа — худой, длиннорукий. — Идём, все уже собрались. С кем имею…? — он задрал подбородок, вглядываясь в Кесселя.
— Позвольте представить, Кессель Андрей Робертович. Мой друг и отчасти коллега.
Тактичный человек Бондарев. Или осторожный. Кесселя он точно должен знать — все концы в Туле сводил именно Кессель, а в Туле с Бондаревым еще какое-то время будут разговаривать очень вежливо.
— Очень приятно, Бондарев, — журналист коротко тряхнул руку Суслика. — Ну, пройдёмте, господа. Нам неслыханно повезло: Алина Белоцерковская сегодня принимает гостей в последний раз. Я же сказал: будут лучшие гейши Москвы.
Лучшей гейше Москвы на вид никто не дал бы больше сорока — Габриэлян просто знал, что там все шестьдесят. Об Алине он слышал еще когда учился в школе.
Конечно, шестьдесят — это не предел. Дядя был краем знаком с Лямзиной, а она оставила "мир цветов и ив", когда ей было за восемьдесят — и никто бы не посмел сказать, что она там задержалась. Но это всё же вопрос стиля и личного выбора. Габриэлян улыбнулся — "Скорей бы мне под пятьдесят, чтоб ей под девяносто".
— Добрый вечер, — сказали из тени за правым плечом. — Позволите представить вас гостям и учительнице, Вадим Арович?
— Да, конечно, спасибо.
Майя Львовна больше не напоминала кобылу Мэг. В облегающем псевдоготическом трико на многочисленных шнуровках, в прямой тёмно-зеленой юбке с разрезами, она была теперь настоящей аборигенкой Авалона. Даже пахло от нее свежесрезанной травой и яблоками.
— Но… — развел руками Бондарев, как бы жалуясь, что у него отбирают эту возможность.
— Что поделаешь, — грустно сказал Кессель и его баритон возымел обычное успокаивающее действие (вот в ком пропал хозяин приемов), — кочевники. Налетают и похищают.
Габриэлян и Кессель, ведомые Майей, сделали "круг почета" по маленькому залу, уставленному столами, диванчиками и пуфами, перездоровались со всеми, очутились возле буфета. К винам и закускам придраться не мог бы даже Суслик. Буфет располагался на небольшом возвышении и, угощаясь трехэтажным бутербродиком из тоненько порезанной булочки с кунжутом, буженины, яйца и зелени, Габриэлян окинул взглядом весь зал.
— Литературно-информационный мэйнстрим, — тихо проговорил Суслик, оторвавшись на миг от мукузани, — с интересными добавками.
Габриэлян кивнул, соглашаясь. А мы тут — свидетельство того, что Инфоком по-прежнему пользуется высочайшим благоволением. Несмотря на. Или даже благодаря. Интересно, сколько присутствующих сделает про себя вывод, что тульский материал был не личной инициативой Бондарева, а заказом?
Майя как-то незаметно растворилась, но ее быстро сменил Бондарев.
— Интервью, небось, не дадите? — улыбнулся он.