Выстрелы с той стороны
Шрифт:
Мне снилось, как будто я дома, то есть у тети Вали. Завтракаю, и рассказываю ей нелепый, страшный сон... как будто я попал в другой мир, и хочу выбраться, и не знаю, как. И она смеется, и мне тоже весело, я вспоминаю все новые и новые подробности... а Линда тычет мордой мне в колени, попрошайничает. - Эй, ты! Как тебя... Николай! Я рывком сел, протирая глаза. В голове крутилось одно: не сон... не сон. - Николай, слышь... Тут твои пришли. Пойдешь? - Да, - глухо ответил я. Вскочил. Пошел вслед за хозяином, кусая губы хотелось плакать. За что это мне, за что? У меня послезавтра занятия начинаются в институте... Мне обязательно нужно назад. После сна, как обычно, на меня напала какая-то хандра, все виделось в черном свете. Если до того я еще как-то держался, то сейчас готов был расплакаться в любую минуту. Такое состояние у меня было в семь лет, когда меня положили в больницу. Мне так хотелось к родителям! Я терпел сначала, не думал о них. Но как-то утром проснулся - мой сосед по палате ревел в подушку. И я тоже начал реветь, и так хлюпал весь день... Распустился, и сразу такое отчаяние подступило. На воздухе я немного ободрился, собрался. У соседней избы мы увидели трех парней постарше меня, выглядевших совсем иначе, чем местные жители. Одежда их представляла какую-то смесь нашей и местной. Один, например, был в джинсах и некрашеной холщовой куртке. Другой, наоборот, в местных штанах и синей болонье. Через плечо у всех троих висели автоматы, не АКМ, другие какие-то, с коротким стволом, незнакомые. У ног стояли огромные, пошитые из холстины, туго набитые рюкзаки. И на лицах было что-то... не совсем наше. Такое ощущение, что давно уже они здесь, какая-то местная печать легла на лица. - Привет, - сказал один из них, в синей болонье, высокий, белокурый, - Ты что, недавно проявился? - Провалился сюда? Да, недавно, только что. - Повезло тебе, - тихо сказал парень, - дешево отделался. Меня зовут Артем, он протянул мне руку. - Николай. А вы давно здесь? - Кто как. Я уже третий год. Эти, - он кивнул на ребят, - по полгода примерно. Да не пугайся ты, - успокоил он меня. Сердце и в самом деле зашлось, видимо, на лице моем это как-то отразилось. - Я не могу так долго! У меня занятия начинаются... у меня тетка больная. Артем внимательно посмотрел на меня. Положил руку мне на плечо. - Эх, Коля... Ты что считаешь, мы здесь по своей воле гуляем? У меня дома жена и грудной ребенок. То есть какой грудной... он уже, наверное, говорить начал. - Что же делать?
– нервно спросил я. - Не знаю... вот думаем, что делать. Пойдешь с нами? Я оглянулся на Аганора. Тот с деланным равнодушием пожал плечами. - Пойду, - сказал я, - Если возьмете.
2
По дороге мы познакомились с двумя другими ребятами. Все они были из Зеркальска. Один из них - коренастый, приземистый - так же, как и я, учился в Политехническом, только на третьем курсе, звали его Иван. Второй, Максим, работал после техникума на радиозаводе. Я стал его расспрашивать, не попал ли он сюда, как и я, через "дыру" в карьере... радиозавод там близко. Но Максим меня разочаровал: - "Дыры" долго не держатся. Иначе бы давно кто-нибудь это дело раскусил. Я попал на Зеркальном озере, еще весной... купались с ребятами. Не знаю, что они подумали, наверное, что утонул... и родителям, видно, так сказали. - Сюда все из Зеркальска попадают?
– спросил я. - Нет, не только... хотя и часто, - ответил Артем, - там, видно, какое-то место... аномалия какая-то. Метрика пространства дырявая. Но из других городов тоже попадают. - Так много здесь народа? - Наших? Да, несколько сот будет. Может, больше тысячи... Но видишь, это же за десятилетия. Здесь есть, кто с войны еще живет... да успокойся ты, не дергайся. Я хотел упомянуть о родителях, о тете Вале, о собаке... но вспомнил о положении Артема и прикусил язык. Ему и в самом деле было еще хуже. - А зачем у вас это?
– я показал на автомат. Артем усмехнулся. - Воробьев стрелять... Может, правда, для охоты, подумал я и не стал дальше расспрашивать. Но Артем неожиданно заговорил сам. - Слышишь... на всякий случай. Если увидишь всадников... или свет какой увидишь - сразу падай на землю. Если оружия нет. Падай и уползай, желательно, подальше. Лучше всего, чтобы они тебя не увидели. Ясно? - А кто эти всадники? Адванты? - А, ты уже слышал? Да, они самые... - Откуда они? - Тоже с Земли. Только они другие. Они сами сюда приходят. - Значит, они могут и вернуться!
– вскрикнул я. Артем кивнул. - В том-то и дело. Они могут. Но нас они туда не пустят. - Почему? - Да хрен их знает, почему... Они же адванты. Разве нормальный человек добровольно согласится здесь жить? Мы шли по каменистой равнине, забирая к востоку, к горам. Я заметил, что ребята
– спросил я, жадно жуя рыбу. Макс покачал головой. - Ни в коем случае. Во-первых, замерзнем... - Во-вторых, опасно, - добавил Ваня, - нам за горы надо. И чем скорее, тем лучше. Туда адванты не сунутся. - Но часок отдохнем, - резюмировал Артем. - Слушайте, расскажите мне по-человечески, что за место такое... я ведь ничего не знаю! Кто такие эти адванты? Почему они нас не пускают назад? - Хорошо, слушай, - медленно сказал Артем. И стал рассказывать. Остальные во время его рассказа молчали, лишь изредка вставляя дополнения и замечания. И вот что я усвоил из объяснений Артема. Земля, куда я попал, называется Ладиорти. Это то ли остров, то ли полуостров никто толком не знает. Вокруг океан. Тут сплошная долина, дальше - горы, а за горами никто не живет, кроме наших... местные жители, похоже, просто вымерли. Только и осталось - вот это селение у моря, местные рыбаки. А там, за горами заброшенные деревни, никого нет. Как будто эпидемия прошла... нет, тогда бы трупы остались. Просто как будто жители все снялись и ушли неведомо куда. - А может, они к нам попадают, на Землю?
– высказал я догадку. Артем покачал головой. - Нет... здесь нет других выходов. Есть один, говорят, но его охраняют адванты. Адванты - это маги. Они живут в замке в центре долины, подчиняются все какой-то своей Королеве. Она, похоже, не с Земли, но и не местная. Вообще неизвестно откуда. И она вообще не человек, как говорят. Никто из наших, ее, конечно, не видел - просто по легендам. Где находится выход - тоже никто не знает. Предполагали раньше, что в замке у адвантов. Но потом несколько ребят проследили, где они выходят - они-то могут на Землю возвращаться по желанию. Они выходят в одном месте у моря... Попробовали там выйти - закрыто. И так, и сяк пробовали. Видимо, это магия какая-то. Но известно, что если удастся захватить Замок, то и выход найдется. Может, тогда магия рухнет. А может, в Замке какая-то книга есть, объясняющая, как выйти. - А почему вы не пойдете и не поговорите с ними по-хорошему? - Да невозможно с ними разговаривать! Они не говорят с нами, понимаешь? Только нас увидят - и все... ложись и не дыши. Лучше всего Богу молиться. Нормального оружия у адвантов нет. Они белые маги, и им запрещено убивать. У них магическое оружие, которое испускает свет... но это в сто раз хуже любого нормального. Если, не дай Бог, попадешь в их луч - во-первых, боль жуткая, во-вторых, потом болеть будешь долго, и хорошо, если не умрешь. И лечить нечем, не поддается это лечению. Это у них за убийство не считается, потому что это свет, а свет, как они думают, не может повредить душе. - Может быть, и не может, - сказал Ваня, - но я лично, когда сюда попал, еще ничего не знал, шел, и попал под луч... так я потом два месяца лежал. Еле до людей дополз... Не знаю, как душе, а мне было хреново. - А многие и умирают, - добавил Макс, - не сразу, так потом... - Ладно, не запугивайте парня. Ничего, справиться можно. Мы для этого вот и автоматы носим. Потому что убить их практически невозможно, свет защищает, но можно ранить, и тогда они отступят... иначе их вообще не заставишь отойти. В переговоры они не вступают, пленных тоже не берут. Там, за горами, местных жителей уже нет. Поэтому кормить себя нам приходится самим. Рожь растим, картошку, охотимся - чуть подальше отойдешь, там зверье водится и птица. Иногда ходим в поселок, вымениваем рыбу... бывает, что и воруют, действительно... Люди в отчаянье впадают, особенно у кого семьи. Когда недород особенно, по весне у нас всегда голодуха страшная. Здесь такой климат почти всегда недород. Как весна, начинаем кору с деревьев обгладывать... Дети так те не выдерживают часто, умирают. Да, у нас и дети есть - люди ведь живут здесь десятилетиями, вот и семьей многие обзавелись. Женщин много, но на эту сторону они редко ходят... опасно. - Это ты правильно сделал, что у рыбака не остался. Он тебя хотел рабом сделать. Поставил бы тебе потом клеймо, и все... У них так. - Как бы я у него остался... я домой хочу. Поэтому и с вами пошел. - Ох, неизвестно, сможем ли мы тебе помочь. Ну а карманы он тебе, конечно, обчистил? - Конечно. - Жаль. Иногда люди сюда с такими вещами попадают... у одного, например, часы были золотые на брелоке. - У меня ничего особенного не было... - Все равно. Тут золото очень ценится, вообще - драгметаллы. И курево тоже... Оказывается, есть еще и торговцы. Они приплывают с Шести Островов, там у них какая-то страна, где уровень жизни много выше, чем у местных рыбаков. Там у них и железо есть, и деньги... И вот, кстати, неплохое скорострельное оружие. Оружие - наша единственная надежда. Оно слабо действует против магических лучей, но все же действует. Но его у нас очень мало. Торговцы могут привезти сколько угодно, могут всех вооружить, но сейчас на все наши поселения - около пяти десятков годных к употреблению автоматов, да еще ведь нужно патроны докупать. Мы все сдаем в общий фонд у кого что есть, да еще золото моем, месторождение есть, но мало выходит... Но пока оружие выдают только тем, кто ходит к рыбакам, да на разведку или попытать счастья у адвантов. Ну еще патрульным - мы вдоль границы поселений все время охраняем, а то у этих друзей хватит ума и в наступление перейти. На самом деле они со своими лучами давно могли бы нас всех выкурить... но их тоже не так много там, в Замке. И использовать эти лучи можно не безгранично - человек устает от этого довольно быстро. Еще беда в том, что у них лошади. Мы тоже пытались лошадей завести, но не получается.. как весна - так всех съедаем. Мне еще повезло, оказывается, я осенью сюда попал, и урожай в этом году неплохой. Сытое время... А они как питаются? Тоже что-то выращивают - но они же маги. У них получается. Да и зачем им питаться здесь, они на Землю попадают в любой момент, когда нужно.
У них тоже не очень-то хорошие отношения с рыбаками. Последним вообще пришельцы с Земли стоят поперек горла - что белые маги, что не белые и не маги. Свою выгоду, конечно, они пытаются извлечь... но в общем - тихо вымирают. Многие дети переходят к адвантам, потому что адванты у них свою школу открыли... где самых способных детей отбирают и колдовству обучают, а потом забирают к себе. И еще больницу открыли, а это, конечно, рыбакам нравится, потому что худо-бедно, они действительно лечат. Но все равно рыбаки их не любят. А за что их любить, за то, что они детей сманивают и вообще пытаются все устроить так, как им, адвантам, выгодно и нравится? Говорят, поэтому и из-за гор местные люди ушли... поняли, что либо адванты - либо они. А против магов им не выстоять. Рыбакам же просто идти некуда. Так мы лежали на земле и разговаривали, пока Артем не приказал подниматься. Я взвалил на плечи рюкзак Вани - довольно тяжелый - и мы двинулись дальше. Окончательно стемнело, хотя ночь здесь не была черной - северная, неяркая ночь, без звезд и луны. Я различал тропинку перед глазами, силуэт Макса впереди, и следовал за ним... Очень скоро рюкзак натер мне плечи, но я терпел до следующего короткого привала, где Артем сообразил сам: - Ты поди, с непривычки уже того... ладно, отдай рюкзак, отдохнешь немного. Мы шли всю ночь, я несколько раз засыпал на ходу, но к счастью, никто не встретился нам по пути. Несколько раз мы слышали стук копыт, видели вдалеке огни костров, но столкнуться ни с кем не пришлось.
На рассвете, завернувшись в брезент, который нес Артем, мы поспали несколько тревожных часов. При свете дня двинулись дальше. День был таким же, как и вчера - пасмурным, бессолнечным. Я нес рюкзак почти весь день. Плечи уже как-то привыкли, и только негромко ныли, постоянно напоминая о себе. В прошлом году мы ходили в поход с классом, на неделю в горы. Из этого похода я вынес впечатление - плечи ноют только первый день, а потом это уже как-то перестаешь замечать... по крайней мере, это не настолько мучительно. Вот и сейчас так же - к вечеру я совершенно отупел. Уже ни горя особого не чувствовал, ни удивления... Земля как-то отдалилась, я думал о ее проблемах отстраненно. Представлял, что тетя Валя, наверное, уже пережила первый шок. Может быть, заявили в милицию, начали розыск. Родителям сообщили. Линда, наверное, все-таки вернулась домой. Куда она денется? Возможно, мама именно в этот момент сходит с ума... но что я-то могу поделать? Еще я вспомнил, что сегодня должны начаться занятия в институте. Интересно, когда меня отчислят - к концу первого семестра, наверное... подождут, посмотрят. Хотя должны же они хотя бы связаться с родственниками. Неужели, если я вернусь, придется заново сдавать вступительные? Я и так-то не особо надеялся пройти, все-таки у меня две тройки... у нас куда более умные парни поступали - медалисты, победители олимпиад. А Светка, интересно, что подумает? Может, пожалеет... в отношении ее я испытывал даже какое-то злорадное, мстительное чувство (из такого чувства, наверное, иногда самоубийством кончают - ага, вот повешусь, тогда пожалеешь!) Хотя вряд ли она пожалеет. Может, даже облегчение испытает - наконец-то избавилась от этого недотепы. А все-таки здорово мы с ней бродили по роще, когда поля наших факультетов оказались рядом. Мы с ней просто сбежали, встретились в лесу, и бродили весь день... И у нее было такое тонкое, почти прозрачное лицо, и смеялась она так звонко - отдавалось эхом на весь лес. Аромат этого дня, наверное, я никогда не забуду. Может, это и все, что останется в моей жизни от Светки - всего лишь неуловимый запах осеннего дня. Кругом тянулся все тот же поднадоевший пейзаж - то угрюмый, мертвый лес, то такие же безжизненные поля. Перелески, холмы, овраги. Мы по-прежнему жались к лесам и к кустарнику. Солнце и сегодня не собиралось, похоже, почтить нас своим вниманием. Когда остановились на обеденный привал, у меня вырвалось: - Как это небо осточертело... когда солнце-то выйдет наконец? - А здесь не бывает солнца, - огорошил меня Ваня. - Как?! - Ну как... как на Венере, - солидно пояснил он, - Сплошной облачный покров. Ни солнца, ни луны, ни звезд. - Привыкай, - добавил Артем. Я помолчал, переваривая новость. Потом спросил: - А почему? - Этого никто не знает, - сказал Артем, - местные говорят, раньше солнце было... это из-за колдовства. Как адванты пришли, так и затянуло. Поэтому здесь уже давно и урожаи плохие... гиблые места. И птиц нет, насекомых - заметил? Но это не из-за солнца, это тоже все колдовство. - А я слышал, адванты ни при чем, - вступил Макс. Артем поморщился. - Это они местным объясняют... А ты веришь. А я так тоже думаю - колдовство. Магия даром не проходит. Я сообразил, кого Артем мне напоминает. Я еще в школе смотрел фильм "Генералы песчаных карьеров", так вот там был такой главный герой, на него как раз Артем и похож... Высокий, светловолосый, держится как лидер. И тут же взвыл мысленно - о чем я думаю?! Значит, мне не только придется провести Бог знает сколько лет (может быть, и всю жизнь) в неизвестном гиблом месте, среди чужих, враждебных людей, на грани жизни и смерти, но вдобавок ко всему- еще жить без Солнца! Это такая мелочь, которую мы обычно не замечаем. Как воздух - пока он есть, мы о нем не думаем... так и солнце. Вроде бы - ну какая разница, затянуто небо тучами, или оно голубое... А когда нет надежды увидеть голубое небо, солнце - хочется тут же немедленно, не сходя с места удавиться. Потому что перенести это кажется совершенно невозможным. И вот в этот момент я почувствовал самую настоящую ненависть к адвантам. Ведь они, сволочи, возвращаются на Землю... они видят небо и солнце! А нам закрывают дорогу туда! Проклятые, подлые твари... Опомнись, сказал я себе, ты еще и в глаза их не видел... а уже ненавидишь. К вечеру я примирился даже и с отсутствием солнца. Я так устал... мне было уже абсолютно безразлично - земля, Ладиорти, солнце, родители... Мне хотелось только лечь и не двигаться. Спать ужасно хотелось. Стемнело, и я то и дело засыпал на ходу, иногда спотыкаясь, но Артем был безжалостен - мы продолжали идти и даже ускоряли шаг. До гор, казалось, было все так же далеко. Однажды мы изменили своему правилу, и стали пересекать ровное, открытое пространство... иначе нам пришлось бы делать слишком большой крюк в обход по кустам и оврагам. Впрочем, и этого я практически не замечал - умственные способности совершенно притупились. Я засыпал на ходу, и даже сон видел какой-то... своих новых однокурсников, особенно Вадьку Сторогина, он уже в армии отслужил, и в колхозе был самым крутым... мне снилось, будто мы с Вадькой идем по Ладиорти, и он мне так монотонно долбит что-то про банку, что надо большую банку трехлитровую, тогда мы пойдем к адвантам и возьмем у них браги, только где бы банку раздобыть... Разбудил меня чувствительный толчок в бок, от которого я едва не свалился. - Эй, ты чего? Слышишь, нет? За мной... Я мгновенно опомнился и побежал за Максом. Тот сгибался под тяжестью двух рюкзаков, своего и Артемовского... Сзади я услышал треск очередей. Машинально обернулся. Картина, которую я увидел, была просто фантастической. Прямо перед нами, как будто прикрывая отход, стояли во весь рост Артем и Ваня и экономно, по очереди, палили из автоматов. Там, куда они стреляли, были видны широкие конусы света. Три конуса призрачного пламени разных оттенков синеватый, розоватый, жемчужно-серый. Основанием конусы были обращены к нам, а в вершине их можно было хорошо различить четкие фигурки людей... адвантов. Даже на людей они были не похожи - закутаны в какие-то белые сверкающие плащи, одна рука поднята, и именно из нее струится это сияние. Я остановился и даже рот раскрыл. Это было так, как будто в руке каждый из адвантов держал мощный прожектор, заливающий долину светом... но была все-таки разница, это не обычные фонари. Конусы света были очень четко ограничены, что странно - у основания. Я явственно различал границу, где свет обрывался, переходил во тьму. Свет обычного фонаря рассеивается постепенно, там нет этой четкой границы... Артем и Ваня медленно отступали от этой светлой грани назад, не переставая стрелять. Тут Макс рванул меня за рукав, так, что я едва не опрокинулся, ладно, рюкзак перевесил. - Козел!
– прошипел он, - Пошли, быстро, б...! Второй раз приглашение повторять не пришлось. Я побежал вслед за Максом, переваливаясь под тяжестью рюкзака, как утка. Несмотря на более тяжелую ношу, спутник бежал гораздо быстрее меня и скоро исчез во тьме. О Господи... какое же широкое это поле. Казалось, мои ноги окончательно завязли. Это было как во сне, когда нужно бежать, и не можешь, уже не можешь пошевелиться... страшная тяжесть давит на плечи. Я был один, совершенно один где-то впереди исчез Макс, сзади, все ближе, раздавались редкие, скупые очереди, и значит, придвигался страшный свет... от которого мне не уйти. Не уйти... Я был готов выть от ужаса, как Линда, и лишь стискивал зубы, чтобы не завыть в самом деле. Проклятый рюкзак... может быть, сбросить его, мелькнула мысль. Нет... нехорошо получится. Я не мог уже бежать, я просто шел, быстро шел... лучше уж быстро идти, чем делать вид, что бежишь. Но выстрелы все приближались ко мне. Пот заливал глаза... И вдруг, в какой-то момент, тяжесть исчезла... Я обернулся - Артем быстро надевал лямки рюкзака. - Беги, - коротко приказал он, снова поднял оружие. Световые конусы надвигались на нас. - Беги... твою мать!
– заорал Артем не своим голосом. Я побежал... теперь было легче. Артем и Ваня уже не стреляли - они тоже спасались бегством... но уже невдалеке был лес. Если добежим до леса, думал я, задыхаясь... если добежим. Не знаю, откуда я взял, что от магического света можно спастись в лесу. Наверное, потому что мы бежали к лесу, и невозможно же представить, что и там не будет убежища... что же тогда делать? Я запаниковал на мгновение. И тогда меня обожгло. Самым краем. Только задело спину, правое плечо. В первый момент я не почувствовал боли - показалось, как будто железной скобой сковало загривок и руку. Боль пришла через две-три секунды, и такая, что я не удержался, закричал... тотчас Ваня обернулся ко мне - я увидел его глаза, светлые и бешеные, задержался на мгновение, схватил меня за руку и потащил за собой. Я падал на ходу, искры вертелись перед глазами... Ваня подхватил меня под мышку и так потащил. Я едва перебирал ногами, загривок ломило, хотелось орать благим матом, но теперь я сдерживался. Свет преследовал нас по пятам. Наконец древесная тень упала на наши головы... спасительная темнота. Тотчас затрещали очереди, и это было последнее, что я слышал...
Первое, что я осознал - была боль. Все та же, в правом плече и лопатке, но теперь ноющая, противная. На ожог не похоже - ломило где-то внутри. Второе - что я раздет, куртки и рубашки на мне нет, и на больных местах лежит что-то холодное, мокрое. Третье - что кто-то держит меня подмышки, а кто-то, точнее говоря, Артем заворачивает во что-то теплое... в куртку, кажется. - Сейчас не дай Бог простынет... Мне было ужасно стыдно. Я помнил, как парни орали на меня... действительно, ну что за фуфло... стоял как ненормальный, раскрыв рот. Бежать побыстрее не мог. Из-за меня им пришлось рисковать... Я предпочел бы и дальше не приходить в сознание. Но несмотря на темноту, Артем заметил, что глаза я открыл. - А, герой, - сказал он добродушно, - Ну как дела? Похоже, он не сердился на меня. - Да ничего, - попытался сказать я, но вышло какое-то сипение. - Болит?
– спросил он, - Поди, пить хочешь? Это он угадал. Пить хотелось ужасно. Макс протянул мне жестяную кружку. Я попробовал взять ее левой рукой - получилось. Мы сидели на расстеленном брезенте, похоже, на лесной полянке - небольшой просвет сумеречно-темного неба вверху, и вокруг сосны. - Они не заходят в лес?
– спросил я, выжимая все возможное из своих осипших связок. - Заходят, но неглубоко. Да мы их отогнали. Ничего, сюда они не сунутся, успокаивающе сказал Артем, - мы далеко ушли. - Может, и сунутся, - проворчал Макс. Мне опять стало неловко - из-за меня застряли тут. - Не каркай, - предложил Ваня, - А если они захотят идти за нами, то нам все равно не спастись... они верхом, догонят. Но я, кажется, попал в кого-то. Артем стал молча менять примочку на моем плече. От холода боль уходила куда-то вглубь, затаивалась. - В общем, все неплохо, - бодро сказал Ваня, - отбились, весь груз спасли. Колю, в общем, слегка задело, ерунда. Главное, второй раз так не влипнуть. - А они у гор сильнее патрулируют, - буркнул Макс. - Ладно, давайте спать.
В эту ночь я спал очень мало. Точнее говоря, забывался сном, впадал в беспамятство, но и сквозь этот полусон я чувствовал боль. Артем просыпался несколько раз, менял мне примочки... меня даже совесть замучила в конце концов, и я сказал: - Да ладно... я потерплю, спал бы. - Брось... без холода это терпеть невозможно. Я же знаю. У меня было такое. Но эта ночь была, в сущности, пустяком, по сравнению со следующим днем... Рюкзак, конечно, у меня забрали. Но теперь и просто идти было невыносимо трудно. Болело только плечо и спина, но так, как при переломе... я в детстве ключицу ломал, и как раз правую, так что ключица теперь тоже болела, по старой памяти. Каждый шаг отдавался новой ломящей волной. Сначала я как-то держался. Было и так неудобно за свое вчерашнее поведение. Потом уже перестал что-либо соображать, и стонал, и охал на каждом шагу. Но парни не обращали на мое нытье никакого внимания. Правда, привалы мы делали чаще... - Ты пойми, что это просто как фантомная боль, - объяснял мне Ваня, - Там, внутри, у тебя никаких повреждений нет. Ты абсолютно здоров. Тебя бы любой врач назвал симулянтом. На самом деле этой боли нет, понимаешь? Я все понимал, но легче от этого не становилось. Особенно трудно было подняться и идти дальше после отдыха. Постепенно боль слилась и распространилась на всю правую половину тела, я даже прихрамывал на правую ногу. А горы, казалось, даже и не думали приближаться. Артем все чаще с беспокойством оглядывался на меня... и я уже понимал, что меня не бросят. Если совсем не смогу идти - понесут. Но пока я еще мог. К счастью, адванты больше не попадались на нашем пути. Мы шли еще осторожнее, держались леса... Несколько раз слышали топот копыт, кто-нибудь командовал "ложись!", и мы валились куда попало - в овраг, в кусты... лишь бы схорониться, замереть, стать невидимыми. Ночью шли, спали утром и до полудня - как объяснили парни, самое безопасное время. Однажды, проснувшись, я понял, что уже не знаю, который день мы идем... когда я "проявился" здесь (местный термин). День и ночь слились в сплошные сумерки... иногда было чуть потемнее, иногда посветлее, вот и вся разница. Вся моя жизнедеятельность свелась к простому переставлению ног и мучительному пережиданию очередной волны боли... все мои мечты - к одной: скорее бы свалиться. А теперь мне нужно было снова вставать и идти... очень скоро. Я не мог и пошевелиться. Очень хотелось отлить, но я тянул со вставанием... чем дольше полежу, тем лучше. Но горы - горы стали заметно ближе. Голубая дымка исчезла, теперь они высились лесистыми громадами на горизонте. Макс делил порции на завтрак - каждому по два сухаря и по сушеной вобле. Ваня принес фляжку с водой. От этой воблы жутко хотелось пить. Я подумал, что по дороге мы точно ополовиним один из мешков... но что делать, есть-то надо. Вобла эта осточертела... я вспомнил тети Валин борщ. Поесть бы сейчас горячего... хоть бы чайку выпить. Костер мы так ни разу и не развели - ни к чему привлекать к себе лишнее внимание. Я ел лежа - катал во рту языком сухие крошки, размачивая их. Артем сидел рядом со мной. Внезапно я поймал его взгляд. - У тебя фонари под глазами, - сказал он, - Спишь мало? - Какой там сон... - Ничего, придем в поселок, там... там легче будет. Он не сказал - боль пройдет. Нет, наверное, лекарства от этой боли. - А долго это длится? Ну, болит долго?
– спросил я. - Это зависит от того, как тебя задело. Если легко, то неделю, может, две... я думаю, у тебя легко. Жара нет. Плохо, когда температура высокая... часто не выживают. А у тебя нет, значит так, ерунда. Он помолчал. Потом спросил неожиданно. - Тебе сколько лет, Коля? - Скоро восемнадцать. - В армию, значит, собирался... - Да. Я только что в институт поступил. Артем кивнул. - Тебе тяжело будет... отслужившим все-таки легче, - помолчал и добавил в утешение, - но ничего, справишься. Не боги горшки обжигают.
3
Уже четвертый день я живу в Граничном поселке. Боль почти прошла... вчера ощущалась еще довольно сильно, а сегодня - почти нет, так, свербит что-то внутри. Пожалуй, я совершенно напрасно занимаю койку в Катином лазарете. Надо будет сегодня пойти поискать себе жилье... поговорить с Артемом. Пристроят, наверное, куда-нибудь. Ведь как-то люди у них устраиваются. С такими мыслями я сидел на койке (вернее - на низкой широкой лавке, ни о каких пружинах здесь даже речи нет), чесал себе бок и смотрел в тусклое слюдяное оконце. Я уже привык к местным условиям - к этой вечной полутьме внутри домов, к земляным полам, к насекомым, спокойно делящим кров с гомо сапиенс, к запаху печного дыма (иногда даже приятному). Как будто так и надо... А здесь, в лазарете у Кати даже уютно. Все-таки, молодец она, здорово все устроила. Хижина разделена на три отсека - в самом маленьком лежат женщины, во втором мужчины-больные, а здесь - пораженные светом. Кроме меня, здесь еще один мужик лет пятидесяти, сейчас он спит. И парень немногим старше меня, Алешка... Временами он начинает стонать, но большей частью молчит. У него высокая температура держится уже почти две недели, и сделать с этим ничего нельзя. У них тут и врач есть, и кое-какие лекарства, но против магии все лекарства бессильны. Мне становится очень не по себе, когда я смотрю в Алешкино лицо, с натянутой на скулах кожей, воспаленными сухими губами... потому что моего брата тоже зовут Лешей, и он примерно такого же возраста, как этот парень. Здесь, у Кати, царит чистота, порядок, насколько это возможно в такой хижине. Даже букет полевых цветов на скамеечке у окна. В шкафу у стены аккуратно разложены стопки постельного белья, полотенца для примочек, тазики, инструменты... Женщины подметают здесь по два раза в день, наводят порядок. Собственно, в основном Катя работает - она, похоже, отсюда выходит очень редко... героическая женщина - это же какой надо быть самоотверженной, чтобы похоронить себя в этом склепе. Хоть на тусклое здешнее небо посмотреть - так хочется, сил нет. Кате помогают две девушки помоложе и еще одна медсестра, пожилая, тетя Соня. Врач в поселке тоже есть, бывший хирург-ортопед, Михаил Аронович. Теперь он лечит абсолютно все болезни, от родильной горячки до дизентерии. Но устроила здесь все Катя, обыкновенная медсестра. Удивительная женщина Катя... Вошла - легка на помине. Улыбнулась мне, подошла к Алешке, откинула одеяло и стала в очередной раз обтирать его уксусом... Он полностью попал в луч, потерял сознание и довольно долго валялся под магическим светом. Борис Михайлыч - второй больной - видя такое дело, сам влез под луч и вытащил напарника... Но для него все кончилось не так уж страшно, он идет на поправку. А Лешка... Катя все пытается сбить ему температуру. Ничего не помогает - ни лекарства, ни обтирания. Сегодня она его уже каждые полчаса обтирает. Трудно понять, сколько Кате лет. Кажется - совсем молоденькая девушка. Не хрупкая, нет, довольно плотная, сильная. Но присмотришься - от глаз уже морщинки побежали. Может быть, ей двадцать пять лет, может - тридцать пять. Лицо у нее самое обыкновенное, но глаза такие удивительные... добрые глаза. Выражение всегда у них такое - доброе. Я за всю жизнь вижу только второго человека с такими глазами. Первая была - наша заведующая детским отделением больницы. Катя накрыла Алешку легким одеялом, подошла ко мне. - Как дела?
– спросила шепотом, чтобы не разбудить Бориса Михалыча. - Хорошо, - сказал я и для убедительности помахал правой рукой, - Мне, наверное, где-то место искать надо... хватит уже тут лежать. - Не торопись, - посоветовала Катя, - Мало ли что... бывают осложнения. Взяла метлу, стала чистить пол. Потом вышла в соседнее отделение, склонившись, что-то готовила на столике, подсела к одному из больных, стала его кормить с ложечки. Ясно... значит, обеденное время подходит. Я зевнул и лег на лавку. Как хорошо-то, когда поваляться можно... Никуда идти не надо, тащить усталое, изболевшееся тело, и прятаться ни от кого не надо, и бояться. Вот ведь и в таких условиях люди как-то устраиваются, живут. А куда деваться? К стыду моему, я уже почти и не думал о родителях, о тете Вале, о Линде... То есть думал, конечно, но как-то не переживал из-за этого, или переживал не так уже сильно. Гораздо большее место в моих мыслях занимало то, что происходит вокруг - вот цветы на подставочке... что это за цветы, почему они так пахнут? У нас я ни разу таких не видел, наверное, чисто местные. Паук, деловито спускающийся по сыроватой стене. Легкий храп Бориса Михалыча. Временами постанывание Алеши. Я подошел к нему. Лицо совершенно осунулось, побледнело, глаза, обметанные темным, горели, как угли. - Дай попить, - попросил он. Я сходил за кружкой, напоил его водой. Осторожно опустил на подушку. - Тяжелая работа, - пробормотал он. Я не понял: - Чего? - Тяжелая работа, - сказал он отчетливее, - Умирать... - Чего ты глупости говоришь, - сказал я неуверенно, - умирать собрался. Алешка закрыл глаза. - Коля, - сказал он, - Ты бы Темку позвал, что ли... - Темку... Артема? - Да. Мы с ним ведь в одной общаге жили... Я не понял - что за общага... неужели они были знакомы еще на Земле? Зашуршала занавеска, вошла Катя с подносом. - Возьми суп, Коля... ну что?
– спросила она шепотом, кивнув на Лешку. Тот застонал, не открывая глаз. Я взял миску с супом с подноса. - Он хотел Артема позвать. А я не знаю, где это... - Я пошлю Веронику, она позовет, - Катя кивнула, склонилась над Алешей. Тот открыл глаза, - Кушать хочешь? Алешка промычал что-то вроде отрицания. - Давай чего-нибудь покушаем, а? Хочешь, я тебе яблочко потру? - Не хочу ничего, - с выражением непередаваемого отвращения проскрипел Лешка. - Тогда давай - сладкого чаю, хорошо? - Только не горячего, - согласился больной. Катя вышла за чаем. Я с удовольствием выхлебал суп с размокшими в нем сухариками. Катя давала Лешке из поильника чай... - Ну еще немножко... ты же и половины не выпил. - Катя...
– простонал Лешка, - Ну отстань от меня ради Бога, а? Ну на фиг мне этот чай... - Не сдавайся, - сказала Катя строго, - ты чего это? - Не могу больше, - ответил Лешка тихо, - не могу. Я представил его состояние... если это длится уже две недели и не становится легче. Сразу заболела спина. Катя молча смотрела на Лешку. Ничего не говорила, ни слова. Потом поправила одеяло и вышла. Боль в спине не проходила... я вспомнил Катины слова об осложнениях. Может, правда... не дай Бог что-нибудь такое! Да нет, наверное, от сочувствия заболело. Я лег на лавку, накрылся одеялом. Меня, кажется, начинало знобить. Я вспоминал моего Алешку... он старше меня всего на два года. Этим летом вернулся из армии. Служил он под Москвой, и в общем, у него все обошлось благополучно. Но сейчас я вспоминал, как мы в детстве с ним лазали по гаражам... у нас там даже свой тайный домик был, на крышах. Кто-то сделал странную пристройку наверху, и там мы хранили копилку, тетрадку, где писали историю Корабля Призраков, и еще - наблюдения про всех знакомых девчонок... Алешка тогда собирался психологом стать. Хотя был двоечником, меня ему еще в пример ставили. Мы сидели с ним в этом домике, и болтали - часами... это так здорово, когда у тебя есть вот такой брат - друг, почти одного с тобой возраста. Я вспоминал, как нас обоих родители ругали - всегда нам вдвоем попадало, и от этого между нами возникала даже какая-то солидарность против родителей и Аленки (которая была нас на пять лет старше, и вообще - отличница...) Особенно жуткий скандал был, когда мы с Лешей уехали в аэропорт, естественно, ничего не сказав родителям. Мы тогда решили, что станем летчиками, и нам жутко захотелось хотя бы издали посмотреть на самолеты... Родители нас потеряли. Мне было десять лет, Лешке - двенадцать. Отец попытался нас выпороть, но это ему не удалось - мы носились по всей квартире от него и прятались в большой шкаф в прихожей. Я вспомнил, как родители долго пытались нас выманить из этого шкафа... Ужасно, но вот этот парень, которого я почти совсем не знаю, и который, наверное, действительно, умирает он очень похож на Лешку. Лицо, конечно, другое, и голос, и все - но почему-то похож. Может быть, тем, что мой Лешка в самом деле мог бы быть на его месте. Тут мне стало совсем плохо. Я видел лицо брата, и оно странным образом превращалось, переливалось в лицо умирающего парня, он оживленно рассказывал мне об армии, но губы его становились сухими, воспаленными, и дыхание вырывалось со свистом... Так постепенно я заснул.
Дневной свет уже не пробивался снаружи, оконце было непроницаемо темным. Только свечи в двух прибитых к стене самодельных канделябрах наполняли комнату колеблющимся, неясным светом. Борис Михалыч грузно ворочался с боку на бок. Я отвернулся от него и увидел Катю. Она сидела у столика, с каким-то шитьем, но шитье было отложено. Катя сложила руки на коленях и как-то вся ушла в себя, и по выражению ее лица, по легкому шевелению губ я понял, что Катя молится. Отчего-то это простое действие поразило меня. С одной стороны, это очень подходило к Кате, и даже объясняло, почему она вот такая, и где она находит силы и желание целыми днями торчать в этом тусклом аду, и без конца пытаться смягчить чужие страдания. С другой стороны, это нехитрое зрелище вдруг напомнило мне о моих собственных отношениях с Богом... не было у меня с Ним никаких отношений. До сих пор я даже не задумывался о том, что там наверху, возможно, что-то есть. В школе нам внушали, что ничего подобного нет и быть не может. Но если подумать, где-то в глубине души я все равно ощущал, что - есть... что-то такое есть. Только я не знал - что... Странно, откуда же в наши дни верующие люди. Вот как Катя... Ведь она молодая женщина, не старушка какая-нибудь. Или она поверила уже в Ладиорти? А сколько она живет здесь? Скрипнула дверь, Катя вздрогнула, повернула лицо к входящим. Они сбрасывали на пороге мокрые куртки - на улице моросил дождь. Подходили по очереди к постели Алеши. Артем, Ваня, Макс и еще незнакомый мне мужчина постарше. Мне они кивнули по разу, поздоровались и больше не обращали на меня внимания. Я сжался, как мышь, под одеялом... Мне было страшно отчего-то. Так страшно, как бывает в детстве, когда лежишь один в темной комнате, и тени ходят по стенам. Здесь было тоже темно. И все молчали или разговаривали вполголоса. Как будто кто-то страшный прокрался сюда, и люди боялись раздразнить его... Незнакомый мужчина зажег лучину рядом с кроватью Алеши. Больной открыл глаза и молча смотрел на друзей. И они не говорили ничего. Просто стояли и смотрели. Они и вчера приходили, и позавчера. Но не все вместе. Приносили яблоки, груши, болтали о том, о сем. А сегодня ничего не принесли. - Тем, - сказал Алешка, - сядь ко мне, что ли. И дай руку. Артем выполнил его просьбу. - Страшно, - сказал Лешка жалобно. - Ничего, - прошептал Артем, голос его было трудно узнать, - Ничего, все хорошо будет. - Страшно, - повторил Лешка. И я понял, как ему страшно. Они все стояли возле него, его друзья, на которых он мог положиться, которым он верил... и все-таки он был одинок. Бездна ожидала его, и в эту бездну ничего и никого нельзя было взять с собой. И никто не мог помочь ему. Никто не мог вытащить его из этой бездны, как вытащил Борис Михайлович из-под смертельного луча. И Лешка не выдержал этого ужаса... Он начал болтать. - Если будешь на Земле... если вернешься, - он говорил только с Артемом, больше ни с кем, - Сообщи Ленке. Ты сам скажи. Она живет на 3-го Интернационала, дом 5, квартира 67. Запомни, пожалуйста. Дом 5, квартира 67. 5, 6, 7 - легко запомнить. Только не рассказывай ничего. Она не поймет и не поверит. Просто скажи - умер... так получилось. Они никто не поймут и не поверят. Лучше бы я попал в Афган... тогда бы хоть погиб нормально. Мать бы на могилку ходила, Ленка... думали бы, что у них сын - герой. А я тут... Лешка что-то еще говорил, потом начал заговариваться, его слова было все труднее различить. Он уже не говорил - шелестел... Потом замолчал, глаза закрылись, словно от непосильного напряжения, пальцы лихорадочно вцепились в руку Артема. Все стали выходить, прощаться... Только Артем остался сидеть с умирающим - не отнимать же руку. Когда все вышли, Лешка снова открыл глаза и произнес отчетливо. - Тяжело... умирать. Через некоторое время Катя подошла к Артему. - Ты иди, Тема... хватит уже. Артем покачал головой. - Иди, - мягко настаивала Катя, - Я тут останусь. Иди, не надо... - А если он опять проснется?
– спросил Артем хрипло. - Он долго так может, - сказала Катя, - Тебе ведь работать завтра... Иди. Если что, я сбегаю за тобой. Артем встал, подошел к двери, стал обуваться. - А ты как же?
– спросил он. Катя пожала плечами. - Я - что... не каждую же ночь сидеть приходится. Артем вышел, Катя села рядом с Алешкой и снова стала молиться. Я задремал. Когда я открыл глаза, Кати уже не было. Я повернул голову и увидел, что вместо Алешки на кровати лежит что-то совершенно неподвижное, каменное, и это что-то накрыто простыней полностью, до самой макушки.
Через два дня Артем привел меня в хижину, которая называлась у них "третьей общагой". Так было принято в Граничном Поселке - неженатые парни (и отдельно, естественно, женщины) жили вместе и вели общее хозяйство - по четыре-пять человек в хижине, "общежитии". Я уже знал, что все, кто проявляются в Ладиорти, живут здесь по-разному. В основном, населяют деревни, брошенные местными жителями - вдоль горной цепи таких деревень много... "Дом свободный, живите, кто хотите". Деревни эти уже получили русские названия, и жизнь в них течет - в каждой на свой лад. У нас в Граничном существовали довольно строгие порядки и серьезная власть. Руководил повседневной жизнью Совет во главе с председателем Евгением Павловичем Грушко. Он и на Земле был каким-то там руководителем... причем довольно дельным, судя по всему. Была у нас и армия - собственно, часть общей армии, образованной выходцами из большинства деревень. Нашим Граничным гарнизоном руководил тоже бывший лейтенант, правда, танкист. Кроме охраны поселка и походов за продовольствием, гарнизон выполнял также функции милиции. Мне уже рассказали, что в некоторых деревнях царит полная анархия, но люди в основном оттуда бегут в Граничный и другие поселки, где жизнь более-менее налажена. В Граничном Совет выработал Кодекс, довольно простой и конкретный. Ко мне в больницу специально пришел представитель Совета и дал ознакомиться с Кодексом. Законы здесь были такие же, как везде - запрещалось убивать, воровать (в том числе, и у местных), хулиганить, насиловать, и вообще безобразничать. Предусмотрены были за разные преступления довольно суровые наказания вплоть до расстрела. Вторая часть Кодекса состояла из обязанностей гражданина, от которых тоже запрещалось увиливать. Обязанность работать и обязанность для мужчин служить в армии, а для женщин - выполнять "социальные работы". В общем, все довольно просто и понятно. У меня даже ни одного вопроса не возникло. Кроме того, представитель расспросил меня о профессии, о том, что я умею делать... а что я умею? Только что закончил школу. Ну, немного в технике разбираюсь. Так какая здесь техника? Собак умею дрессировать... но собак у них здесь нет - по той же причине, что и лошадей. Ну что... зачислили меня в "общий рабочий отряд" и в армию, естественно. Артем указал мне на одну из лавок. Под ней стоял большой сундук - вот и вся мебель, которая отныне будет мне принадлежать... - Это Алешкино место, - спокойно сказал Артем, - устраивайся. Они, оказывается, все были из одной "общаги" - Артем, Ваня, Макс, еще с нами жил мужчина постарше, все называли его дядя Леня. Дядя Леня на Земле работал на мебельной фабрике, и здесь, соответственно, руководил бригадой столяров. Макс был его учеником, Артем работал в бригаде золотоискателей. Ваня, как и я, занимался "общими работами". В данный момент "общие работы" заключались в уборке картошки.... Мне пришлось вспомнить только что оставленные колхозные навыки. Правда, ни о каких картофелеуборочных комбайнах речи не шло - копали лопатами, причем не железными, а заточенными кремниевыми. Каменный век, думал я, втыкая в землю неровно обработанное орудие. После нескольких часов работы тело начинало ныть, а потом превращалось в тупой, бесчувственный автомат... Вот ведь жили и не замечали на Земле, как много хорошего вокруг. Ныли и возмущались, что условия плохие, что картошку убираем вручную... Попробовали бы здесь ее копать. Я уже не говорю о комбайнах или такой мелочи, как нормальные железные лопаты и вилы... взять, например, обыкновенное ведро. Здесь ничего подобного нет - или тяжелые глиняные тазы, или холщовые мешки. И уже мечтаешь о легком ведрышке с удобной дужкой, которая так хорошо ложится в руку. И так далее - тысяча мелочей, которые замечаешь только тогда, когда их нет. После работы два раза в неделю проводились учения. Я учился стрелять из автомата, разбирать его, чистить, собирать. В школе я был на сборах, и мне довелось пару раз пострелять из "Калашникова". Здешние автоматы были примитивнее, с коротким стволом, вообще отличались довольно сильно. Учили нас и другим вещам - тактике, ориентированию на местности, немного самбо. Кроме того, был курс по изучению местного языка Ладиорти. Оказывается дальше, в долине сохранились деревни местных жителей, и к востоку их было уже очень много... мы жили на окраине какой-то большой земли, о которой, по сути, ничего не знали. И там, на востоке, ничего не слышали о каких-то адвантах, о пришельцах, о Земле... Говорят, туда посылали экспедиции, но ни одна не вернулась. Но на всякий случай мы учили их язык - заодно и с рыбаками будет проще объясниться, если что. И с торговцами - те говорили на своем языке, которого здесь не знал никто, и еще на местном диалекте. Вот, собственно, так протекала моя новая жизнь. Раз в неделю, в субботу устраивали танцы, в остальное время мы ходили друг к другу в гости, в библиотеку - в основном она состояла из местных рукописных книг, просто шатались по поселку и окрестностям. Назвать эту жизнь скучной - пожалуй нельзя. Тяжелой, скудной сколько угодно. Я никогда в жизни столько не работал... но ясно было, что выхода другого нет и не предвидится. Что если мы хотим зимой и весной что-то есть, сейчас нет другого выхода, как напряженно работать. За две недели урожай был убран полностью - я участвовал в уборке не только картофеля, но и свеклы, моркови, яблок и даже ячменя. Посеяны озимые. Женщины работали на овощных складах. Ваню перевели на ремонт и утепление коровника, он немного умел плотничать. Меня же отправили с другими парнями, пока земля еще не замерзла (снега, говорят, здесь не бывает, но все равно - морозы), копать несколько новых погребов. Иначе не удастся сохранить весь урожай, который в этом году, говорили, уродился прямо-таки небывалым. Это меня немного успокаивало... если честно, я боюсь голода. Я читал в детстве о Ленинградской блокаде и как-то ярко представил себе, каково это - умереть от голода... когда вообще нет ничего. Никакой еды. И ладно еще, если бы ты был один, как в пустыне - лег и умер. А вокруг другие люди, маленькие дети, и все тоже умирают от голода... и еще работать надо, что-то делать, двигаться. Я очень этого боюсь, просто иррациональный страх какой-то. Но в этом году, говорили, еды хватит точно. И еще пять бычков подросли, которых можно будет постепенно забить. И теперь уже двенадцать молочных коров. Так что молоко в этом году будет и для взрослых... И даже масло будет, и сметана. Когда я думал об этом, на душе становилось как-то легче. Вот никогда бы не подумал раньше, что такие простые вещи будут для меня иметь такое огромное значение.
4
Работа достаточно монотонная... как говорят: бери глубже, кидай дальше. Мы с Димкой топтались в яме, выдалбливая ее каменными лопатами, и очень, очень медленно яма углублялась. Теперь мы кидали "отработанную" землю на холстину, и время от времени кто-то вылезал наружу, брал эту холстину за привязанные к концам веревки, вытягивал наверх и выкидывал из нее землю, образуя небольшой холмик. Надо же, думал я какими-то обрывками... в животе уже урчит. Всего два часа, наверное, прошло после обеда... скоро уже шабашить. А что сегодня на обед-то было? Чтоб я помнил... а, похлебка была с гречневой крупой. Мяса уже хочется, давно не ел. Но мясо здесь роскошь. Лопату я втыкаю с остервенением... как надоели эти "орудия неолита". Надавливаешь на нее всем весом, покачиваясь. Вырываешь... кидаешь землю на холстину. И снова втыкаешь. И так сотни, тысячи раз. Каждый день. Мозоли давно уже поджили, огрубели, не мешают. Разговаривать за работой невозможно - с дыхания сбиваешься. Интересно, когда же мы закончим этот погреб? Хорошо бы выучиться на кого-нибудь... на столяра или кремнебойца. Сидел бы обтачивал эти лопаты, ножи... Хоть бы квалификацию приобрел. Квалификация, тоже мне. Я остановился. Господи, неужели я до такой степени смирился со всем? Как будто я и не жил никогда на земле. Как будто нет у меня родителей, брата, сестры, тети. Собаки, в конце концов. Как будто я для этого на свет появился - ковырять землю каменным заступом в каком-то чужом неолите. Мне стало так страшно, что я сел прямо на землю. - Ты чего?
– Димка обернулся ко мне. Здоровый лоб, Димка, добродушный битюг, голову бреет налысо - для гигиены... сейчас уже ежик отрос. Впрочем, здесь у всех прически - просто блеск. - Погоди... я посижу минут пять. Димка пожал плечами, начал копать снова. Как автомат... как заведенный. Да неужели так можно? Или я какой-то... хлюпик, размазня, слабак. Интеллигентские комплексы. Но ведь нельзя же так. Надо прорываться, надо уходить отсюда. Лучше под карросы (так их магические кристаллы называются, которые излучают этот страшный свет)... лучше умереть совсем, чем так жить. - Слушай, Димка... почему мы не прорвемся? Захватить к черту их замок... - Умник, - говорит Димка с презрением, не прекращая копать, только сбавляя темп, - Думаешь, тут все дураки, кроме тебя, что ли? Или нам тут жить нравится? Оружия мало, болван. Так бы давно захватили. Я опустил голову. Проглотил комок - отчаяние подступило... даже как будто почернело все вокруг. - А говорить с ними не пробовали? - Пробовали такие умные...
– в том же тоне отвечает Димка, - Теперь уже не пробуют. - А что же делать?
– спросил я ослабевшим голосом. У меня вообще все ослабло внутри, казалось, я и двинуться больше не могу. - Что делать, ерш твою мать... работать надо. Расселся тут. Димка прав. Я поднимаюсь и покорно начинаю копать. Надо работать... вот так и живем, переваливаемся изо дня в день. Надо вставать, надо копать, надо сидеть при свете лучины, надо стирать задубевшими от холода руками колом стоящие портянки или штаны, надо идти в патруль, надо на учебу... каждую минуту что-нибудь надо. И просто некогда подумать о том, что все это - ненормально, что так не должно быть, что надо искать способ прорваться на Землю. Но наверное, кто-нибудь ищет этот способ... наверняка. Ведь у всех на Земле остались родные, семьи.. правда, и здесь многие семьи завели. Но все равно разве здесь жизнь? Да, есть такие, кто живет здесь уже десятилетия, привык. Но в основном все стремятся на Землю... есть здесь люди поумнее меня, может, они что-нибудь придумают. Учеба у нас была вчера, сегодня не нужно... зато сегодня я иду в патруль. Наша очередь сегодня. Но это позже, ночью. А завтра, значит, я на работу не выхожу до полудня - можно будет поспать. - Шабаш!
– кричит сверху бригадир. Из Димкиной могучей груди вырывается радостный вздох. Лопаты мы аккуратно кладем на холстину, один за другим поднимаемся по веревочной лестнице. День сегодня ничего... довольно светлый. Пять часов, и небо кажется уже чистым... просто я забыл, как выглядит голубое небо. Сейчас оно белое, светло-серое, довольно высокое. Если приглядеться, можно заметить за тучами сияние... более ярко освещенное место. Димка вытягивает холстину с лопатами и землей. Потягивается, расправляя уставшее тело. - Ох, е... мать, хорошо!