Выстрелы с той стороны
Шрифт:
— И ты… перевёлся в санвойска.
— Сэр, так точно, сэр.
Он заметил, что дверь носовой каюты приоткрыта и в щели блестит тёмно-карий глаз. Мэй по-русски не говорила, но понимала, похоже, довольно много.
— И как к этому отнеслись?
— Отпустили с дорогой душой. Им неустойчивый элемент в десанте нужен как дырка в затылке. Отправили на переподготовку.
— И помогло? — Эней уже, кажется, тоже сообразил, что разговор идет для троих.
— Кому? Мне — как видишь… Одним словом… у нас есть то, что было, и есть то, что есть. И нет того, что будет. Что решим, то и будет. Знаешь, где лежат грабли — вот и не наступай.
— Есть не наступать, — Эней снова мрачно усмехнулся.
— Мы тут с Игорем прикидывали. Боевую мы… не обойдем. Потому что они нас в покое не оставят — особенно теперь. А потом бросать надо. И хотя бы идти к тем людям, о которых писал твой командир.
— Мэй, — притворяться, что они не замечают, было уже бесполезно. — Дай планшетку.
В каюте пошуршали, потом Мэй раздвинула створки двери и протянула мужу планшетку на ремне. Эней снял с шеи флешку, вставил в гнездо.
— Эй, на палубе! Глуши мотор, иди сюда!
В проеме появилась голова Игоря.
— Светопреставление закончилось?
— Нет, — сказал Эней, — мы на стадии планирования.
Все уселись за стол. Мэй хмыкнула и приняла свою порцию.
— Тоха, свари кофе, — попросил Эней. — Меня что-то от коньяка развезло. Значит, так…
Аналитика следовало искать в Ниме. Псевдо — «Тезка той дамы, которая сделала твоему тезке лишнего врага — но не по твоей любимой книге, а по оригиналу» — потребовало путешествия в Сеть за «Энеидой» не Котляревского, а Вергилия. У Котляревского фурию звали Тезифона. «Потім і Турна навістила пресуча лютая яга, і из цього князька зробила Энею лишнього врага…» А у Вергилия имя фурии было Алекто. Ну а мистический близнец Энея жил в Екатеринбурге.
— А почему мистический? — спросил Антон.
— А потому что мы не знали друг друга, а когда увидели — оказалось, что мы похожи как братья. Он на четыре года старше. А в Екатеринбург его переправляли как раз мы с Ростбифом.
— Что за история?
— А у него за невестой охотился один. Лично за ней. Шантажировал. Квоту он свою выбрал уже, но ведь добровольно-то и сверх квоты можно…
— А сам этот брат твой мистический — не мог принцессу спасти?
— Рвался, еле удержали. Он же не боец, он бы пропал. Там даже Ростбиф спасовал — стрелять стрёмно было. Варк слишком старый. И слишком близко к ней подобрался. Нас ведь не потому готовят в мечники, что катана вся такая красивая и блестящая, а потому что стрелять можно не всегда.
— Мама дорогая, — вырвалось у Антона. На стол опустилась колба с кофе эспрессо. — Но всё-таки. Мы меняем курс?
— Нет, — Эней поморщился на «эспрессо». Он любил «капуччино». — Мы идем в Гесер. Закончить и забыть.
— Закончим, — сказал Игорь, — и займёмся, наконец, делом.
Эней положил руку на стол ладонью вверх. Сверху положила руку Мэй. Антон. Игорь. Десперадо. Костя. Эней «разбил».
— Кстати о варках, — сказал Антон. — Народ, тут я в своих файлах с молитвами одну классную штуку нарыл. Называется «Молитва оленя». Или «Щит святого Патрика». По-моему, как раз для нас. Она такая, знаете… боевая молитва. Просто ух.
Эней раскрыл файл по его указанию. Начал читать. Улыбнулся.
— Да, Тоха, ты прав. Это как раз для нас.
Интермедия. Человек искусства
Компания подобралась странная — возможно, потому что Каменевский приехал прямо из министерства международных связей и совершенно случайно прихватил с собой Лири и Гарфилда, представителей Содружества. Лири тут же начала обхаживать Майю на предмет участия в послезавтрашнем благотворительном концерте — больших ирландских посиделках в честь дня Патрика. Эти посиделки уже вошли в моду в Европах, а теперь вот приживались в Москве под девизом «среди ирландцев большинство все-таки не террористы». В мире более тринадцати миллионов ирландцев, распространялась Лири. Из них всего четыре — на Острове. Из тех, кто живет на Острове, не более четверти придерживаются религиозных предрассудков и сепаратистских убеждений. Из них не более двадцатой части предпринимают какие-то реальные действия против Аахена на Острове или на Материке. И даже среди этих — убийц совсем немного. Спрашивается: почему клеймо заведомых террористов висит на тринадцати миллионах человек из-за нескольких сотен мерзавцев?
— Потому что на них не написано, что они мерзавцы, — логично заключила Керимбекова, коллега Сергея по ЦСУ. — Пока кто-то из них не взорвет супермаркет или станцию метро. А как начнут опознавать, так и окажется, что фамилия у половины начинается на «О». Или что он эту «О» вычеркнул, чтобы было легче вписаться в общество.
Лири наступили на больную мозоль. Будь Майя на этой вечеринке как частное лицо, она напомнила бы Керимбековой, что каких-то сто лет назад точно так же рассуждали о тех, чья фамилия заканчивается на «еков», «аев», да и «изов» тоже. А потом ушла бы к чертовой матери. Но она была здесь как гейша. Коня в гости зовут не меду пить, а воду возить — и Майя немедленно вмешивалась в разговор, подливала вина, переключала спорящих на иных собеседников, играла и пела, подыгрывала, когда пели другие, танцевала со всеми по очереди — словом, возила воду и проклинала все на свете: Селянинова, поскупившегося на двух гейш для вечеринки, Каменевского, у которого на хвосте притащилась американская парочка, не дающая ей обхаживать Ганжу, Керимбекову с ее вожжой под хвостом, Лири с ее благотворительным концертом, паскудные обстоятельства, из-за которых она не могла от водовозного мероприятия отказаться — и скопом весь ублюдочный мир, где живет тринадцать миллионов ирландцев и всего несколько сотен террористов, которых, естественно, не дозовешься, когда они нужны. Плохо без данна [25] , ах, как же плохо без данна. И вдвойне плохо оттого, что Фазиль Ицхакович умер, а в таких случаях раньше, чем через полгода искать нового данна попросту неприлично, и кабы не совершенно отчаянные обстоятельства, то Майя бы и не искала…
25
Покровитель гейши
Наконец Лири вытянула из нее клятвенное обещание появиться на благотворительном концерте. В конце концов, подумала Майя, к Патрику она будет или мертва, или так рада, что удалось отделаться от Старкова, что споет им и спляшет — аж дым пойдет.
А лучше все же без дыма, потому что не один в мире Старков — и мало ли кто еще любит искусство на блюде и с печеным яблоком в стратегически избранной точке.
Уже ближе к концу гулянки Майя смогла потанцевать с Ганжой. Связь их пребывала в полудохлом состоянии — главным образом по ее желанию. Гейшам не следует заводить стойкие привязанности — если не из милосердия, то хотя бы из самосохранения. Потому что если мужчина разрушит свою жизнь из-за яркой бабочки — то виноватой, конечно, окажется она. Слава женщины-вамп прилипчива, отделаться от нее тяжело, а работать только в этом амплуа и неприятно, и невыгодно. Нет, бабочка должна быть эпизодом, о котором вспоминают с теплом и благодарностью. Тепло и благодарность приносят в будущем небольшие дивиденды, а от вулканических страстей остается только вулканический пепел. На котором, впрочем, тоже все неплохо растет… но далеко не сразу. А еще он время от времени хоронит города. Не то, чтобы ее городу сейчас что-то могло повредить…
Она как бы невзначай коснулась партнера бедром. Она назвала его Сережей. Она разбудила не такие уж старые воспоминания — и еще не отзвучала «Вернись в Сорренто», как он на ухо попросил ее завершить этот вечер у него дома.
По правилам она могла отказать. И конечно, не собиралась отказывать. Сергей не самый влиятельный из гостей — но он молод, жаден, очень любит гордиться собой и еще до Фазиля подбивал клинья: покровительство гейше придало бы ему веса. Майя тогда выбрала Фазиля: мало на свете бед хуже, чем данна-скупердяй. Но как чиновник ЦСУ, Сергей действительно кое-что мог, и по счастью — именно то, что нужно, и ему нравилось думать, что он может много. Как в одной старинной песенке поется, «на хвастуна не нужен нож…»
После вечерники, распрощавшись с гостеприимным хозяином и взяв чип, Майя пошла с Сережей в грузинский ресторан. Он пил кофе. Она ела сациви: за весь вечер удалось вбросить в себя только четыре тарталетки, а чувство было такое, словно вагон разгружала — при том, что ночью отдыха опять не предвиделось. Некогда дамы перед суаре плотно обедали, чтобы потом деликатно клевать, как предписано этикетом. Гейши тоже так поступают: на работе приходится много пить. Только Майе этот рецепт не помогал — она начинала клевать носом.