Выстрелы в замке Маласпига
Шрифт:
– Нет. – Натан покачал головой. – Я приду домой под парами, и Мари снимет с меня стружку. Она запросто разделывается со мной.
– Кому ты пудришь мозги? Все знают, как она с тобой нянчится. Вы единственная счастливая семейная пара, какую я знаю.
– А сам-то ты что киснешь? – До безобразия некрасивое лицо Натана смягчилось, темные глаза подобрели. – Тебе надо снова жениться. Семейная жизнь – великое счастье, если, конечно, жена хорошая. Господи Иисусе, как мне повезло, как мне повезло! Но один неудачный ход еще не означает, что продул всю игру. Найди себе хорошую пару – и женись.
– Хорошие девушки не выходят за копов, – возразил Фрэнк. – Они выходят за хороших парней, которые не пропадают днями и ночами на работе и притаскивают домой толстые
– О'кей. Буду рад поработать с тобой, Фрэнк. Что тебе удалось выяснить в Калифорнии? Нет ли тут какой-нибудь связи с агентом, которого мы посылаем?
– Нет, – сухо ответил Карпентер. У него было профессиональное предубеждение против прямых вопросов, даже задаваемых коллегами. Да и по своему характеру он был человеком молчаливым. – Пока у нас есть лишь небольшая зацепка. Но я не теряю надежды. Привет Мари.
– Непременно передам, – сказал Джим Натан. – Я переговорю с ней, и мы пригласим тебя на обед.
Натан отправился к своей машине, а Карпентер решил задержаться в баре. Он заказал себе сандвич с курятиной. По случайному совпадению они сидели за тем самым отгороженным угловым столиком, где они впервые ужинали с Катариной. Когда через Интерпол было передано ее донесение, Харпер пригласил его к себе.
Он не выказал никаких чувств и был уверен, что даже острые глаза Харпера не заметили испытываемого им облегчения. Она действовала вполне успешно, и связной сообщил, что она уверена в себе и бодра. Билет в один конец, сказал Натан. Он не мог позволить себе думать о Катарине, он не должен иметь в этом деле никакого личного интереса. Он не позволял себе почти никаких исключений, жил холостяком. А если имел дело с девицами, то платил и уходил. Он предпочитал не вкладывать в отношения с женщинами свою душу. И так продолжалось до самой той ночи, которую он провел с Катариной Декстер накануне ее отлета. Он не хотел, чтобы она увлеклась им или он – ею. Он подавлял беспокойство за нее, подавлял воспоминания об их встрече, которую он никак не мог свести к простому сексуальному контакту с привлекательной девушкой. Ничто не могло побудить его признаться себе, что он влюблен. Ему было тошно от одной мысли, что он разъезжает по Калифорнии, попивает пивко с Джимом Натаном, в то время как она подвергается смертельной опасности, рискуя разделить участь Фирелли. Он упорно старался вытеснить все мысли о ней, и эти старания обходились ему куда дороже, чем он смел допустить. Он не хотел возвращаться домой, в одинокую квартиру, где проблемы длинной, как железнодорожный состав, вереницей потянутся через его усталый ум. На него нахлынуло чувство одиночества; впервые за долгие годы он чувствовал себя чужим среди своих коллег и ощущал потребность в обычном человеческом общении. Он подумал о Натане и его жене: сейчас они сидят рядышком, смотрят телевизор, надежно укрытые от наружной пустоты; позавидовав им, он почувствовал себя глубоко несчастным. И это тоже было впервые. Он заказал себе кофе и спросил счет, рассерженный тем. Что не может преодолеть непонятную слабость. Ну что ж, решил он, пойду не домой, а на последний сеанс в кино. Однако и в кино ему не хотелось идти; скучный и мрачный, купил он билет, уселся на свое место и тут же задремал. Проснулся он через час, понял, что пропустил почти все самое важное, и отправился домой спать.
– Джон, caro [10] , это ты?
Изабелла ди Маласпига сидела в саду под зонтом. На ней была широкополая соломенная шляпа. Она тщательно оберегала свою кожу от солнца: страстная любовь современных женщин к загару была для нее совершенно непостижима.
Она помахала Джону Драйверу, который как раз переходил через газон. Он повернулся и пошел к ней. Она улыбнулась, и ее изысканно прекрасное лицо вдруг сморщилось.
– Поговори со мной, caro, – попросила она, – мне скучно.
10
Дорогой,
Драйвер нагнулся и поцеловал ее в щеку. От нее пахло приколотой к блузке розой. Сорок лет она душилась одними и теми же духами: их делали для нее на заказ флорентийские парфюмеры. Основой для них служило розовое масло. Этот цветок она избрала своей эмблемой: бесчисленным любовникам, в знак избрания, она дарила одну из своих роз. Старая герцогиня любила театральные жесты и с удовольствием ими пользовалась. И тут у нее не было ничего общего с современными женщинами, которые отдавались мужчинам так же безраздумно, как если бы дарили бутоньерку. Герцогиня выбирала своих любовников по двум критериям: обаяние и богатство. Самой любимой ее драгоценностью была большая, сделанная из брильянтов и рубинов роза, цветок которой слегка покачивался на пружинке. Это была память о ее коротком романе с племянником короля, его дар.
Джон Драйвер сел около нее. Перед ними лежал тот же самый красивый, правильно разбитый сад, который Катарина видела из окна библиотеки; даже для середины весны было очень жарко, вдалеке била сверкающая фонтанная струя.
– Где ты вчера был? Я так скучала по тебе.
– Я ездил посмотреть на несколько бронзовых статуэток, которые понравились Алессандро. Они и в самом деле неплохи.
– У тебя поразительный вкус, – сказала старая дама. – Но тебе следовало бы работать над своими вещами, а не смотреть на работы других. Ты только зря расточаешь свой талант; я непременно скажу об этом Сандро.
– Я люблю помогать, и у меня много свободного времени. Обещайте мне, что вы ничего ему не скажете.
– Хорошо, но ты должен кое-что для меня сделать.
– Все, что угодно, – сказал он, – только попросите.
– Меня беспокоит эта кузина Катарина Декстер.
– Почему? Вроде бы милая девушка – вам она не нравится?
– Джон, ты такой ребенок – какое это имеет значение, нравится она мне или нет. К тому же я никогда не любила женщин. – На ее лице засияла кокетливая улыбка.
Он нагнулся и взял ее за руку.
– Почему она вас беспокоит? Скажите мне.
– Сандро ею заинтересован. – Теперь она говорила совершенно серьезно; ее большие черные глаза погрустнели. – Я хорошо знаю признаки его влюбленности. Он ведет себя беспокойно, снова ссорится с Франческой. Заметил ли ты, какой у него несчастливый вид в последнее время? И вот появляется эта девушка и сразу же его очаровывает, я поняла это еще в первый день. Сегодня утром я говорила с моей цветочницей, она сказала, что он послал огромный букет моих роз этой девушке. Они тревожатся, что не смогут поставлять мне эти розы до конца недели. А когда Сандро посылает цветы – это значит, что дело нешуточное. Последуют новые ссоры с Франческой, атмосфера в доме станет еще напряженнее. Я становлюсь слишком стара, чтобы спокойно выдерживать все это.
– Мне кажется, она равнодушна к нему, – успокоил ее Драйвер. – Похоже, она не из тех девушек, которых соблазняет традиционное галантное обращение. На вашем месте я бы не слишком тревожился, к тому же она скоро уезжает.
– Ты не знаешь моего сына, – сказала старая герцогиня. – Не знаешь, как искусно он умеет обращаться с женщинами. Еще ни одна из них не могла устоять перед ним, с тех пор как ему исполнилось пятнадцать. И эта девушка не станет исключением.
– Что же я должен сделать?
– Увези ее куда-нибудь. Поговори с ней. Предостереги ее, что он только играет с ней. Американки не понимают подобной игры. Они не знают, что итальянцы никогда не покидают своих жен и что любовницы ничего для них не значат. Отпугни ее как-нибудь. Ну, пожалуйста, caro.
– Я попробую, – обещал Джон Драйвер.
– Ради Франчески, – добавила герцогиня. – Она принимает все это слишком близко к сердцу. Будь у них дети, она бы так не расстраивалась. Очень жаль, что они не ладят. Мне грустно смотреть на это поколение, они лишь напрасно осложняют себе жизнь. Я всегда делала, что хотела, и жила в свое удовольствие. Вы, молодые люди, потеряли эту способность.