Выстрелы в замке Маласпига
Шрифт:
– Возможно, – сказал он. – Возможно, вы никогда не испытывали чувства вины, которое мы испытываем.
– Я испытывала чувство вины только в тех случаях, когда сталкивалась с уродством и глупостью других людей. Вот это настоящие грехи. Эту мысль мне внушил отец Сандро. Я всегда глубоко уважала его суждения.
– И вы уважаете суждения Сандро, – подхватил Драйвер. – Он прирожденный лидер.
– В этом и заключается трагедия, – сказала она. – Он последний из Маласпига. И вся ответственность лежит на мне. Это я сосватала ему Франческу. Но он никогда не упрекнул меня ни единым словом.
– Он любит вас, – ласково сказал Джон. – Знает, что вы действовали из самых лучших побуждений. У его жены есть все, чего только может желать мужчина. За исключением одного. Но характер у нее милый и кроткий. –
– Беда в том, – перебила она, – что мой сын женился на ней без любви. Никто из Маласпига не способен любить. Я убедилась в этом вскоре после замужества. И если я выдержала это, то только потому, что сумела перестроить свою жизнь. У моего мужа были любовницы, но я никогда не закатывала ему никаких сцен. У меня были свои поклонники, но я этого не афишировала. Но Сандро не только не скрывает свои любовные связи, но как будто даже похваляется ими перед женой. Это просто неприлично, я уже сказала ему об этом. И я не хочу, чтобы это повторилось с американкой. Я слишком стара для семейных драм. Пожалуйста, постарайся ее убедить уехать скорее домой. Я не хочу, чтобы она сюда приходила.
– Я сделаю все, что могу, не беспокойтесь. Съезжу с ней куда-нибудь и поговорю. – И он направился через газон к дому. Герцогиня провожала его взглядом. У него была хорошая фигура, широкие плечи, узкие бедра. Сильный, простой, добрый и преданный человек. Ее сын отыскал его, пригрел и теперь играет роль мецената. В лучших флорентийских традициях. Он стад как бы членом их семьи, но положение у него двусмысленное: хотя они и обращаются с ним как с равным, герцогиня знала, что сам он не считает себя равным. Она не слишком симпатизировала невестке, ибо не переносила ревнивых жен. Ссоры Франчески с мужем раздражали ее, она считала, что молодая женщина ведет себя неправильно. Что до канадца, то он влюблен во Франческу. Старая герцогиня презирала невестку за то, что та прикидывалась, будто не замечает этой привязанности. Она была бы не против, если бы Франческа завела роман со скульптором, естественно, с соблюдением необходимых предосторожностей. Она только не хотела никаких резких перемен своей жизни; война научила ее здравому восприятию всего происходящего. В то время она была сравнительно бедна, лишена подобающего ей положения в обществе и привилегий, которые считала своими законными. Алессандро вернул ей все, что она утратила. Теперь она была богата, пользовалась всеми благами жизни и чувствовала надежную опору под ногами. И все это зависело от Алессандро. Сойдись он с итальянкой, женой друга или киноактрисой, это ее бы не встревожило. Другое дело – американка. Сын относился к ней совсем не так, как к другим. Его мать знала, чувствовала это всем сильным инстинктом человека, много повидавшего. Ее беспокойство возросло, когда Алессандро не появился к обеду и слуга передал ей, что в этот день он показывает синьорине Декстер достопримечательности их города.
– Как вам понравились мои розы? – Он смотрел на нее сверху вниз улыбаясь.
– Замечательные розы, – ответила Катарина. – Это было очень любезно с вашей стороны – прислать мне цветы.
Герцог рассмеялся. Они шли по вестибюлю ее гостиницы, и все выворачивали шеи, чтобы лучше их видеть.
– К чему такой светский тон? Никакая это не любезность. Я просто захотел послать вам букет цветов. А к розам у меня особая слабость.
– Как и у вашей матери. Должно быть, это семейная традиция.
– Моя мать всегда носила на груди бледно-розовую розу. Только во время войны она этого не делала. И первое мое детское воспоминание о ней – запах розы. Моя машина стоит здесь, у гостиницы. Сперва мы осмотрим церковь Сан-Миниато-иль-Монте, я покажу вам подземный склеп, где похоронены наши предки; там есть замечательная гробница, творение Бернини, а затем мы пообедаем. – Он взял ее под руку, и они вышли на улицу. Приземистый «феррари» быстро проскользнул по Виа-ле-Галилео до Виа-ле-Микеланджело.
– А что будет с делами в ваше отсутствие? – спросила она. – Должно быть, у вас все очень хорошо отлажено, если вы можете пропадать целыми днями.
– Да, конечно. Мои сотрудники имеют все необходимые полномочия. В этом и заключается секрет успешного управления. Я принимаю решения, а мои сотрудники их исполняют. По вашему лицу я вижу, что вы меня не одобряете. Для вашей семьи, дорогая кузина, это, вероятно, совершенно нетипично. Мы никогда не проявляем своих чувств. А, вот вы и улыбаетесь. Так-то лучше.
– Почему вы не следите за уличным движением? – Катарина всячески старалась не поддаваться обаянию герцога. Такой холодный с виду человек – и такой темпераментный; такой хорошо знакомый и обходительный – и в то же время недоступный. Противоречивость его характера сбивала ее с толку. Врагов надо знать, наблюдать за ними, приноравливаться к их привычкам, любимым выражениям, настроениям. Чтобы они не могли захватить тебя врасплох. Всякий раз, оставаясь наедине с Маласпига, она повторяла про себя то, чему ее учил Фрэнк Карпентер. Но его образ уже померк в ее душе. Ночь, проведенная ими вместе, сразу же забывалась в присутствии Алессандро. Он действовал на нее как лекарство, подавляющее волю. Вот он снова взял ее под руку и повел по темной, прохладной церкви Сан-Миниато-иль-Монте, останавливаясь, чтобы показать знаменитые фрески Спинелло Аретино [11] , украшающие потолок ризницы, рассказать историю великолепной мраморной кафедры, изготовленной по повелению герцогов Урбино и подаренной ими церкви. Катарина встречала немало культурных людей, но герцог не походил ни на кого из них. Он не только ее просвещал, но и развлекал; живо и последовательно излагал он события далекого прошлого; и все это время она чувствовала легчайшее прикосновение его руки.
11
Спинелло Аретино (Спинелло ди Лука Спинелли, ок.1333 – 1410) – итальянский живописец.
– А теперь мы спустимся в подземелье, – сказал он. – Я договорился, что мы побываем там сегодня утром. Обычно его открывают лишь в определенные часы по вторникам и пятницам. Здесь погребена вся наша семья. За исключением двух герцогов, погибших в крестовых походах.
Ризничий в ветхой зеленой сутане провел их через боковую дверь, вниз по крутой лестнице, освещенной голыми лампочками, установленными на стене. Лестница была длинная, и внизу было довольно прохладно. Катарина вздрогнула, и он тотчас же это заметил.
– Возьмите мою куртку, – предложил герцог. – И как это я забыл предупредить вас, чтобы вы оделись потеплее.
– Не надо, – отказалась Катарина.
Она была почти в панике, когда он попытался набросить на нее свою куртку. Она не хотела, чтобы он к ней притрагивался, не хотела надевать принадлежащую ему вещь. Куртка была шелковая, очень легкая. Она висела на ней мешком.
– Пожалуйста, – повторила она, – возьмите свою куртку. Ведь на вас осталась одна рубашка.
Он как будто ничего не слышал, вел ее вниз по лестнице вслед за ризничим, который семенил с удивительным проворством, а когда достиг подножия, открыл массивную резную дубовую дверь. И здесь тоже были электрические лампочки, но спрятанные в потолке; стены были выложены из больших тесаных желтых камней, пол покрыт мраморными плитами; и в каждой стене были большие сводчатые альковы – место погребения знатнейших городских семейств. Гробниц Маласпига было восемнадцать. Все ранние надгробные статуи, включая две статуи крестоносцев, были одеты в доспехи. Из-под поднятых забрал выглядывали суровые, отчужденные лица, тут же покоились их жены и дети, у ног дремали геральдические псы.
– А теперь, – сказал герцог, – посмотрите на эту статую. Это Альфредо ди Маласпига, восьмой герцог, изваянный Бернини. Одно из величайших произведений мирового искусства.
Статуя была в нормальную величину; она высилась над гробницей из цветного мрамора, по углам которой стояли бронзовые статуи, так реалистично и прекрасно изваянные, что казались живыми.
– "Милосердие", «Целомудрие», «Благоразумие» и «Надежда», – перевел он для нее с латыни. – Разве эти статуи не великолепны? Но когда смотришь на фигуру Альфредо, то просто дух захватывает.