Вьюгова дюжина
Шрифт:
Проводив взглядом уплывающую за поворот спину друга, Таашша нырнула в темноту своего коридора. До двери кубрика оставалось буквально несколько шагов. Она выставила вперёд руку в попытках нащупать дверную ручку, когда напряжённый слух уловил едва слышный шорох.
Первой мыслью было распахнуть дверь и нырнуть в помещение. Пусть дежурный потом доказывает как хочет, чей силуэт видел в темноте. Но в кубрике ждала Кувалда. Если поднимется буча, она с радостью сдаст нарушительницу комендантского часа.
Кувалда до сих пор не подняла шум лишь потому, что не знала Таашшиного расписания и не
С трудом удержав себя на месте, Таашша завертела головой в поисках фонаря дежурного. Можно попробовать договориться. Сторговаться на тот же сэкономленный керосин или кусок мыла. Следом пришла досадная мысль, что мыло утащил Ррах, а керосин надёжно припрятан под койкой и вряд ли дежурный выпустит её из цепких рук, позволив скрыться за дверью кубрика. Впрочем, сторговаться можно не только на вещи. Таашша заступает завтра в ночную смену по их этажу и может прикрыть глаза на чьи-нибудь прогулки после отбоя. Главное понять, кто сегодня на посту.
– Эй, – позвала Таашша на пробу. Тень в углу всколыхнулась и нервно дёрнулась. Не дежурный. Тем нет смысла таиться и бродить по палубам с погашенными фонарями.
– Выходи, или я позову офицеров, – угроза была глупой. Конечно, поднимать шум, когда Таашша и сама нарушала корабельные правила, было самоубийственно. Но бредущая за ней в темноте фигура пугала даже больше, чем угроза порки. Перед глазами снова встали кисы и Таашшу затрясло. Сердце бухнуло о рёбра, угрожая пробить их и выскочить наружу. Горло перехватило. Она сосредоточилась на попытке дышать, когда тень снова завозилась и ответила знакомым мальчишеским голосом:
– Давно плетей не получала?
Как Крыс понял, кто перед ним стоит, Таашша могла только догадываться. Её мир в темноте всегда становился нечётким и пугающим. Крыс отлип от стены, с которой всё это время пытался породниться, и сделал несколько шагов в её сторону. Теперь в неверном свете энергосберегающих ламп Таашша видела его – мелкого, щуплого, обрамленного ореолом пушистых, непереплетенных после душевой волос. Совсем не страшного. Это успокоило сбоящее сердце.
– Я-то получу плетей, а ты полетишь за борт, – Таашша отчаянно блефовала, но затопившее нутро облегчение прибавило наглости.
– Не полечу, – буркнул Крыс без особой уверенности в голосе. – У нас одинаковая ситуация.
– Ну не скажи, – фыркнула Таашша. – Я не прячусь по углам возле чужого кубрика. Ты чего хотел вообще?
Крыс замялся. На остром лице промелькнула тень растерянности. Мальчишка прикусил изнутри щеку, вцепился пальцами в собственную штанину и, словно набравшись смелости, выпалил:
– У меня нет имени.
Таашша опешила. И от откровенности, и от неожиданности.
Обычно церемонию именаречения проводили в раннем детском возрасте. Таашша была исключением – имя она получила почти подростком. Мать с отцом обивали пороги храма по несколько раз в год, пока Вьюга не сжалилась и не решила подарить дочери настырных родителей имя. Но вообще, безымянные подростки были редкостью и встречались чаще всего среди сирот.
– Да и ладно, от имени одни проблемы, – осторожно выбирая слова сказала Таашша.
– Знаю, – Крыс раздражённо отмахнулся и вдруг подался вперёд, цепляясь за Таашшину руку холодными пальцами. – После смены я столкнулся в коридоре с корабельной сестрицей. Я в неё едва не врезался, а она вдруг замычала что-то на своём неразборчивом и давай трясти за руку поводыря. А потом протянула ко мне сжатую в кулак ладонь, словно конфетку предлагала. Пальцы растопырила, а там пусто.
Жест, один из небогатого языка сестриц, означал, что Вьюга готова подарить Крысу имя. Но мальчишку, судя по пальцам, сдавившим Таашшину руку почти до синяков, оказанная часть не радовала.
– И? Чего ты всполошился?
– Это же корабль! – взгляд Крыса лихорадочно запрыгал по сторонам, словно в поисках соглядатаев. – Здесь слышно, как крысы в трюме скребутся. Если ритуал пройдёт внутри корабля, моё имя будут знать все!
Опасения были разумными. Но воспротивиться сестрице, пожелавшей провести ритуал, было практически невозможно. Эту мысль Таашша и озвучила, стряхивая с себя чужую руку.
– Говорят, на этаже, где живёт сестрица есть ритуальная комната, – добавила она. – Может быть, она как-то звукоизолирована. К тому же, тот этаж почти пустой. Подумаешь, узнает твоё имя сестрицын поводырь. Тоже мне непоправимая беда.
Крыс издал непонятный звук и отступил на пару шагов. Его голова безвольно упала на грудь. Спутанные, ещё влажные пепельно-русые патлы завесили глаза. Таашше стало не по себе. Мальчишка не просто боялся, он был близок к грязной бестолковой истерике и Таашша никак не могла найти причины для подобной паники.
Мальчишка развернулся, намереваясь уйти, но Таашша, не успев поймать себя за язык, пробормотала:
– Может ритуал ещё и не состоится. Охотники притащили целую гору необработанного мяса, у нас сейчас весь график дежурств из-за этого поедет. Вряд ли составляя график кто-то станет подстраиваться под именаречение для какого-то Крыса.
Мальчишка замер, резко обернулся и гневно сверкнул глазищами:
– Крыса?
Таашша лишь усмехнулась себе под нос. Лучше пусть страдает из-за нелестного прозвища, чем трясётся от страха. Не слушая рассерженного шипения за спиной, она развернулась и ухватилась за дверную ручку.
Глава 3
Кубрик встретил темнотой и тихим сопением. Двухъярусные, подвешенные на тяжёлые цепи – чтобы компенсировать качку – койки практически все пустовали.
Ещё днём большую часть женщин отправили свежевать и разделывать добытое мясо. Судя по всему, занятие затянулось.
От тишины становилось неуютно. Обычно в кубрике царил скрежет цепей и звонкие удары металлических боков коек о металлические же стенки перекладин.
Добычу подняли на борт, метель угомонилась, но остановившийся двигатель так и не заработал. Эта мысль ворочалась в голове беспокойным клубком, но обдумывать её не хотелось.
Таашша, стараясь ступать легко и тихо, почти на ощупь добрела до своей койки. Жилое помещение она выучила как собственную ладонь – слишком часто приходилось являться сюда посреди ночи.