Вьюн над водой
Шрифт:
– Да, – зашумели дети.
– Петя, – обратилась она к какому-то мальчику. – Скажи мне, а сколько часов в сутках?
– Двенадцать, – уверенно сказал Петя, но тут же поправился – нет, двадцать четыре.
– Правильно, Петя, двадцать четыре, – похвалила учительница. – Поставлю тебе пятерку. Даша! А угадай загадку! Течет-течет-не вытечет, бежит-бежит, не выбежит – что это, а?
– Река, – смущенно ответила девочка. – Я знала.
– Правильно, Маша! Тебе твердая пятерка.
Вперед вышел толстый мальчик.
– А знаете самый короткий
– Нет, и какой же?
– Коммунизм, – выпалил мальчик.
– Так, а тебе, Егорка, ставлю двойку! За хулиганство, – сказала учительница, но все равно посмеялась. – Ну а тебя как зовут, мальчик?
– Ваня.
– Ваня, Ваня… Ванечка ты мой. Что же для тебя придумать? А, вот что. Корабли лавировали-лавировали-да-не-вылавировали. Повтори-ка, а? Скороговорка.
– Корабли лавировали-равило, – запнулся Ваня и почувствовал раздражение: ну такое простое задание, а не получается! – Лавировали-валировали… Сейчас, сейчас соберусь, секунду.
Но учительница отчего-то не стала ждать.
– Ладно, ставлю тебе, Ваня, четверку за старание. И вправду, скороговорка сложная. Дети! Наступила пора прощаться. Буду вас ждать завтра…
Ваня шел домой довольный: он получил первую в своей жизни оценку. И эта оценка была – хорошая.
Едва придя домой, он стал взахлеб рассказывать о том, как прошел день, как познакомили их со школой, и как давали разные задания.
– Я получил пятерку, – сказал Ваня.
– Ах ты ж молодец, – Мать гладила его по затылку, угощала компотом. Воспоминания школьного дня не давали покоя мальчику, и он возвращался к ним снова и снова, прокручивал в памяти. Так прошло несколько часов, пока он вдруг не вспомнил, что ему поставили четыре. Вспомнил он это случайно, продолжая хвастаться ярким днем:
– И тогда она мне говорит: ну да, скороговорка сложная. Но ты все-таки старался, и неплохо. Поставлю тебе четыре.
– Подожди, как четыре? – голос Матери похолодел. – Ты же сказал мне пять.
– Ну да, или пять. Может, пять, – Ваня задумался. – Но, по-моему, четыре. В общем, хорошая оценка. Мне поставили хорошую оценку.
Мать нагнулась над ним, скрутила тряпку в руке.
– Так какую? – спросила она.
– Четыре, – твердо сказал мальчик. – Да, я помню, она сказала четыре.
– Ты первую оценку в школе получил четыре? – ледяным голосом сказала Мать.
Когда его били ремнем, Ваня смотрел на тот же телевизор. Пустой экран, который так радовал командой Кусто и «Охотниками», в этот раз лишь предательски отражал то, что происходило в комнате. Полная, крупная Мать зажала его между мощных ног, словно в тисках, наклонив и согнув так, что голая попа мальчика нависала над старым диваном, зажав заодно и руки, так чтобы торчала только голова. Ремень из новеньких брюк Ваня должен был вытащить сам, аккуратно сложить их, повесить на спинку стула и лишь затем подойти к дивану.
– Нельзя обманывать мать, – громыхал, перемежая удары, голос. – Я должна знать всю правду и только правду. Я тебя родила, я твоя мать, ясно?! И обманывать меня нельзя. Всегда и везде, при любых обстоятельствах, я должна знать только правду. Ты должен быть честным, сын!
Ване было очень больно, и все же он думал, что Мария Михайловна, которая жила в квартире снизу, наверняка все слышит, и знает, что Мать обманула ее – никуда она не ушла. Да еще и заставила врать мальчика.
1/64
Учительниц сменилось много. Мать, как справедливо она отмечала, действительно оставалась одна. Из всех школьных предметов Ваня сперва невзлюбил физкультуру, но к третьему классу его отношение изменилось.
Несколько месяцев в огромном спортивном зале вместе со всем классом он тренировал кувырки на мате. Это упражнение никак не давалось мальчику. Сделав кувырок, он должен был увидеть потолок спортзала, который казался бесконечно высоким и внушал непреодолимый страх.
– Давай, ну давай! – раззадоривал его физрук, сухой мужчина в возрасте. – Ничего там страшного нет, вот увидишь!
Физрук помогал со всеми упражнениями классу, поддерживал детей, так что в конечном счете не оставалось никого, кто не справлялся бы с любыми упражнениями. Когда даже девочки несколько раз кувыркнулись и получили оценки, по классу поползли смешки. Ваня понял: ситуация накалялась, но, как он ни старался, не мог преодолеть страх. Физрук призадумался:
– Ладно. После уроков можешь прийти?
Мальчик кивнул. Отзанимавшись, он взял сменку – футболку и спортивные штаны – и отправился в спортзал. Там почти никого не было, только занимались старшие мальчишки. Ваня посмотрел на них косо.
– Им до тебя никакого дела, – сказал физрук. – Никто на тебя не смотрит. Здесь только ты и я, идеальное время. Давай, преодолей свой страх!
Мальчик смотрел на потолок спортзала и вдруг твердо решил: не буду. Не буду смотреть туда. Зажмурюсь. Я должен, должен это сделать сегодня. Сегодня или никогда.
– Молодец! Молодец! – физрук чуть ли не танцевал над ним. – У тебя получилось! А ты говорил! А ну давай еще попробуй.
Теперь кувырок шел за кувырком – Ваня не просто делал упражнение, а наслаждался им, наслаждался тем, как легко давалось то, что вызывало страх так долго, наслаждался своей победой, собой.
С тем же чувством он шел домой – не шел, а бежал вприпрыжку, парил над привычной дорогой, за три года въевшейся в память до самого мелкого камешка. Он не вошел – впорхнул в квартиру. Но сказать ничего не успел.
– Надо поговорить, – сказала Мать. В груди мальчика вспыхнул холод – он знал, что с этих слов никогда не начиналось ничего хорошего. Он молча прошел в комнату.
– Что это?
В руке у матери была газета, Ваня сразу узнал ее – в отличие от обычных газет, которые клали в почтовый ящик, в этой было много рисунков и разнообразных шрифтов. Этим она и привлекла его на полке Союзпечати. Газета адресовалась молодежи.