Вывих времени

Ларионов Игорь

В ореоле солнечных лучей, несомый их могущественным потоком Пьер опустился на зеленой лужайке, усыпанной чудесными благоухающими цветами. Он наклонился над одним из них, с упоением вдыхая его аромат, долго, не отрываясь. Постепенно, то ли цветок вырастал на его глазах, то ли Пьер превращался в серебристого рыцаря, размером с бабочку, летающего на крыльях вокруг его раскрытых лепестков. Так или иначе, цветок стал настолько огромным по отношению к Пьеру, что он без затруднений влетел внутрь его стебля.

Перед его взором раскрылись анфилады удивительных покоев, стены и потолок которых напоминали сталактитовые пещеры Земли. Только в прозрачных "сталактитах" цветка переливалась радуга, огней, из них излучались симфонии тончайших ароматов, пульсировавших в мозгу сменяющими друг друга волнами космического блаженства. Полы представляли собой жидкий, текучий поток прозрачного кристалла, сквозь который просвечивали загадочные узоры драгоценных камней. Какая-то непостижимая сила несла Пьера по анфиладам комнат, витиеватым переходам, мостикам,

гротам, пока он не оказался в большой сферической зале, в центре которой рубиновым цветом горел огромный цветок. В его лепестках сидела женщина, облаченная в тунику из моря переливающихся огней. Ее огромные, ни с чем не сравнимые глаза, обволакивали Пьера никогда не испытываемым им чувством. Каждое мгновение лицо и выражение ее глаз становились неузнаваемо другими и в то же время за всем этим потоком текущих, меняющихся лиц, проступало одно-единственное лицо, которое Пьер знал и удивительно хорошо, и совсем не знал, пытаясь уловить его в многочисленных грезах и снах. Оно, казалось, вот-вот возникнет, но оставалось всегда за гранью создаваемых образов. Теперь оно было перед ним наяву.

– Мне пора, - биением его сердца беззвучно прошептали его губы.
– Ведь я мгновение, а для мгновения я и так очень долго задержалась с тобой. Мгновенье может останавливаться только в Вечности. Ты же плывешь в потоке времен. С этими словами женщина превратилась в птицу, перья которой излучали мириады живых огней, протекающих в душу Пьера и растекающихся в ней морем всепоглощающих чувств.
– Птица твоего счастья, - тихо прошептала она и этот шепот слился с его внутренним голосом, который говорил те же слова. Взмахнув крыльями, птица стремительно взмыла вверх. Потолок зала превратился в голубое небо, в центре которого светило, совсем как земное. Солнце.

Исступленно махая крыльями, Пьер взлетел следом, пытаясь догнать птицу своего счастья. Вдвоем, она впереди, он - поодаль, они приближались к Солнцу. Внешне, будучи похоже на земное, оно не слепило и не обжигало. Вот оно уже заняло все видимое пространство. Птица влетела сквозь его поверхность и исчезла в его лучах. Пьер натолкнулся на невидимую преграду. Он летал вокруг лунного Солнца, ощупывал его полированную поверхность, но не мог проникнуть в него.

Покружив несколько часов вокруг лунного Солнца, казавшегося то ли идеально правильным шаром диаметром всего в несколько километров, то ли массой таинственного огня, окруженного сферической границей, природу которой он не мог уяснить, Пьер тихо полетел в сторону, в полной неизвестности того, что ему предстоит увидеть в дальнейшем, на новом участке внутренней поверхности Луны.

Пьер опускался в густом, совсем как на Земле, тумане. Внизу смутно просвечивали контуры каких-то строений. Через несколько минут он обнаружил себя стоящим на выложенной большими каменными плитами дороге. А по обе стороны от дороги смутно вырисовывались контуры зданий высотой от двух до семи, восьми этажей. Неожиданно на дороге показалась пара ослепляющих огней, стремительно приближающихся к Пьеру. Он еле успел отпрыгнуть в сторону, как мимо него пронесся довольно большой предмет, быстро удаляясь двумя красными светлячками. Глаза Пьера постепенно осваивались в туманной мгле. Вдруг на ней опять появилась пара ярких огней, уже виденная ранее. Когда они проносились мимо, он от неожиданности вскрикнул. Пьер ожидал увидеть что угодно, только не это. Автомобиль! Мимо него пронесся типичный автомобиль Земли начала двадцатого века. Или он опять на Земле? Если так, то нужно соблюдать осторожность. Ведь за ним идет охота, как в двадцатом, так и в двадцать пятом веках.

Неожиданно он почувствовал толчок. Пьер обернулся и увидел большого длинношерстного пса, преданно глядящего на него понимающими глазами и приветливо виляющего мохнатым хвостом. Пес развернулся и тихонько пошел, постоянно оглядываясь, следует ли за ним Пьер. Пройдя несколько десятков шагов, они оказались перед тяжелой дубовой дверью, врезанной в высокий забор из красного кирпича. Пес уверенно ударил лапой по двери, и та приоткрылась. Проскользнув во внутрь, собака придержала лапой дверь, пригласив Пьера следовать за ней. Вскоре они подошли к небольшому одноэтажному домику, выложенному из того же красного кирпича. Собака точно так же уверенно открыла дверь, и Пьер вошел следом. Они оказались в большой квадратной комнате с красивыми окнами вдоль одной из стен, обшитых, как и потолок, мореным дубом. Комната хорошо освещалась большим матовым шаром, свисающим с потолка. По полу в беспорядке были разбросаны шкуры различных зверей. Между ними находилось несколько небольших столиков.

В углу стояла тумба, на которую был водружен большой черный овал. Под ним в линейку вытянулось несколько цветных кнопок, каждая размером с собачью ступню. Пес подошел к тумбе, привстал и нажал лапой на красный кружок. Черный овал тут же превратился в переливающийся волнами голубой экран. На нем возникла цветная объемная картина уютной комнаты, напоминающей кабинет его сестры Элен на вилле Каменного острова. Спиной к нему сидела женщина. "Гав" - отчетливо произнес пес. Женщина повернулась. С экрана на Пьера взглянула его сестра Элен. Она приветливо кивнула, тут же поднялась и куда-то вышла.

Через несколько минут дверь открылась, пропуская женщину в комнату.

– Элен! Элен! В это трудно поверить, - тихо воскликнул Пьер. Женщина ласково и приветливо смотрела на Пьера. Но в ее взгляде определенно чувствовалось, что она видит его впервые.

– Мое имя Элона. Как зовут тебя и откуда ты?
– спросила она.

– Пьер, Пьер Горский. Где я нахожусь?

– В моем доме.

– А где этот дом? Что это за страна? Какая планета, Земля или Луна? Какой сейчас год, наконец?

– Я вижу, что ты сбился с системы координат и, вполне естественно, хочешь внести в них ясность. Я помогу тебе. Но для этого я должна знать, что произошло с тобой в последнее время. Пойдем.

Она взяла Пьера за руку и вывела его в парк. Несмотря на туман, Пьер различал, что по виду это был типично земной, ухоженный парк, из тех, которые часто окружают богатые дома. Вилла, за исключением второстепенных деталей, была очень похожа на занимаемую им на Каменном острове. Поднявшись по лестнице, они оказались в комнате, которую Пьер видел уже на экране, включенном псом в собачьей сторожке.

Пьер как мог рассказал свою историю. Когда он закончил, до этого внимательно слушавшая Элона несколько минут сидела молча, будто отсутствовала.

– Мне трудно объяснить тебе ситуацию, в которой ты находишься, тем более и мне самой не все ясно, - неожиданно проговорила она.
– Ты по-прежнему находишься на Луне, но в той ее стране, которая очень похожа на Землю. Но именно эта внешняя похожесть является сильным препятствием для понимания существа нашей жизни здесь. Ты, конечно, знаешь, что каждый человек имеет два физических тела. Одно тонкое, а другое - более или менее плотное. В истории Вашей Земли люди одно время имели определенные сведения о различии двух физических тел. Затем, после серии планетарных катастроф, последовавших периодов деградации, знания постепенно затемнялись и искажались. Дело дошло до того, что одни тонкое тело стали называть духом. Другие - эфирным телом. Вокруг этого плодились всевозможные небылицы. Быстрый всплеск науки о физической материи рассеял сотворенные вокруг тонкого тела миражи. Одновременно стало отрицаться и оно само. Этому способствовали две роковые ошибки Земной науки. Во-первых, улавливаемые чувствительными фотопластинками излучения тонкого тела стали трактоваться, как излучения плотного. Во-вторых, открытие генов, познание генных структур, инспирирующих формирование плотного тела, создало иллюзию, переросшую в закостенелый предрассудок, будто генетические молекулы являются самодовлеющим архитектором, строящим весь плотный физический организм, более того - всего человека в целом, в его совокупности. Совершенно не учли, что за генами скрыты неизмеримо более глубокие структуры. Генетические спирали - это только "слова", "произносимые" тем или иным набором молекул. Саму же программу разговора пишут энергии, обращающиеся в глубинах тонкого тела. Естественно; термины "плотный" и "тонкий" - это только слова, не более чем намеки. Точное значение может уловить лишь тот, кто обладает внутренним зрением, зарождающимся из "шестого чувства", словно осязание, присущее червяку, расцветает в ходе эволюции в чудесное зрение человека. Но это - качественно другая эволюция, в сравнении с эволюцией машинной техники. Ваши ученые на пороге XX века были шокированы открытием того, что атом, коим они назвали известную им одну из мельчайших частиц, делим неограниченно. За пятьсот с лишним лет наука Земли, опирающаяся на машинную технику, намного продвинулась в открытии все более мельчайших частиц, которых и частицами, в полном смысле, назвать нельзя. Тем не менее, она практически также далека до открытия тонкой материи, из мельчайших частиц которой сформировано тонкое тело. Мы, в отличие от этого, используя принципиально другие методы исследования, строя наши грандиозные "микрокосмы" из еще более тонкой, психической материи, тщательно изучили тонкое тело и научились использовать заложенные в нем возможности. Кстати, наши тонкие тела в своей основе идентичны вашим. Однако, существует принципиальное отличие. Они зеркально противоположны. Попытаюсь объяснить геометрически. Представь сферу, идеально правильный шар и его центр внутри. К каждой точке поверхности от центра идут радиусы. Каждое мгновенье, равное интервалу вибрации сознания внутри нашего самосозерцания, этой бесконечно малой частице времени, все точки поверхности сливаются с центром, а затем снова разбегаются в сферу. Теперь представь, что собравшись в центре, все точки поверхности вновь разбегаются в сферу, но уже не снаружи по отношению к ее центру, а изнутри его. Другими словами, наши тонкие тела эквивалентны земным, только вывернутым наизнанку. Можно сказать, наоборот, что ваши тонкие тела вывернуты наизнанку по отношению к нашим. Все зависит от точки отсчета. Сказанное звучит абстрактно. Хотя именно в абстрактном мышлении мы принципиально не отличаемся друг от друга, если не брать во внимание уровень его развития и направленности. Конкретные следствия различного разворота тонких тел, однако, весьма не похожи. В отличие от вас, наше тонкое тело не порабощено плотным. Напротив, мы являемся полными хозяевами плотных тел. В частности, мы в одно мгновение можем поменять нашу физическую внешность. Так, восприняв тебя на расстоянии, я тут же приняла образ близкого тебе человека. Одновременно наша мысль освобождена от сдавливающих тисков порабощения тонкого тела плотным. Учитывая нашу многомиллионную историю, практически не ограниченную продолжительность жизни, мозг каждого из нас намного превосходит любой из ваших земных компьютеров XXV века. К примеру, мне достаточно было одно мгновение сосредоточиться на твоем мозге, чтобы свободно овладеть твоим языком.