Выйти из боя. Гексалогия
Шрифт:
— Обязательно. То-то ты с маман своей отношения не поддерживаешь.
Катя поморщилась.
— Что мне молодоженов смущать? Позвонила я им как-то. Далека я от простого бабского счастья. Иные интересы. Ты, Сан Саныч, излишне на негативе концентрируешься. У нас ведь вся жизнь впереди. Имеются у меня подозрения, что через пару лет с несовместимостью металлов и Прыжков научатся справляться. Возглавишь задание лично, сразу на мир другими глазами взглянешь. Жизнерадостно.
Майор, заимевший после единственного Прыжка десяток штифтов в обе ноги, глянул печально. Не верил, хотя и знал,
Катя сунула начальнику мятый персик:
— Пошли, на пляж заскочим. Окунем Шурика и еще раз снизу на берег взглянем.
— Поехали. — Майор встал, отряхнул джинсы, — в штатском начальник отдела ходить не привык. Подобрав журнал, Александр Александрович глянул на пеструю страницу: — Смотри-ка, опять насчет Керченского пролива бодаться начали. Сто тридцать третий раунд переговоров. Тоже не хотят господа хохлы нюансы улавливать.
Офицер и девушка вместе взглянули на желто-голубой флажок, развевающийся над тентом летнего кафе у автостоянки.
— Думаешь, будет и третья оборона? — с сомнением спросила Катя.
— Вот уж не знаю. Мы с тобой исключительно прошлым занимаемся и «кальку» слегка подправляем. Я тебе всего лишь о нюансах напоминаю.
— Так я вся внимание.
— Пойдешь, с этим Чоботко будь попроще. Удастся усадить на «Чкаловца», замечательно. Не удастся, выпрыгивай с багажом. Заодно новый таймер испытаешь. Только рогом не упирайся. Сочтешь, что багаж неадекватен, пусть на месте остается. Расслабленным.
— Даже так? — удивилась Катя.
— Что-то вроде того. Я тебе ничего не говорил, ты и так девушка догадливая. По «классике» с Чоботко не должно пройти. Любой иной результат будет считаться положительным.
Они спустились к белой «четверке». Водитель-прапорщик, позаимствованный в городской комендатуре, закончил курить и, застегивая яркую гавайку, неохотно двинулся к раскаленной машине.
— Сан Саныч, — сказала Катя в спину начальнику, — я нюансы начала улавливать, но еще не все подряд. До конца не врубилась, если честно.
— Нечего тут врубаться, — майор не обернулся. — Паренек там талантливый. На кого он начнет работать? Догадываешься? Польза от талантов неоценимая, а вред еще заметнее. Пусть или на нашу советскую Родину трудится, или отдыхает. Как геройски павший в борьбе с фашистами.
Катя кивнула. В любом случае судьба краснофлотца изменится на два дня раньше даты, отведенной ему историей «классики».
Проблема в том, что единственным документом за военный период, упоминающим Чоботко Л.Л., был список пленных, взятых 28-й легкопехотной дивизией немцев. Датировался скорбный список 3 июля все того же черного 1942 года.
Ах, крымское лето! Россыпи дачных огней на ближних и дальних склонах, на просторе долины. Звезды тщились отразить подобную пестроту в небе, но получалось тускло. От Лермонтовского санатория доносилось задорное подвывание Галки Гайдучки:
Все будет зашибись! Я это чую, чую! Зашибись! ВсеБлагословенна летняя крымская земля.
Уже переодетая Катя на заднем сиденье «четверки» хрустела яблоком и машинально шевелила пальцами ног, привыкая к грубоватым ботинкам. Обычная история — вроде и разнашиваешь, и приноравливаешься, а все равно как будто чугунные колодки нацепила. Ладно, люди в таких «ортопедках» всю войну прошагали, пару дней как-нибудь перетопчемся.
Подошел майор:
— Да сколько можно жевать? Тоже мне — голодающее дитя Поволжья. Смотри, вывернет в самый неподходящий момент. И вообще, не за грибами идешь.
— Ясное дело. Только мутит нас всех не от Перехода, а от нервов. Я специально проверяла.
— Как же, когда я Прыгал, меня так свернуло, вспомнить стыдно. Хорошо еще, на месте назначения это болезненное состояние только на руку сыграло, — глянули, как мне хреново поутру, сразу поняли, что свой человек. Но ты бы поостереглась.
— Ну, люблю я фрукты. Одно яблочко всего. Даже если дырку заработаю, вы же мне перитонит подчистите, а?
— Покаркай еще, — майор отобрал яблоко, запустил в сторону обрыва. — Давай проверяйся.
— Хоть жвачки дайте, — Катя со вздохом встала.
Мятная свежесть наполнила рот. Девушка покрутилась перед командиром. Сан Саныч проверил застиранный танковый комбинезон — оригинал 40-х годов, извлеченный из запасов отдела и специально подготовленный к экспериментальной выездной экспедиции. Ткань пропитали какой-то огнестойкой хренотенью, — по замыслу химия должна была укрепить «ха-бэ», позволить комбезу пережить Прыжок и продержаться еще сутки-двое. Кроме пропитки, пришлось поменять пуговицы и крючки, — металлическая фурнитура имела неприятную особенность прожигать ткань. Жесткий ворот комбинезона порядком тер шею, но девушку больше беспокоила обувь. Носки, по понятным причинам, ничем пропитывать не стали, — если расползутся, потертости обеспечены.
Сан Саныч подергал обрезок брезентовой стропы, стягивающей талию агента.
— Удобно?
— Когда не трясете, вполне.
— Документы?
Катя расстегнула нагрудный карман. Майор в темноте перещупал красноармейскую книжку, комсомольский билет и остальную заготовленную макулатуру.
— Вот черт, на своей земле, а словно за линией фронта работаем.
«Незалежные» пограничники помешать операции вроде бы не должны, но прапорщик-водитель на всякий случай присматривал за округой, устроившись на крыше дачной халупы. Из домика, извиваясь, выползал и подергивался силовой кабель, — Шурик в последний раз проверял аппаратуру.
— Ну как, товарищ майор, годна? — поинтересовалась Катя.
Сан Саныч неохотно вернул потрепанную пилотку.
— Насколько я могу нащупать, все в порядке. Таймер случаем не забыла?
Катя за шнурок вытянула из ворота комбинезона цилиндрик «смертного» медальона, в который вмонтировали электронный чип.
— Нижнее белье к проверке готовить?
— Неужели нацепила? — скорбно поинтересовался начальник. — Вот событие-то.
Катя ухмыльнулась.
— Я, товарищ майор, девушка распущенная и беспринципная, но устав свято блюду.