Выжигаю имена в сердце своем
Шрифт:
Переключив внимание с потолка на просторную светлую комнату, Ян заметил в ней непривычные предметы домашнего обихода, что с завидной периодичностью гостили в комнате младшей сестры.
Капли воды медленно стекали с внутренней стороны широкого таза, впадая в ледяную воду. Хрустальные блики от солнца холодным светом изучали комнату, осветляя и без того белые стены. Почти что растаявшие кубики льда маленькими островками плавали на поверхности, готовые полностью раствориться в прозрачности воды. И только накинутая сбоку белая ворсистая тряпка, смоченная в пахучей настойке, разрушала сонную
Парочка широких стеклянных стаканов с отваром ромашки громоздились на высоком рубчатом столе, отвоевывая половину пространства у толстых справочников по травам. Как бы приятно не было вновь очутиться в домашних покоях, маленький червячок сомнения упрямо прогрызал себе путь, оставляя за собой туннели необъяснимого беспокойства. Задумавшись, Ян вначале не заметил, как в дверь настойчиво постучали, после чего он неловко присел на кровать.
– Да, войдите.
Грузная женщина твердой походкой приблизилась к юноше, пододвигая к пациенту трехногий табурет. Белоснежные одежды скрипели стерильной чистотой, что казалось сама грязь не смеет к ней притрагиваться. Ледяные глаза смотрели в упор, не оставляя и шанса на неповиновение.
– Я дежурный врач – Зинайда. По просьбе Вашей матери была вызвана из северо-восточной окружной больницы. По словам Ярославы, вчера днем Вас принесли домой в бессознательном состоянии. Недуг списали на малое обилие питья, слабую физическую подготовку и чувствительность к теплому климату, – припустив узкие очки с глаз, женщина скептически оглядела бледноватое лицо юноши.
Ни для кого не было секретом, что Пансо был вторым по жаре государством, после самого Паннама. То, что Нарим находился близ границ между двумя державами делал факт постоянной жары более неопровержимым. Яну хотелось тихо провалиться сквозь землю, ведь быть жителем Пансо и при этом не выносить высоких температур было явлением редким. И постыдным.
– По прошествии суток, из которых большую часть Вы находились в бессознательном состоянии и другую – пребывали в бреду, они вызвали меня, – вытащив из дорожной сумки картонную папку, врач выудила вместе с чернильным карандашом плотную тетрадь. – Теперь, когда Вы, наконец, очнулись, чувствуете какие–нибудь симптомы? Головокружение, тошнота, потеря ориентации в пространстве?
С секунду в полном недоумении посмотрев на врача, Ян резко обернулся к окну. Во дворе неизменно светило солнце прямо как на Базаре. Разве что было чуть ярче. Небо не было насыщенного голубого оттенка, оно только вступало в свои права. Пробирающий до костей зной не успел в полной мере растянуть свои владения, только собираясь с силами ударить по жителям солнечного Нарима.
Вновь переключив внимание на строгую даму, Ян увидел в проеме двери маму, что устало опиралась на дверной косяк. По залегшим под глазами синякам можно было определить, что не только старший сын нуждался в отдыхе, и еще, возможно, консультациях врача.
– Пациент, симптомы? – с нажимом процедила женщина. Кто знал, сколько у нее еще впереди обморочных детишек. Желание на себе проверить лимит ее рабочего этикета казался сомнительной идеей.
– Нет, простите, – юноша хотел было выпрямиться, но завидев пугающе сверлящий взгляд ненамеренно
– Понятно, – раскрыв амбулаторную карту на последних страницах, женщина быстро записывала непонятные Яну символы на полях тетради. – Постоянный стресс, умственная нагрузка на мозг без отдыха могут повлечь за собой внутренне давление. Это можно решить занимаясь спортом, плюс делать в течении глазную гимнастику. Для начала выпишу Вам глазные капли. Капайте их каждый день перед сном в течении двух недель. Если эффекта не последует, можете обратиться в ближайшую больницу.
Незамедлительно встав и оставив на столе направление, врач поправила полы халата и взяла в руки оставленную на полу сумку.
– Спасибо и извините за причиненные неудобства.
– Желаю скорейшего выздоровления.
– Благодарю, – Ярослава поклонилась на прощание и проводила взглядом уходящую женщину. После того как послышался глухой хлопок закрывшейся двери, глава семейства устало выдохнула. – А теперь, молодой человек, потрудитесь объяснить, что Вы вчера это учудили. Всю семью перепугал. Бедняжка Мира себе места не находила. Винила себя, что выпила последний стакан раисовских яблок, тем самым лишив тебя всей энергии.
Лёгкое негодование от бессмысленных душевных метаний дочери, что не заключали в себе и намёки на логические умозаключения, сказались на состоянии матери в виде глубоко залёгших меж бровей морщинок.
– После этого не мне надо было приходить в себя, а ее спаивать отварами ромашки. Потому что яблочный сок теперь под запретом. Всем, кроме тебя. Так что жди, что ближайшие месяца два ты буквально будешь жить на этих яблоках.
Для других это могло прозвучать как безобидная шутка, но наученный горьким опытом старший ребенок понимал, что эти слова следует воспринимать буквально. Для своего же блага.
В один из годов в семействе Башазаг выдался рекордный урожай на мясистые помидоры. Большую часть они благополучно продали на овощных рынках в виде солений, тонких сушенных пластов, как домашний соус, томатный сок с солью или сахаром. На пороге отчаяния они придумали томатное варенье и сорбет, но и это не спасло их от участи подвергнуться притеснению своим же детищем, день ото дня набирающимся мощью солнца и воды. И только Ванабавл знал, сколько мучений кроваво-красные плоды принесли их семье. Они нередко навещали во снах своих создателей, облачаясь в зыбучие пески томно бардового цвета.
– Спасибо, – Ян гулко сглотнул вязкую слюну в ожидании яблочной тюрьмы. Главное не помидоры.
– Должен будешь, – пропела Ярослава со смешинкой, возвращаясь к насущным вопросам. – Так что это было?
– Самому любопытно.
Расплывчатые очертания скомканными отрывками проявлялись как высохшие на солнце картинки. С неохотой представая перед глазами и вновь прячась в бездонных закромах, события ушедшего дня блокировались знойным жужжанием в голове. Лишь туманный голос, что казалось доносился из глубин стоячего озера, заросшего иссохшим камышом и пропахшего вязким илом, пропускал редкие судорожные удары по гудящей голове.