Выживший. Чистилище
Шрифт:
'Капитан государственной безопасности Шляхман Вениамин Борисович', - прочитал я про себя. Ну, царствие тебе небесное, Вениамин Борисович.
Наверх поднимался с бешено колотящимся сердцем. Навстречу в коридоре попался какой-то чекист, я прошел мимо, опустив глаза, и держась ладонью за нижнюю часть лица, мол, болит так, что сам себя не помню. Вот и общий коридор, ведущий к центральному фойе с дежурным... Один прямоугольник, это, кажется, в энкаведешной иерархии лейтенант госбезопасности. Шедший передо мной на выход сотрудник предъявил ему корочку
Так, дорогой, давай без дрожащих рук. Спокойно раскрываем удостоверение и тут же захлопываем, при этом кивая лейтенанту, и снова с наигранным стоном под сочувствующим взглядом чекиста покидаем здание.
Спасибо тебе, Господи, если ты есть! Надеюсь, что все же есть, и что ты там сверху меня прикрываешь. Блин, весь мокрый, как мышь. На улице уже порядком стемнело, и я с удовольствием подставил лицо прохладному ветерку, гулявшему по площади Дзержинского. Мимо прозвенел почти пустой трамвай 'А', сразу навеяв ассоциации с булгаковским: 'Аннушка масло уже купила, причем не только купила, но и пролила'. Цитату одной из своих любимых книг я помнил наизусть.
Затем, отойдя за угол Владимирских ворот, наконец-то стянул с физиономии попахивающую потом портянку, и отшвырнул в сторону. Намусорил, но в сумерках свидетелей вроде не видно.
Все, я на воле! Ну и что делать дальше? Куда идти? Так, давай-ка, дружок, продумаем модель поведения. Форма чекиста слишком приметна, от нее придется избавиться. К новой одежде не мешало бы обзавестись и новыми документами. Наверняка на какой-нибудь 'малине' имеется мастер подделки документов. Только вот где найти эту малину? Не в форме же туда переться. И опять же, чем расплачиваться? Что за деньги сейчас в ходу, и где их взять - тоже первоочередной вопрос, если я хочу подольше продержаться на свободе.
Пока же нужно просто где-то провести ночь. Найти заброшенный дом? В принципе, не такая уж сложная задача, наверняка какие-то дома готовятся под снос, Москва же как-никак строится.
– Товарищ милиционер!
Я даже вздрогнул, когда у меня где-то в районе пупка прозвучал этот исполненный страдания крик. Редкозубая старушка в каком-то непонятного фасона одеянии уцепилась за портупею, и я аккуратно убрал ее пальцы с кожаного ремня.
– Что случилось, мамаша?
– Дык как же, я ж писала уже заявление на квартиранта, паразита этакого, вечно пьяный придет и куролесит. Обещали разобраться, а никто не пришел. А чичас опять заявился с фабрики в стельку, чуть меня не прибил. Вы уж найдите на него управу, Христом Богом молю!
Однако... Не успел на свободу выйти, как тут же обязан кому-то помогать. А бабульку жалко, вон как смотрит, будто побитая собачонка. Что ж там за квартирант у нее такой? Не иначе, какой-нибудь лимита с Рязани.
– А далеко идти-то?
– Дык рядом туточки, на Мясницкой... Тьфу, на Кирова, ее ж переименовали два года назад.
– Ну пойдемте, посмотрим на вашего квартиранта.
– Ой, ну спасибо тебе, сынок, заступник ты мой!
Наверное, со стороны я смотрюсь достаточно грозно, вон как шпана порскнула из подворотни при нашем появлении. Еще бы, НКВД - это вам не хрен собачий.
– А что хоть за квартирант?
– поинтересовался я у старушки, пока мы шли к ее жилищу.
– Дык Васька Яхонтов, паразит, об том годе с Харькова приехал на заработки, на чаеразвесочную фабрику устроился. За пятьдесят рублев сдаю ему комнату. Редкий раз трезвым придет.
– А чего ж, общежития фабрика не имеет?
– Откуда!
– Не родственник он вам?
– К чертям такого родственника! Приютила на свою голову...
– А сдаете по закону, имеется договор найма жилых помещений?
Тут вот глазки у старушки и забегали. Угу, понятно, в обход закона купоны стрижет. И я ведь угадал с вопросом, подозревал, что во все времена в СССР и позже в России ответственный квартиросъемщик обязан заключать с подселенцем соответствующий договор. Тут же, похоже, черный нал, проговорилась старушка на свою голову. С другой стороны, ей повезло, что попался липовый милиционер, но все равно пока все карты раскрывать не будем.
– Нехорошо... Как вас по имени-отчеству?
– Клавдия Васильевна я, Старовойтова.
– Нехорошо, Клавдия Васильевна, обманывать государство. Оно о вас всячески печется, а вы вон от него доходы утаиваете. Ладно, на первый раз простим, но чтобы завтра же пошли и заключили договор.
– Дык ведь с Васькой надо идти в жилконтору, а он рано утром на фабрику убежит.
– Ничего, мы ему сейчас лекцию прочитаем - пойдет как миленький. А на фабрике объяснится, справку выпишут в жилконторе.
– А может, заарестуете?
– Может, и заарестуем, если слова не подействуют. Ну где ваш дом-то?
– Дык вон уж, - в очередной раз 'дыкнула' старушка, - почитай что и пришли.
Обитала бабушка в подвальном помещении, с окнами на уровне мостовой. Два окна - две комнаты, с удобствами во дворе. В окнах свет не горел, наверное, спит уже постоялец.
Оказалось, что где-то колобродит, и дверь в квартиру была нараспашку, хорошо, чужой кто не влез. Хозяйка запричитала, заохала, мол, зря товарищ милиционер шел, теперь неизвестно, сколько ждать, пока этот бандит вернется.
– Что ж, посидим, торопиться нам некуда, все равно на ночном патрулировании, - приврал я, располагаясь у стола и закидывая ногу на ногу.
– А может, картошечки на конопляном маслице пожарить, а? Это я мигом, на керогазе-то.
– А что ж, не откажусь.
– И наливочки, не побрезгуете?
Бабуля извлекал из какой-то схронки початую бутылку с жидкостью темно-вишневого цвета, заткнутую бумажной пробкой. Откупорив ее, я понюхал содержимое и удовлетворенно кивнул: мол, сгодится.
– Только немного, а то я на дежурстве.
– Дык сами и наливайте, товарищ милиционер, сколько требуется. Наливайте, а я вот уже картошечку почищу и поставлю готовиться.