Выживший. Чистилище
Шрифт:
– Записывай! Две осетрины под маринадом, две эскалопа из телятины с овощным гарниром, два цыпленка 'табака', бутылку хорошего... Варя, ты красное или белое предпочитаешь? Давай говори, хватит стесняться. Красное? Бутылку хорошего красного вина и штофик... э-э-э... рябиновой на коньяке. Парочка пирожных 'бизе' для дамы и два кофе. Тебе со сливками? Один со сливками и сахаром.
– Василий, я же столько не съем!
– прошептала Варя, когда умащенный еще одной 10-рублевкой официант помчался выполнять заказ.
– Ничего, я попрошу, тебе завернут, возьмешь домой, родителей угостишь. А пока давай, что ли, потанцуем. Только сними пожалуйста косынку, у тебя же вроде
Танцевала Варя плохо, но я старался как мог подстроиться под свою партнершу. Как раз оркестр, состоявший из пары духовиков, простенькой ударной установки, пианино, контрабаса и акустической гитары играл что-то медленное, и мы вальсировали, легко соприкасаясь телами.
Как же она мило краснела, как томно трепетали ее темные ресницы, пряча стеснительный взгляд карих глаз, как дрожали тонкие пальцы в моей мозолистой ладной... Я был готов растерзать это юное тело прямо здесь, на ресторанном столике, раскидав в сторону тарелки и бокалы, как в каком-нибудь банальном музыкальном клипе из будущего. Еще бы мы здесь были одни... И в то же время одергивал себя. Будь скромнее, старый ты конь, даже в мечтах. Может быть, что-то у тебя с этой девочкой и получится, но только если она сама захочет. Давить не буду, у меня всегда контакт с противоположным полом случался по обоюдному согласию.
Наконец принесли горячее, и мы приступили к трапезе. Я был голоден как волк, но старался держаться прилично, словно дворянин, воспитанный в лучших домах Парижа. Варя, поначалу немного растерявшаяся, подсмотрела, как я держу приборы, и вскоре вполне прилично орудовала ножом и вилкой, неторопясь отправляя в рот маленькие кусочки.
Между тем в нашу сторону косились чуть ли не все посетители кафе. Понятно, мы тут выглядели, как бы помягче сказать, инородными телами. Но лично мне было плевать, у меня имелись деньги, желание нормально поесть и уделить толику внимание девушке, которая мне нравится. А вот одной компании, сидевшей через столик, было не наплевать. Трое охламонов лет по 25 и с ними девица весьма развязной наружности в какой-то момент принялись довольно громко обсуждать наш внешний вид. Вскоре, уже не стесняясь окружающих, они закатывались чуть ли не в голос. Если бы дело касалось только меня, я бы, может быть, и стерпел, давно научившись не обращать внимания на дебилов, тем более поддатых. Но когда дело касается чести моей спутницы - тут совсем другое. И в какой-то момент я не выдержал, спокойно поднялся и неторопливо прошествовал к столику хохмачей, невзирая на протестующий шепот Варечки, призывавшей не обращать на дураков внимания. При моем приближении смешки стихли, но пока они не выглядели особо встревоженными.
– Чего тебе, дядя?
– лениво поинтересовался парнишка в белом костюме и белых штиблетах - мечте Остапа Бендера.
– Вы, молодые люди, имеете слишком много здоровья?
– почему с еврейско-одесским акцентом поинтересовался я у ребятишек.
– Так я могу вам его немного подпортить, если не укоротите свои языки.
– Ты чего, дядя, страх потерял? Да ты знаешь, кто я?
– сплющив окурок в пепельнице, начал приподниматься зарозовевший говорун, но я легко надавил на его ключицу, заставив сесть обратно.
– Если молодые люди хотят себе проблем, то я имею честь их вам предоставить. Только не в этом приличном заведении, а на улице.
– Слушай, дядя, да ты борзый, да?
– вскочил еще один искатель приключений на свои ягодицы, и тут же, выпучив глаза и раскрыв рот, сел обратно. А что вы хотели, тычок даже согнутым пальцем в солнечное сплетение на какое-то время заставляет потенциального соперника думать о том, как набрать в легкие воздуха, а не о том, как помахать кулаками.
Ну все, понеслась! Повскакали дружки, замахали ручонками... Блин, надо аккуратнее с ними работать, чтобы не разнести к чертовой матери этот 'Гиацинт'. Народишко-то вон уже начинает к дверям пробиваться, а официант помчался в подсобку, не иначе, звонить в милицию. Значит, и затягивать не надо.
Однако от красивого удара ногой в прыжке с разворота, как тогда в камере Бутырки, я все же не удержался. Захотел покрасоваться перед Варей, и отправил обладателя белого костюма в короткий полет на его же столик, тут же рухнувший под тяжестью тела. Хоть кино снимай, Ван Дамм отдыхает! Раздался звон разбитой посуды, чей-то женский визг, а я в этот момент ловко уклонился от ярко-красных ногтей спутницы моих оппонентов, мелькнувших в сантиметрах от моего лица. Все это сопровождалось такой заковыристой тирадой, что, будь я более хорошо воспитан, мог бы и покраснеть. Девушка, что же вы себя так ведете, словно портовая шлюха! Женщин я обычно не бью, но когда мне пытаются выцарапать глаза и при этом вспоминают нехорошими словами мою маму - это условие автоматически перестает действовать. Посему смачная оплеуха моментально охладила пыл драчуньи, заставив ее плюхнуться задницей на пол.
Оглядев поле боя и возившихся на полу соперников с размазанными по мордам кровавыми соплями, я удрученно покачал головой и пальцем подманил к себе выглядывавшего из-за дверного косяка подсобки давешнего официанта. Когда тот осторожно приблизился, поинтересовался:
– Милицию вызвал?
Тот молча кивнул. Я достал деньги, отсчитал пятьсот рублей, затем, секунду подумав, добавил еще пару сотен, и сунул ему в кармашек пиджака, откуда торчал платочек.
– Это за съеденное-выпитое и беспокойство. Думаю, покроет убыток.
Официант часто закивал, явно испытывая желание побыстрее испариться. Самое интересное, что оркестрик как ни в чем ни бывало продолжал наяривать 'Рио-Риту'. При этом парни довольно здорово пели хором на немецком языке, наверное, исполняли классический вариант . Невозмутимые, как тапер в салуне, где ковбои бьют друг другу морды. Хотя этих недоносков, ползающих на карачках у моих ног, ковбоями назвать язык не поворачивался.
Я вернулся к нашему столику, где Варя все еще пребывала в легком шоке, помог ей надеть плащ, и мы покинули это оказавшееся не совсем гостеприимным заведение. О том, чтобы захватить недоеденное, мысли как-то не возникло.
– Клим, зачем ты устроил это побоище?
– высказала мне спутница на улице, когда мы на квартал отошли от кафе.
– Так они сами на меня накинулись.
– Ну и не надо было к ним подходить.
– Извини, они оскорбили твою честь.
– Так-то оно так, но все равно комсомол и партия рукоприкладство не одобряют.
Может, и не одобряют, но я-то видел, что ей приятен сам факт того, что за нее вступился мужчина, раскидавший троих... нет, четверых, включая мегеру с красными ногтями, соперников. Между тем мы добрались до ее дома.
– Не спят еще, - сказала Варя, бросив взгляд на освещенные окно второго этажа.
– А ты им не рассказывай про кафе и драку, скажи, что на работе задержалась.
– Комсомол и партия...
– ...считают, что обманывать нехорошо, - закончил я за нее, не сдержав улыбки.
– Ну что, по рукам?
Я протянул ладонь, думая, что Варя ее просто пожмет, как в прошлый раз. Тогда, кстати, она же и была инициатором рукопожатия. Она пожала и в этот раз, но вдобавок еще приподнялась на цыпочках и прикоснулась губами к моей небритой щеке.