Выжженный край
Шрифт:
Дрожащими руками она развернула его. Это были бу маги, одни — напечатанные на машинке, другие — написанные от руки, многие листки сопрели и теперь рассыпались от простого прикосновенья. Вместе с бумагами в свертке этом оказались и два знамени — красное с золотой звездой посредине и еще одно — с серпом и молотом, вышитыми белыми нитками, его она сама вышивала много лет назад, сама же и спрятала сюда, в этот тайник, в шестьдесят девятом году, когда враги устроили здесь «белую зону». Из тех, кто просил ее припрятать эти бумаги, нынче в живых остался один лишь Зи.
Матушка
И хотя чернила сейчас уже выцвели, все еще можно было хорошо разглядеть лицо — редкую бородку, худые, запавшие щеки и ясный взор глаз.
Матушка Эм взяла листок в руки, вышла на светлое место и долго рассматривала его. Слеза скатилась вниз на рисунок: «Бак [23] , вот и стало свободным наше Чьеуфу, и твои дети вновь вернулись сюда. Счастливые пришли к нам дни, но тебя пег больше с нами!»
Повсюду собирались воедино семьи, встречались после долгой разлуки родственники, лились слезы радости, а в добротном каменном доме тетушки Кхой царило уныние: матушка Эм уже пачинала потихоньку собирать свой нехитрый скарб. Скоро будет готов ее дом, и она вернется в свою деревню.
23
Бак — дядюшка; так любовно и уважительно по Вьетнаме называют Хо Ши Мина.
Кхой места себе не находила. За три года, что прожила у нее Эм, они привязались друг к другу. Сейчас, глядя, как Эм перебирает вещи, Кхой разве что слезами не обливалась. Да и завидовала тоже: вон сколько семей воссоединилось за это время, а ее дочь по-прежнему носа казать не желает. Письма и те писать перестала. А вот теперь Кхой еще одно испытание предстоит: через каких-нибудь несколько дней уедет матушка Эм, и останется Кхой одна-одинешенька в этом постылом доме, а на руках двое внучат. Теперь ни от кого не услышит она ободряющего слова, ни в ком не найдет поддержки, как находила ее у Эм…
Было утро. Со стороны поля «Подножие облачков» доносился равномерный гул — работали тракторы. Взошло солнце. На поле потушили костры — люди работали всю ночь, разравнивая землю, — и через заросли бамбука, живой изгородью окружавшего деревню, стали видны тянущиеся вверх тоненькие струйки дыма.
Старый Нгиет, тоже всю ночь прошагавший за плугом, глянул на своего буйвола, поощряюще похлопал его по спине и передал вожжи сыну. Вдохнул полной грудью запахи свежевспаханной земли, вынул фляжку, глотнул самогону и побрел к себе в деревню.
Память
Жизнь налаживалась. Возрождалась и Срединная деревня. Бойцы из К-1 уже полностью очистили ее от мин. Земля звала людей вернуться, и люди возвращались сюда, семья за семьей, хотя деревня и была еще во многих местах пока что больше похожа на джунгли, настолько все заросло.
Первым делом теперь надо было расчищать сады и огороды, участки под жилища, ставить дома. Ни бомбам, ни времени не удалось стереть с лица земли примет прошлого. Какое запустение здесь ни царило, как ни изменилось все, а все же отыскивали люди безошибочно то место, где когда-то стоял их дом, и за два-три дня ставили времянку. И вот уже стали слышны в Срединной такие привычные звуки, как плач детей по ночам, стук песта в ступе, обрушивающего рис, загорелись яркие огоньки керосиновых ламп…
Зи и старый Нгиет продолжали обходить деревню. От одной деревенской улочки шли они к другой, ведя неторопливую беседу. Собственно говоря, больше был слышен хрипловатый голос старого Нгиета. Он рассказывал о сыне, о том, как его забрали в солдаты и как с этого начались их беды. Сколько их пришлось пережить…
— Самое главное, надо во время больших перемен оставаться верным самому себе, оставаться человеком, — заметил Зи.
Они подошли к дому Нгиета. Двор был аккуратно подметен, домик, хотя и маленький, всего в три комнаты, выглядел аккуратным и чистым.
Зи выпил предложенный ему чай, поблагодарил и отправился дальше. Пройдя через огороды, он подошел к другому дому — возле него стояла хорошенькая девочка и держала на руках маленького брата.
— Мама дома? — спросил Зи.
— Нет, на работе.
— А отец?
— Папа спит, он велел всем говорить, что его пег дома…
Зи, размахивая пустым рукавом, решительно пересек небольшой дворик, устеленный сухими стеблями маниока. Это был дом Банга. Вчера поздно ночью прибегала Тьен, умоляла повлиять на мужа, уговорить его остаться в деревне. Банг был осужден условно на два месяца и решил уехать куда-нибудь подальше на заработки. Тьен уверяла, что если он это сделает, то непременно пойдет по плохой дорожке. Зи чувствовал, что она права.
Банг валялся на кровати и глазел в потолок. Услышав шаги, он поспешно натянул одеяло и укрылся с головой. Зи потоптался нерешительно — не лучше ли уйти, но потом рывком сдернул одеяло. Банг молча смотрел на него. Потом сел и сделал удивленные глаза:
— Ох, дядюшка Зи, это вы!
Он кликнул дочь и велел приготовить чай, но Зи остановил девочку, протестующе замахав рукой:
— Нет, нет, чай нить не буду, только что у старого Нгиета напился! Я на минутку…
Банг прятал глаза. Он похудел и был весь какой-то поблекший. Казалось, он стал старше лет на десять.