Вызов врача
Шрифт:
— Ногу подвернула?
— Не твое дело! Принеси мою сумку из коридора… пожалуйста!
Мария Петровна просьбу игнорировала, присела на корточки перед Ириной, сняла сапожок и стала ощупывать сустав.
— Что ты делаешь? Оставь меня в покое! — воспротивилась Ирина.
— Не дергайся! Это не вывих и не перелом, растяжение небольшое. Моя бабка, твоя прабабушка, была деревенской знахаркой и костоправом. Травы, заговоры — им меня не учила, боялась, — ведь знахарей в тюрьму сажали. Бабушку не тронули, потому что райкомовскому председателю она рожу лечила. Не в смысле харю, а в смысле…
— Поняла, рожистое воспаление.
— Да. А костоправством
— Что за травы?
— Говорю же, понятия не имею. Скрывала она от меня, тайно их собирала, сушила на чердаке и прятала в сеннике — это сарай, где сено на зиму для коровы хранят. Так, я тебе сейчас повязку сделаю.
Мария Петровна поднялась, подошла к серванту, выдвинула ящичек, достала широкий бинт.
— Ты, наверное, в прабабку пошла, если доктором стала. Гены проклюнулись.
Ирина еще в детсадовском возрасте мечтала быть врачом. Ее игрушки, куклы и плюшевые зверюшки, регулярно «болели», над ними с помощью инструментов из набора «Юный врач Айболит» Ирина производила манипуляции, лечила до полного победного выздоровления. Мечта юности, простая и ясная: больного сделать здоровым, плачущего — смеющимся, несчастного — счастливым, немощного — активным. Все это будет подвластно мне, врачу, я стану доктором с большой буквы. Мечта разбилась вдребезги, остатки Ирина проглотила вместе с клюквенным морсом от умирающего пациента. Вместо большой буквы — рутинное многоточие. Главная забота — не напортачить с документами, больничными листами и бесплатными рецептами.
Мария Петровна сняла с ноги Ирины нейлоновый носочек, умело накладывала повязку, восьмеркой обводя, фиксируя, голеностопный сустав. Ирине не следовало позволять этой перевязки, сама бы отлично справилась.
Если не брать в расчет врачебный осмотр, это были первые прикосновения матери к дочери. Мария Петровна, испытывая сильнейшее волнение, старалась подавить желание ласково погладить коленку дочери, поцеловать, прижаться щекой. Умиление захлестнуло Марию Петровну, перешло в нервное возбуждение со звоном в ушах, с комом в горле, с непролитыми слезами, с бьющим о грудную клетку сердцем. Она боялась дышать, мелко сопела носом. Хотя страстно хотелось набрать полные легкие воздуха. Но тогда вырвется душераздирающий стон, будто у раненого животного, или, напротив, оглушительный победный крик воина на вершине вражеской крепости. Завопит — напугает девочку.
Ирине передалось волнение матери. Не могло не передаться, хотя и собственного трепета было под завязку, с перехлестом. Нога, которую бинтовала мать, словно лишилась кожи, остались голые нервы. Они звенели от напряжения, принимая горячую энергию. Ирину бросило в жар. Она чувствовала, что покраснело лицо, стали влажными спина и живот. Возбуждение было сродни сексуальному, только без эротической составляющей. Страстно хотелось неиспытанного — материнской ласки. Именно от этой женщины, чей склоненный затылок
«Господи! — мысленно испугалась Ирина. — Что со мной происходит? Обними меня, мама! Нет! Ведь я ненавижу ее!»
Мария Петровна закрепила конец бинта, надела носочек, поднялась.
— Благодарю! — хрипло произнесла Ира.
— Угу! — кивнула Мария Петровна, все еще опасаясь открыть рот.
Она снова подошла к окну, попробовала глубоко вздохнуть. Получилось. Надо успокоиться, отвлечься.
— Лошади, — проговорила Мария Петровна.
— Кто?
— Мы с тобой как лошади, которые ходят по кругу. Сначала я тебя заставляла чай пить, потом ты меня кормила. Ты меня лечила, потом я тебя перевязывала.
— Это ничего не значит. Хотя должна признать: ты обладаешь редкой способностью доводить людей до белого каления. Мой муж говорит, что меня может заставить закричать только горячий утюг, приложенный пониже спины. Ты обошлась без утюга.
— Он у тебя что, садист?
— В определенном смысле.
— Бьет тебя? — резко повернулась мать.
— Преимущественно интеллектом.
— Больно? — улыбнулась Мария Петровна.
— Остроумно. Я позвоню? — Ирина показала на телефон.
— Сиди!
Взяла аппарат и поднесла Ирине. Движения Марии Петровны, не привычной к угодливости, были суетливы и карикатурно подобострастны.
— Папа? — спросила Ирина, набрав номер и дождавшись ответа. — Добрый вечер, папа! Как ты себя чувствуешь? А давление? Лекарство принял? Николеньку забрали из садика? Павел привел? Да, задерживаюсь. У пациентки. Приступ стенокардии купируем. Нет, не надо меня встречать… Сыночек? Здравствуй, маленький! Наказали? Тебя наказали во время тихого часа? Николенька, Татьяна Самойловна не могла тебя наказать за то, что ты пошел в туалет. Ты за ней пошел? Зачем? Что-что посмотреть? Папа смеется? Дай папе трубку… Ты находишь это забавным? У твоего сына нездоровый интерес. Здоровый? Я даже знаю, в кого он такой здоровый. Павел, прекрати дурачиться и поговори с сыном. Что он спрашивает? Павел, ничего не говори ему! Я знаю, как ты объяснишь. Нет, не надо на собачках! И на птичках не надо! Отвлеки его на мультики. Да, скоро… наверно… не знаю. А что у меня с голосом? Не придумывай! Нормальный у меня голос. Ты хлеб купил? Забыл, естественно? Да, я постараюсь… не поздно. Целую! Пока! — Ирина положила трубку.
— Возьми хлеб у меня. Два батона, свежие. Мне столько не требуется.
— Спасибо, но муж сказал, что сходит в булочную.
— Я… я очень рада, что у тебя хорошая, дружная, любящая семья.
— Но и тебе на личную жизнь жаловаться не приходится.
— Почему ты так думаешь?
— Сама хвасталась молодыми любовниками да бурными страстями.
— Это ты про Толика? Да он мне тысячу лет не нужен! Он не под меня клинья забивает, а под коллекцию монет мужа. Думает, я не догадываюсь. Влюбленного из себя корчит… Молокосос! Облапошить старушку надеется, а я его за нос вожу ради спортивного интереса.
— Подобный интерес у тебя называется «спортивный»? Тогда вы со своей французской подругой — мастера спорта.
— Про Марлиз я тебе честно сказала, а сама… Ну, в общем… классовые интересы пожилых женщин отстаивала. Кроме твоего отца и Володи, второго мужа, других мужчин у меня не было.
— Не было отбоя, сама хвасталась.
— Одно другому не противоречит. Если ты нормальная женщина, то должна это знать. Ты ведь красивая, очень… на тебя наверняка засматриваются…
— Я жеманница, кокетливая сердцеедка, ты уже говорила.