Вызов Запада и ответ России
Шрифт:
Именно немцы, первые жертвы вестернизации, первыми указали (устами Гердера) на ту истину, что каждый народ обладает уникальным коллективным духом. Более того, каждый народ имеет право на эту уникальность, право отстаивать ее. Именно так думали все остальные — до и после немцев — жертвы вестернизации, обращаясь к романтической идеализации истоков особенностей, обычаев, духовных основ своего народа. Немцы сделали это по-немецки умно, добротно и убедительно. Русские одними из первых учились этой германской идеологии национальной самозащиты. На русскую читающую публику глубокое впечатление произвело рассуждение Гегеля о том, что слуга, знающий определенно свою роль и роль своего хозяина, умнее своего хозяина, знающего лишь собственную роль. То есть жертва Запада, если она осмысленно воспринимает свою роль и роль Запада, умнее Запада, вращающегося лишь в собственной идейной сфере. Такие размышления и утешали и укрепляли почвеннические настроения во всех незападных странах. Русские оказались, возможно, лучшими учениками немцев в процессе противостояния вестернизации в области духовной самодостаточности. Немецкое влияние, немецкая форма противостояния в этом смысле укрепили русское самосознание в восемнадцатом и, особенно, девятнадцатом веках, укрепили барьеры русскости перед иноземным культурным наступлением.
В этом немецком воздействии следует отметить и некоторые черты, которые многими рассматриваются как специфически русские. Речь идет, прежде всего, о сверхпочитании государства, чиновничьей машины, о внимании к военному фактору. (Но, разумеется, наибольшее воздействие на русское общество оказали германские социальные философы, среди которых фигура Маркса возвышается столь знакомо для русских).
Первыми глубокое воздействие на русское восприятие Запада оказали немецкие критики западного Просвещения.
Особый интерес представляют взгляды Гердера, предтечи романтизма в германской культуре (того романтизма, который позже будет роднить германских романтиков с русскими славянофилами). Гердер отмечал черты духовного декаданса на Западе задолго до своего великого ученика и последователя Гете. Прожив пять лет в Риге, Гердер создал собственное представление о России.
Во-первых, Гердер отметил «особость» русских, их отличие от Запада как народа «восточного». Гердер характеризует русских чрезвычайно лестно (хотя речь идет о времени до появления на русской культурной сцене Державина, Жуковского, Пушкина), отмечая при этом русскую умственную подвижность, гениальную восприимчивость, широту охвата, талантливость, живость, отзывчивость, природное дружелюбие, твердость, упорство, а также несомненную внутреннюю противоречивость, излишнюю податливость внешним впечатлениям.
Во-вторых, Гердер увидел в России то необходимое дополнение Западу, которое, как он надеялся, совместит рационализм и сердечность, энергию и эмоциональность, твердость воли и отзывчивость души. Гердер увидел в русских носителей высокой гуманности, чуткой совести, самоотверженного человеколюбия. Он предупреждал русских от втягивания во внутренние дрязги Запада, призывал их сохранить свою особенность и оригинальность.
Так на Западе возникает течение почитателей и поклонников России. Не перечесть западных друзей России — от петровского друга Гордона до соратников в мировых войнах двадцатого века. Это сделало историческую долю страны счастливее, а процесс сближения с Западом более легким. Без этой руки дружбы Россия ощущала бы себя откровенной жертвой западного натиска, с друзьями в западном обществе она могла чувствовать себя частью западного лагеря. Создание теоретических постулатов, которые давали Востоку, в частности России, шанс на сближение с Западом хотя бы в будущем, явилось основой русского западничества. Среди первых немцев, симпатизирующих России, заметен был Ф. Баадер, столь почитавшийся императором Александром Первым. Он оказал исключительное влияние на П. Чаадаева, сделавшего диспут с приверженцами исконных традиций осью общественной полемики в России на протяжении полутора веков.
Отношения Запада с Россией приобрели особые черты после начала великой французской революции. Русское правительство постаралось одновременно заслониться от революционных идей Запада и в то же время поддержать западные консервативные круги. В 1791 году царица Екатерина отозвала из Франции всех русских студентов. Император Павел в 1797 году уменьшил число печатаемых в год книг с 572 до 240, число периодических изданий сократил с 16 до 5. В то же время Павел, принявший при коронации титул главы православной церкви, стал также покровителем масонов и католиков. Римскому папе было предложено политическое убежище в России, а в Петербурге был открыт католический приход. Период страхов и «запретов» закончился с восшествием на престол в 1801 году императора Александра. Дорога на Запад довольно резко расширилась. Царь Александр сразу же решил открыть в России четыре университета. Победила идея, что правители России не в достаточной степени ощущают флюидность мира, доказанную французской революцией. Народы можно переделывать и делать это нужно скорее. Фаворит царя М. Сперанский, женатый на англичанке поклонник Бентама, стал готовить переход России к западной форме правления. Встреча Александра с Наполеоном в Тильзите, союз двух коронованных владык европейского мира усилили позиции прозападной партии. Сперанский предложил создание конституционной монархии, в которой императора уравновешивал Парламент. Сенат должен был превратиться в главный судебный орган; представители губерний создавали парламент, которому поручалось формирование исполнительной власти, ответственного правительства.
Но период либерального прожектирования закончился довольно быстро. Западные идеи очень скоро стали ассоциироваться с западным натиском на Россию. С выступлением Наполеона против России Сперанский был сослан в Сибирь. Властителем дум российского общества стал блистательный писатель Карамзин, главной идеей которого было обоснование необходимости держаться собственных традиций и одновременной необходимости опасаться Запада, слишком часто проявляющего себя как источник русских бед. Именно на этом этапе формируются две главные идейные тенденции общественной жизни в России — западничество и славянофильство. В эти годы более отчетливо оформляется отношение к Западу: сторонники сближения с ним опираются на опыт Петра и Екатерины. Их оппоненты начинают черпать вдохновение в своеобразии нравов, обычаев, духовной жизни допетровской Москвы, столь блистательно предложенных общественному вниманию в «Истории государства Российского» Карамзина.
Сокрушив Австрию при Аустерлице, а Пруссию под Иеной и Ауэрштадтом, Наполеон фактически подчинил себе весь Запад за исключением «владычицы морей». На несколько лет в мире сложилась двухполюсная система: Франция владела Западной и Центральной Европой, а Англия, благодаря своему флоту, — подходами к остальным континентам. Россия при этом выполняла роль своеобразного балансира — третьего мирового центра, то приближаясь к Парижу (Тильзит, 1805 г.), то к Лондону (отказ примкнуть к континентальной блокаде британской торговли) и создавая трехполюсный мир. Новым и удивительным было даже не сближение России с послереволюционной Францией (с ее принципами кодекса Наполеона), а утрата связей и влияния на Пруссию и Австрию, попавшими во французскую орбиту. Впервые Россия граничила с консолидированным Западом, возглавляемым яркой прометеевской личностью. Западная цивилизация соприкасалась с восточноевропейской на этот раз без посредников.
Трехполюсная система оказалась неустойчивой, она не выдержала испытаний в частности потому, что Наполеон не соглашался на абсолютную самостоятельность Александра. В конечном счете Россия была поставлена перед выбором: стать зависимой от Франции или постараться сохранить собственную свободу выбора. Нетерпение и самоуверенность Наполеона сокрушили трехполюсный мир, объединив усилия России и Англии в борьбе против наполеоновских посягательств на мировую гегемонию.
Первый случай, когда человек прометеевской культуры почти получил ключи от русской истории, пришелся на осень 1812 года, когда Наполеон во главе общеевропейской армии преодолел спасительное для русских бездорожье и после ожесточенного сражения у Бородино занял Москву. Его взору предстал русский Восток, для Запада это был первый случай такой близости к покорению гордой наследницы Византии. Прежде главенствующим ракурсом западной экспансии были юг и запад. Вместе с Наполеоном вся западная интеллигенция поневоле обратила фокус своего внимания на русского колосса. В определенном смысле «открытие России», соприкосновение с ее глубинами многих тысяч участников «великой армии», было одним из важнейших результатов великой французской революции и наполеоновского насильственного объединения Европы.
Нужно отметить, что, помимо геополитики, у Наполеона проявился специфический интерес к малоизвестной цивилизации Московии. Император страдал от «кротовой дыры» Запада, его камерности перед громадным миром России — Сибири. Известен его афоризм: «Только на Востоке возможны свержения грандиозного стиля». Еще в период завоевания Египта он предложил императору Павлу Первому вместе выступить путями Александра Македонского в Индию. Со вторым российским императором — Александром Наполеон договорился о союзе в Тильзите. Союз не сделал Россию управляемым доменом Запада и именно поэтому Наполеон перешел Березину в восточном направлении. В Наполеоне западный «прометеизм» нашел свое высшее воплощение, и поздней осенью 1812 года этот западный титан вглядывался в мрак российской пустыни, в основы единственного государства, против которого он выступил, но не победил. Москва, эта, по словам Наполеона, «азиатская столица большого царства с ее бесчисленными церквями в форме китайских пагод», оказала на прометеевского героя Запада неизгладимое впечатление. Два мира вошли в тесное соприкосновение и совокупная мощь Запада в тот раз оказалась недостаточной, чтобы подчинить Россию.
Как обобщает дворянский период российских отношений с Западом Дж. Биллингтон, «при Екатерине и Александре Россия придвинулась ближе в Европе физически и в духовном смысле, но она так и не обзавелась долей в политическом и институциональном развитии Запада. Русские города были перестроены по неоклассической модели, но русская мысль оставалась не тронутой классическими формами и дисциплиной… Неясные надежды уступили место страху, как бы Россия не обрела национальную политическую систему». Эти страхи русских верхов сказались в отзыве студентов, закрытии границ и (как кульминация) в борьбе с декабристами и их прозападническими идеалами.