Вызов
Шрифт:
– Матвеич! У меня баня истопилась. Может, я сначала в баню схожу, а потом приду?
– Ну, давай, Славка, иди в баню, а за это время бабка накроет на стол, да долго не парься, а то всё остынет, – нетерпеливо сказал Матвеич и отлепился от плетня.
Ярослав зашёл в баню, подбросил дров, заварил берёзовый веник и пошёл в дом за полотенцем. Он вспомнил, когда дед был ещё жив и Ярослав приезжал его навестить, дед обязательно топил баню. Он слыл травником. Лечил деревенских от всяких хворей, заговаривал от сглаза, испуга, останавливал кровь в ранах, когда пацаны шли стенка на стенку в битве за свою улицу. В деревне все его звали ведьмаком. Он заходил в избу с запахом дыма и каких-то трав. А после бани выглядел, как будто скинул десяток-другой лет, хотя в деревне был самым старым из мужиков.
Баня его встретила плотным сухим жаром. Ярославу даже показалось, что баня дышала, словно живое существо. Он разделся, вошёл внутрь, сел на полoк и блаженно закрыл глаза. Пропотев как следует, налил в таз воды, взял распаренный пышный душистый берёзовый веник, и стал охаживать себя со всех сторон. Напарившись, вышел из бани, облился холодной водой из бочки, стоявшей рядом с баней и сел в предбаннике отдохнуть. Тут протиснулся в приоткрытую дверь Матвеич.
– Славка, а чё, ты не прогонишь, если я вместе с тобой попарюсь? Люблю баньку, а топим только по субботам, а тут чё будет жар пропадать.
– Заходи, Матвеич, мне не жалко, парься.
Матвеич зашёл в предбанник, быстро скинул портки и сел на лавку, развесив, как на смотринах, обессиленные прежними трудовыми годами свои реликвии почти до пола. Оглядев такой неприкрытый натурализм изношенного срама этого бывшего шатуна, Ярослав поднялся с лавки.
– Ну что Матвеич расселся, пойдём в парилку, а то застудишь своё хозяйство.
– Ай, Славка, теперь хоть береги этого ветерана труда, хоть не береги, всё равно к делу не пристроишь, – посажалел Матвеич и двинулся следом за Ярославом в парилку.
– Ложись, Матвеич, на полок я тебя попарю.
Матвеич забрался и лёг на горячие доски. Ярослав взял веник и стал хлестать его по спине и по богам, Матвеич только кряхтел от удовольствия. Напарив соседа от души, Ярослав окатил его холодной водой. Матвеич поднялся, слез с полка и сел на нижнюю ступеньку.
– Ну, спасибо тебе, Славик, уважил старика. Прямо, как заново родился.
– Я тоже баню люблю, Матвеич, городская баня совсем не то, что деревенская. Тут дух живой, лёгкий.
Посидели, отдохнули, выпили холодного кваску, который принесла Дарья Агафоновна, пока они парились. После бани Ярослав пошёл к соседу. Мать Матвеича накрывала на стол, там уже стояла запотевшая бутылочка беленькой, её вид взбодрил Матвеича, он потёр руки в предвкушении и быстро пристроился к столу, подвинув табуретку и для Ярослава.
– Проходи, Ярик, садись к столу, – пригласила старушка.
Пока Матвеич открывал бутылку и разливал водку по рюмкам, Ярослав выкладывал на стол мясные и рыбные копчёности, зефир, шоколад и три бутылки пива. Пили, ели с аппетитом и вели беседу. Наполнив мелкие посудинки, как на взгляд Матвеича, так надо было стаканы поставить, он произнёс тост:
– Ну, будем! За приезд! – быстро проговорив, Матвеич тут же опрокинул в себя водку.
Выпили по одной, закусили картошечкой с грибочками, похрустели огурчиками. Матвеич, не откладывая в долгий ящик, тут же налил по второй. Старушка нахмурилась, но промолчала.
– Когда женишься, Ярик? – поинтересовалась старушка.
– Невесты пока нет, не выбрал.
– Выберешь. Такому видному парню, да красавцу, каких поискать, холостым девки не дадут долго гулять. А помнишь, что ты ответил отцу, когда он тебя однажды спросил: «Кем ты хочешь стать, Ярик?»
– Не помню. А что я ответил?
– Ты сказал, что хочешь стать отцом, – хмыкнула старушка.
– А, что, нормальная мечта, да и процесс увлекательный, – Ярослав захохотал.
Матвеич, прежде чем наполнить в очередной раз рюмки, не забывал хитрым глазом глянуть на Дарью Агафоновну, она строга была в отношении выпивки, у неё не забалуешь и поэтому Матвеич старался как можно быстрее наполнить рюмки, ведь назад в бутылку она не заставит выливать водку. Снова выпили и закусили. Стали вспоминать прежние времена, когда и картошка была вкуснее и грибов в лесах немерено и трава зеленее была. Матвеич снова стал наливать в рюмки, а Дарья Агафоновна строго посмотрев на сына, сказала:
– Ты бы, Лёнька, не частил так! Тебе ещё скотину обиходить надобно.
– Да мне три рюмки, что слону дробина. Наша ребристо-скаковая коровка выдюжит, если я её чуть позже покормлю. За нас! – произнёс он тост и глыть-глыть-глыть, быстро опустошил свою рюмку и не успел её поставить, как хрясь и Леонид Матвеич тут же крепко получил ложкой по лбу.
– Мама, чё сразу драться-то?
– А это чтобы ты не говорил так про нашу кормилицу.
– Так я же любя.
– И я тоже.
– Вот представляешь, Славка, мужику за полста лет, а его всё ещё мать воспитывает.
– Матвеич, ты должен день и ночь благодарить бога, что мать с тобой рядом и дай бог ей здоровья, пусть и дальше воспитывает.
– Это да! Это ты, брат, прав. Мама! Только не надо меня ложкой по лбу! Я же тебе не пацан.
– А как тебя можно? Оглоблей? Так мне уже не под силу её поднять.
Ярослав громко заржал, глядя на обиженного Матвеича. А Дарья Агафоновна взяла со стола бутылку с оставшейся водкой и пошла в сени, прятать. Перешли к чаю с пирогами. Пироги у Дарьи Агафоновны всегда были отменные, наверное, она слово волшебное знает.
– Варенье накладывай, Ярик. Не жалей этого добра, мы тут вареньем богатые!
Матвеич хмыкнул и покачал головой.
– Мама села на своего конька. Понесло её.
– Не любо не слушай, а врать не мешай, – старушка посмотрела на сына. – Я ведь не хвастаю, Ярик, так оно и есть: всего-то нам хватает. Как в Писании сказано? Рука дающего не оскудеет, вот и помогаем иногда старикам, ежли кто заболеет, есть у нас тут совсем одинокие. Мы хлеб сами печём, мясцо бывает, хотя я его не ем, зарок дала. Лес нас кормит, огурчики есть, помидоры, капуста выросла на удивление, кочаны неохватные. Не бедно живём, унывать нет причины, – рассказывала довольная своим достатком Дарья Агафоновна.
«Надо же старушка помнит, как меня мать называла Яриком, а я уже об этом и не вспоминаю даже. До чего бодрая, старушка, энергичная, деятельная, – думал Ярослав, глядя на Дарью Агафоновну, – только слишком разговорчива. Хотя…, часто ли она видит тут людей. В такой-то глуши».
Ярослав внимательно слушал старушку, решив дать ей выговориться. Они выпили чай, Ярослав попробовал пирогов Дарьи Агафоновны, попробовал варенье. Старушка, ткнув пальцем в сторону Ярослава, сказала:
– Над теми местами, куда у тебя нос повернут, сотню лет, как говаривали старики, очень уж недобрые ветры. Плохие места. И беспокоить их не стоило бы.