Вызываем огонь на себя
Шрифт:
— Блокада в основном закончилась, — шепнул Венделин Яну. — У партизан потери тяжелые, но бригады целы и готовятся к действиям… Но большая опасность грозит Данченкову!…
В ту ночь Маньковский не спал. И не из-за бомбежки. Мартовская ночь была ненастной, нелетной — авиабаза спала. Яну мешали спать думы о Люсе и беспокойство за партизан. Венделин накануне узнал в штабе о секретной акции против данчат, подготовленной особой бригадой СС обер-фюрера доктора Оскара Дирлевангера, того самого Дирлевангера, который всегда ходил с обезьяной на плече, который позднее сыскал себе славу одного из главных палачей восставшей Варшавы.
—
— Надо предупредить Данченкова…
— Я послал человека, чтоб тот предупредил партизан, но не знаю, успеем ли мы, удастся ли связаться с партизанами — ведь из-за блокады мы давно уже не имеем связи с Данченковым. Спасибо немцам, из их планов я узнал, в каком квартале леса разбили лагерь данчата!…
К счастью, как потом узнали Ян Маленький и Венделин, Данченков вовремя получил донесение Венделина, переданное им через дубровских подпольщиков. Всех больных и раненых партизан комбриг тотчас приказал отправить в соседний Бочаровский лес, а с остальными, обезвредив очередного шпиона Вернера, вышел встречать бандитов доктора Дирлевангера.
Охотники за партизанами, одетые в белые маскировочные костюмы, похожие на привидения, бесшумно продвигались к лагерю на лыжах, обходя заставы партизан. Они думали застать партизан врасплох, но сами попали в западню. Ночную тьму осветили огни ракет, грохнул залп, светляки трассирующих пуль густо роились в подлеске. Не более половины бандитов вырвалось в ту ночь из лесу.
Через несколько дней разведчики бригады встретились с Аней Морозовой на квартире Марии Иванютиной в Сердечкине. Комбриг Данченков прислал подпольщикам благодарность, а комиссар Гайдуков — газеты и листовки с Большой земли, свежие сводки Совинформбюро, рассказывающие о великой Сталинградской битве, о прорыве блокады Ленинграда, освобождении Северного Кавказа и других славных победах Красной Армии.
И снова ударял могучий партизанский прибой о стены сещинской крепости. Снова бушевали партизанские пожары в занятых гитлеровскими гарнизонами селах вокруг Сещи, снова рвались мины на всех коммуникациях врага. Авиабаза — островок среди враждебного моря — ощетинилась дулами пушек, пулеметов и автоматов.
СС-оберштурмфюрер Вернер свирепствовал вовсю: по малейшему подозрению бросал в тюрьму или отправлял на каторжную работу в Германию жителей все заметнее пустевшего поселка, еще строже ограничивал передвижение всех русских подсобных рабочих, выставлял еще больше часовых и патрульных, ограждал колючей проволокой и заборами многие участки на авиабазе. Вернер решил положить конец «позорной фратернизации» солдат и иностранных рабочих с русским населением. Все рабочие были переведены в казармы и взяты под неусыпное наблюдение СД и ГФП.
Но даже оберштурмфюреру Вернеру делалось ясно: не получилось у него «мертвой зоны». Какая там, к дьяволу, «мертвая зона», когда в самом сердце ее — авиагородке — появлялись на стенах домов и заборах листовки, подписанные секретарем большевистского обкома!
…Наверное, ни одно сообщение Венделина Роблички не потрясло Аню так, как то, которое она услышала от него числа 10 марта 1943 года.
— Аня! В штабе ходят слухи, будто в Смоленск из главной ставки в Растенбурге должен прилететь фюрер.
— Гитлер?! — переспросила Аня, бледнея, — Но Смоленск отсюда далеко — километров сто пятьдесят!
— А вдруг из-за погоды или еще почему-нибудь он сядет не в Смоленске, а в Сеще? Говорят, что его прилет и отлет будут эскортировать и прикрывать и сещинские истребители. Ставка все время отменяет и переносит дату прилета, называет разные аэродромы…
— На всякий случай, — медленно, кусая губы от волнения, проговорила Аня, — мы попросим несколько мин в лесу. Чем черт не шутит!
Аня сделала все, чтобы быть готовой к встрече фюрера, хотя шансов на успех задуманной операции почти не было. Ни ей, ни Венделину не было дано знать, что из Смоленска, куда Гитлер прилетел из Растенбурга, не залетая в Сещу, его самолет полетел обратно с миной, переданной немецким офицером-антифашистом из штаба группы армий «Центр» одному из адъютантов в свертке под видом двух бутылок коньяка. Мина должна была взорваться, когда Гитлер пролетал над Минском. Кислота во взрывателе мины разъела проволочку, удерживавшую пружину, ударник разбил капсюль. Но капсюль не сработал…
Через несколько дней в Сещу пробралась с просроченным пропуском Шура Гарбузова. Ее новый командир, Иван Петрович Косырев, хотел лично встретиться с Аней и представителем поляков. Аня решила взять с собой Яна Маленького и Люсю Сенчилину. Никто так не радовался предстоящей встрече, как Ян Маленький. Ведь он еще ни разу не видел живого партизана. Мог ли он думать, что завтра партизаны поведут его на расстрел!…
«РАССТРЕЛЯТЬ КАК ПРЕДАТЕЛЯ!»
Ян Маленький медленно снимал еще совсем крепкие вермахтовские сапоги с широкими и низкими голенищами. Он не спешил. Да и кто станет спешить во время собственного расстрела! Сняв сапог, Ян стал разглядывать совсем еще целый кованый каблук и толстую подметку с тридцатью двумя гвоздями с почти не стертыми еще, блестящими широкими шляпками.
Весеннее мартовское солнце так и сияло на этих шляпках. Тридцать два гвоздя… А Яну всего двадцать с небольшим…
— Давай поторапливайся! — крикнул один из партизан, с алой лентой на кубанке и трофейным «шмайссером» на груди. У второго партизана, в мятой фетровой шляпе и потрепанном немецком пехотном мундире, — русский автомат «ППШ». У третьего, в летном шлеме и цивильном черном костюме, — русская винтовка.
— Сапоги нехай Сашка берет! — распорядился партизан в кубанке. — Я возьму мундир и шкеры, а Пашка шинель возьмет. Кому говорят — поторапливайся?!
Ян молча начал стаскивать другой сапог. Он давно понял, что ему не удастся доказать, что он подпольщик. Но сознание все еще не мирилось с неизбежностью неожиданного и страшного конца.
Пашка, улыбаясь довольной улыбкой, застегивал куцую шинель. Сашка поднял с земли сапог, посмотрел на подметку. Подняв ногу в разбитом и залубеневшем яловом сапоге, он приставил сапог к сапогу.