Вызывной канал
Шрифт:
В контрразведке ему гранату подарили, на будущее.
ОМОН был тбилисский, батумские власти его не жаловали.
Воры от дел отошли. Какой закон? Беспредел настал в Батуми.
Собрал нас Мастер, мол так и так, будем документы новые всем покупать. Деньги целы пока. Ну, прийдётся ещё месячишку без зарплаты, народ, перекантоваться. А иначе из Батуми этого нам не уйти.
— Без денег, так без денег, — согласились мы. А что делать?
Я вообще на ПТСе нашем — человек свежий был.
Не команда — а мясное ассорти в тазу для бритья.
Родион (он же — Радик) — этот из техфлота. Мели от Усть-Дунайска до Туапсе он не просто знал, он их создавал. Говорят, именно его шаланда присыпала ту подводную лодку на грунте. При чём тут кефаль? Шаланда — это баржа такая. Песок от землечерпалок в районы свалок грунта отвозит. А Вы что подумали?
Кубанская фракция (боцман, кандей и второй матрос) попала на 93-ий с "Востока". Променяли двухсотметровое шило на наш обмылочек. "Восток" — дело тонкое. Одних баб в экипаже — под шесть сотен. Боты разъездные — как раз с наш "таз для бритья". По одиннадцать месяцев в рейсе, и денег не платят. Тут не только на тазик, на "тузик" (на душегубку, по-вашему) сбежишь.
Кубанцы вообще — народ интересный, кавказских кровей. Сегодня морды в кровь друг другу побьют, завтра — опять кунаки. Шашкой махать им по Менделю и Моргану положено.
— А шо, есаул, можить зря мы вчерась студентов в капусту порубали?
— Може й марно. А в тим — нехай не плошають.
Особенно в Скользком Мендель не просчитался. Он мне сразу заявил, что будь он на т о й вахте… Хотя, когда документы нам назад принесли, за шашкой фамильной чтой-то не шибко тянулся.
Меня только по первому рейсу троица эта кубанская напрягала. Свежий человек я был на "девяносто третьем". Дед Витька — этот уже с душком. Сразу мне сказал:
— Паша, выпивайте и закусывайте. Пусть вас не волнует этих кубанских глупостев.
Дед Витька был из коренных. С Молдаванки. Детство во дворе с усохшим фонтаном, юность на танцклетке возле бурсы техфлотовской. И нос ему по боксёрскому фасону подрихтовали там же. В рыбачки-колхозники он угодил уже с верхним образованием. К несчастью, штатный причал морского буксира "Титан", без отрыва от которого Дед образовывался, располагался в опасной близости от причала винбазы…
Житьё колхозное приучило его не сотворять из судоводителя кумира. Так, на "девяносто третьем", машина отрабатывала назад не сразу же по команде с мостика, а после Дедова контрольного стука ногой об палубу в районе тридцать седьмого шпангоута. Дизеля свои Дед любил больше бортов. За борта нехай старпом думает.
Третьим механиком у Деда Витьки был мичман Панин. Однокашник Деда по техфлоту, молчун и интернационалист. О его отношении к происходящему на палубе "девяносто третьего" догадываться приходилось по интонации, с которой он произносил три точки после своего обычного: "Ну, вот…" А интернационалистом он был потому, что в любой стране Черноморья его с готовностью признавали аборигеном: болгарином, румыном, турком, грузином. И пытались говорить с ним на родном языке.
Обо мне распространяться долго незачем. Мореходка. Вылетел с третьего курса. Восьмая Тихоокеанская эскадра. Югрыбразведка керченская. Рудовозы река-море (река-горе) херсонские. И пассажирчик маленький. Ялта-Синоп. Каждую неделю дважды.
Все вроде. Хотя нет, Куклу забыл. Водолазку дворянских кровей нашу. Единственную барышню на борту. Не собака, а звоночек. Попробуй только чужой на трап сунься. Своих же определяла Кукла за обеденным столом. И надолго. Я года через полтора, на другом пароходе, у Горбатова, встретил её. Узнала, сучка. Тявкнула спросонья, а потом хвостом завиляла и лизаться полезла. Мы ж с ней после того налёта вроде как родственники получились. И ей досталось, когда меня защищать бросилась.
Щенки от Куклы в порту нашем пользовались постоянным спросом. Правда, и предложение не заставляло себя особо ждать: гулящая была псина.
Олег Палыч говорил, что в Бургасе ему пришлось возвращаться за Куклой от самого приёмного буя. Загуляла барышня. Агент по радио уже вызывал. И знала ж, сучка, к кому кинуться со своими женскими бедами. Посмеялся болгарин, но даже по "воки-токи" на тридцать третьем канале полаять дал ей возможность. Как тут не вернуться? Горбатов, как старпом, ворчал, правда, что Кукла вообще — предмет контрабанды, завезена в братскую Болгарию без санитарных документов, и пахнет всё это международным скандалом и штрафом. И в следующий же приход в Ильичёвск Палыч Кукле оформил санпаспорт и прививки… Но это уже из преданий "девяносто третьего". Где тот Горбатов? И кто хранит эти преданья старины глубокой сейчас, когда я пишу эти строки?
Получается, кроме меня некому. Поэтому и уродуюсь, борюсь со скудоумием и косноязычием. А что делать?
Чёртов Батуми! И ведь и скучать вроде бы не по чему, видали мы в гробу все эти колониальные прелести.
И пальмы в Мапуту — ещё более пыльные.
И коровы в Бомбее — ещё более неприкосновенный скот. Так же бредут по проезжей части вразрез движению.
И женщины в Дубае — вообще в намордниках, а не только во всём чёрном, в непременных косынках после замужества.
И контрабандный рынок в Джибути — столь же бойкое и гиблое место, где тебя обжулят и обворуют, смеясь, не считая должным даже убегать: шаг отступил и потерялся в толпе.
И французская морская пехота сверкает бритыми затылками ничуть не хуже костромских дембелей в камуфляже и тельниках, отоваривающихся колониальным товаром по случаю отправки на родину. (Эвакуация, дядя. Завтра на транспорт грузимся).
И цитрусы в Пирее растут просто вдоль дорог, а не за заборами…
А пиво "Эфес Пилзен" дешевле и вкуснее пить в Турции, а не под пальмами у морвокзала. Хотя, шашлыки и хинкали, пожалуй…
Впрочем, что это я? В том году в Батуми не до шашлыков было. Хлеб брать приходилось через корешей Скользкого, через дыру в заборе.
Единственное, чем ещё торговали свободно, было спиртное и автопокрышки. Впрочем, спиртное батумской возгонки отдавало той же резиной.
Недаром и из Феодосии мы привезли груз автомобильных скатов.
Война войной, но скакунов своих подковывай регулярно. Кавказ.
Даже беженцы кавказские бегут от войны на жигулях и волгах.
Каждое утро причалы рыбкомбината оживлялись криками "майна-вира", дельными советами, многозначительным цоканьем языков и спорами зевак.