Взаперти
Шрифт:
У самого выхода, на последнем сиденье – девушка с перерезанным горлом… Девушка с перерезанным горлом будто смотрела на меня, через пряди густых волос.
Я подошёл поближе, убрал окровавленные волосы, очистил лицо от снега… Голова, что и без того склонилась набок, соскользнула со спинки сиденья, и всё тело стало сползать. Я хотел удержать её, но не мог сдвинуться с места.
Это была она. Моя дорогая Лиан.
Что она делала здесь? Почему она в этом вагоне?
Я не мог ничего сказать. Крик подполз
– Вы как? – подошёл со спины Полянский.
Я обернулся и посмотрел на него. Опять его голос показался мне сильно знакомым. Он был твёрд и холоден, он пах порохом и металлом, он давил на висок.
– Вы в порядке, Берроу? – повторил он. – Придите уже в себя. Не хватало ещё, чтобы вы потеряли рассудок. – Он похлопал меня по плечу. – Нам пора уходить, здесь мы уже никому не поможем.
В тамбуре нас уже ждали Хорхе и Нил.
Я хотел ещё раз посмотреть на Лиан. Она сползла с этой скамьи и лежала совсем неудобно. Я хотел посадить её ровно, поправить…
Полянский подтолкнул меня в спину и повёл к дверям.
– Нет времени на истерики, – сказал он.
– Это я виноват…
– Вы о чём?
– Она искала меня, она попала в этот поезд не случайно. Наверное, проследила, наверное, поняла, что я еду на этот вокзал…
– Вы о ком? – не понял Полянский. – Узнали кого-то из пассажиров?
– Узнал.
– Мне жаль, Берроу. – Он проверил свою обойму. – Но откуда вам было знать, что поезд захватят. Случайность, – закрыл он двери вымершего вагона, – смертельная, но всё же случайность. Пойдёмте, следующий вагон – ресторан.
И тут-то я понял, что смертельных случайностей не бывает, как и случайных смертей, что все они рукотворны, что я был всему виной.
15
Фокусник
Ясмотрел в тёмные окна своей съёмной квартиры и ждал, когда включится свет. Был уже почти полдень, когда после долгих скитаний я решил пробраться домой. Мне нужны были одежда и деньги.
На языке вкус железа, будто кровь пошла носом, то же самое было, когда умер отец.
После травмы он не поднялся.
Мать так и осталась в цирке, она говорила: цирк – это жизнь. Я тогда мало что понимал, например, как жизнью может быть то, что убивает, что продолжает идти, когда ты падаешь вниз. Лишь позже я понял, что так и работает жизнь, как этот проклятый цирк – убивая старых, взращивая новых людей.
Я ненавидел этот вкус смерти на языке.
Сплюнул кровавые слюни, увидел себя в отражении одной из витрин. Если меня не поймают как вора, то как бездомного – точно уволокут. Мне нужно было домой.
Выйдя из-за пышных вазонов, я пошёл вниз по дороге, дальше, к старым домам, ближе к моему дому. Я был избит и одет как пьянчуга, мои руки в кровоподтёках, и ребро не давало дышать. Но это было нестрашно. Я хромал вниз по дороге, мимо кирпичных домов и цветочных витрин, мимо города, что уже никогда не будет моим – здесь меня уже сняли со сцены.
Я подходил к своим окнам, я почти что бежал. Будто, если прибавить шагу, можно опередить саму смерть или уклониться от смерти, будто она не догонит. Беги, беги быстрей!
У подъезда я оглянулся – здесь не было никого.
Поднимаясь по скрипучим ступеням, замирая на каждом пролёте, я прислушивался к каждому звуку, к каждому шороху тишины.
Лиан, должно быть, ещё спала. Хорошо бы переодеться и ничего ей не объяснять. Мне вдруг подумалось, что люди Майлза её не достанут, точнее, не будут пытаться. Зачем им собой рисковать?
Я взглянул на свой свитер – видок у меня был ужасный, да и запах – хоть мух трави. Она скажет, что «говорила», что как чувствовала всегда, так оно и случилось.
Я стоял напротив квартиры в ожидании её шагов, или чьих-то других шагов, я готов был или войти, или сигануть со ступеней, я уже был на старте, в любую из двух сторон. Нервы били по темени, кровь замирала в венах. Я слышал лишь, как чёртова муха билась о подъездное стекло.
Тишина.
Никакого движения, ни шороха, ни скрипа за дверью. Потянувшись к ручке двери, я открыл и вошёл и в ту же секунду понял, что квартира была не закрыта.
Ветер поднимал жалюзи, окна распахнуты настежь, на полу кухни – ящики, вытащенные из шкафов, разбросанная посуда, счета за квартиру и прочая мелочь.
– Лиан! – крикнул я в пустоту квартиры.
Они здесь уже побывали. В прихожей и коридоре – одежда вся на полу.
– Лиан! – Мой голос дрожал, как у ребёнка. – Лиан, я пришёл!
Я знал, что она не ответит, но всё продолжал её звать. Ходил от гостиной до кухни, минуя одну только дверь – дверь нашей спальни. Я знал, что там увижу, и не хотел заходить. Под кожей – нервная дрожь, в носу – запах смерти, смертью пропахли все стены, она затаилась в углах.
Я подходил к нашей спальне медленно, как только мог.
Через приоткрытую дверь виднелась смятая простынь, разбитые статуэтки и книги на полу. Я толкнул её, дверь заскрипела, встав на половине пути, вот и я так стоял – не двигаясь, не дыша.
Лиан сидела на стуле с руками, завязанными за спинкой. В уголке её рта – уже застывшая струйка крови, как и пятна на нашем полу. Голова запрокинута набок, шея кривая с продольным порезом. Я подошёл к ней ближе, закрыл мёртвые глаза и развязал запястья. Она упала на меня холодным грузом, подступающей тошнотой. Уложив её на кровать, я пошёл, пятясь, из спальни.