Взбалмошная девчонка
Шрифт:
Он пристально взглянул в лицо дочери, словно ожидая от нее подтверждения своих слов. Странно, но у Уитни-Кинга возникло ощущение, что перед ним лежит совершенно незнакомое ему существо. Чужая девушка лежала перед ним, и мысли, и чувства ее оставались для него книгой за семью печатями. Как это могло случиться, ведь она — его плоть и кровь…
— Не знаю, как благодарить тебя за спасение Тем-пест, — продолжал он, помолчав. — Особенно — за хитрость, которую ты применил, чтобы вывезти ее из страны. Мой адвокат заверил меня,
Сквозь дымку забытья до Темпест доносились голоса. Голоса людей, которых она любит. Один звучал твердо и уверенно, другой — просительно и растерянно.
— Этого не будет, — проговорил Страйкер.
Артур поднял глаза.
— То есть?
— Расторжения брака не будет.
— Ты хочешь сказать… вы с Темпест близки?
— Я ничего не хочу сказать. Это наше с Темпест личное дело. Но я хотел на ней жениться еще задолго до того, как этот полковник начал играть мускулами. Это она не хотела выходить за меня замуж. Вы же знаете свою дочь, на нее никто не может накинуть узду.
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем тебе на ней жениться? Ты — не охотник за наследством, это очевидно: я, слава богу, не первый год тебя знаю. Ты прекрасно знаешь, что она за человек. У вас не будет ни дома, ни семьи — ничего, что мужчина ждет от женщины! Ты хоть понимаешь, на что себя обрек?! Не ожидал от тебя такой глупости…
Страйкер молчал, задумчиво глядя на босса. Теперь он понимал, почему Темпест с такой горечью говорила о своем отце.
— Я и сам не знаю, зачем мне это нужно…
Темпест с трудом открыла глаза. Она отчетливо услышала последние слова Страйкера.
— Но ты не оставишь меня? — прошептала она с тревогой. — Только не надо меня заставлять… — Обессиленная, Темпест умолкла, не закончив фразы. Но Страйкер и так знал, что она может сказать.
Он потрогал ее щеку и с облегчением убедился, что жар спадает.
— Конечно. Я не подрежу тебе крыльев, моя ласточка. Лети куда хочешь.
— А ты полетишь со мной? — слабым голосом спросила Темпест. Голова у нее кружилась, и лицо Страйкера расплывалось в мутном тумане.
— Если смогу. — Он нагнулся и поцеловал ее. — А теперь поздоровайся с папой. Он уже два дня ждет, пока ты очнешься.
Но Темпест не обратила внимания на его слова — или просто их не услышала. Другое занимало сейчас ее мысли.
— Ты все понял, да? И ты обещаешь мне?
Страйкер улыбнулся ей, и его темные глаза заблестели.
— Обещаю. Никаких решеток и цепей. Я буду охранять тебя, только если ты сама попросишь.
— Ты… меня любишь?
— Да, дорогая. Без всяких условий. Люблю такой, какая ты есть.
Темпест улыбнулась ему своей улыбкой, против которой, как известно, не мог устоять ни один мужчина. Синие глаза ее зажглись радостью.
— Я буду осторожна. Честное слово, обещаю тебе. Я и так тебя порядком измучила.
Страйкер невольно вздохнул. Он знал цену обещаниям Темпест. Да, она будет осторожна. Будет очень стараться… первые несколько месяцев. Но не преуспеет. И когда-нибудь неумолимая судьба швырнет Темнеет на камни смертельным броском прежде, чем Страйкер успеет прийти на помощь…
— Значит, мы оба будем счастливы, — ответил он и поспешно поднес ее руку к губам, чтобы скрыть от нее непрошеные слезы. — А теперь, женушка, поздоровайся с отцом, пока он меня не пристрелил!
Темпест повернула голову к Артуру:
— Привет, па!
Артур уже открыл рот, желая высказать все, что накипело у него на душе, но на щеках у Темпест горел лихорадочный румянец, а рука, сжимавшая руку Страйкера, заметно дрожала. Никогда еще Артур не видел свою дочь такой слабой и беспомощной! И он промолчал.
— Здравствуй, дорогая. Хочешь поздороваться с мамой и братьями? Они ждут внизу. Они так волновались за себя!
— Хорошо.
Уже выходя, Артур бросил взгляд на Страйкера — и прочел в его глазах понимание и одобрение. Удивительно, как мог Артур не заметить, что его дочь и человек, которым он искренне восхищается, любят друг друга? Обычно, когда дело касалось его близких, Артур Уитни-Кинг бывал весьма наблюдателен.
Темпест сидела у окна, подперев голову руками. За окном разгорался рассвет, прогоняя ночную тьму, и призывал спящих проснуться и приветствовать рождение нового дня. Темпест прижалась лбом к стеклу. Как хотелось ей распахнуть окно и полной грудью вдохнуть свежую утреннюю прохладу! Но окна в больнице не открывались.
Уже три дня Темпест была в палате одна, без Страйкера. Сегодня ее выписывали. Лихорадка отступила; окончились семь дней огненного ада. Темпест очень похудела; она была еще слаба, но по крайней мере кошмары ее больше не мучили. Она уже не цеплялась за Страйкера и не видела в медсестрах злейших врагов… До сих пор она не могла поверить, что так по-идиотски себя вела. Ее родные не скрывали изумления, а медсестры подшучивали над ней и уверяли, что это было весьма впечатляюще. Но, похоже, они не сердились на нее, И только Страйкер, выслушав ее сбивчивые извинения, сумел ответить так, чтобы успокоить ее и не ранить ее гордость.
— Солнышко, тебе нечего стыдиться, — начал он, целуя ее руку. — Доктор Ортиз — латиноамериканец и говорит с акцентом. Неудивительно, что ты приняла его за мятежника! А я оказался единственным, кого ты знала и кому могла доверять. Не забывай, что ты бредила! Думаю, окажись я на твоем месте, я бы вел себя точно так же.
Темпест невольно рассмеялась. Страйкер прервал ее смех поцелуем, И Темпест снова прильнула к нему — на этот раз не как к спасительной соломинке, а как к мужчине, который научил ее любви…