Вздымающийся ад (сборник)
Шрифт:
А ты, образина черномазая?
А то нет, масса, а то нет! Они расхохотались.
Я случайно знаком с Бертом Макгроу, сказал Шеннон. Он мужик что надо. В день святого Патрика на Пятой авеню…
Играет на дудке, да?
На волынке, поправил его Шеннон. Волынка это тебе не рояль, или скрипка и всякая прочая ерунда. Он помолчал.
Сегодня днем Берт Макгроу тоже будет здесь. На его месте я обязательно пришел бы, чтобы урвать свою долю славы.
А я бы лучше куда–нибудь спрятался, сказал Варне. И потом добавил: Чтобы не дразнить Господа и не бояться Божьего гнева. Знаешь, человек стучит по дереву, как бы чего не вышло.
Шеннон на миг задумался, потом рассмеялся:
Я же говорю, Френк, ты помешался на книжках. Что твой Бог может сделать этому великолепному сооружению?
* * *
Это здание как живое, сказал себе Джон, его дыхание почти ощутимо. Физически.
Звук его шагов разносился по пустым коридорам и лестницам, и всюду на него слепо пялились только запертые двери, но из вентиляции было слышно, как здание дышит; Джон ощущал, как глубоко внутри в его теле пульсирует жизнь и прикидывал, не побаивается ли в глубине души этот живой исполин.
Кого? Его? А почему бы и нет? Эта мысль доставляла удовольствие и возбуждала. По сравнению с этой титанической постройкой он всего лишь песчинка, но сила в его руках; шагая с сумкой инструмента в руках, прислушиваясь к звуку своих шагов и водовороту своих мыслей, эту силу он ощущал в полной мере.
* * *
Нат прошел пешком несколько кварталов, отделявших «Башню мира» от конторы Колдуэлла, и эта прогулка немного притушила его обиду и злость.
Однажды он сказал своей жене Зиб:
Знаешь, почему мужчины так любят всякие игры? Потому что отвлекаются от мыслей о проблемах и вытесняют их в подсознание. А я вместо этого хожу пешком. Но не потому, что я против игры. Когда я был подростком, мы чем только не занимались! Ходили на рыбалку, на охоту, путешествовали по горам, пешком или на лошадях; зимой походы на лыжах и коньки.
Он почувствовал, что говорит не то.
Простая жизнь, попытался он продолжить. У меня все было не так, как у тебя. Я не слишком хорошо плаваю. Никогда не ходил под парусом. Не играю ни в гольф, ни в теннис.
А Зиб тогда ответила:
Возможно, когда–то все это было для меня важно, но не сейчас. Я не потому вышла за тебя. Возможно, мне уже надоели и наскучили все эти университетские мальчики, с которыми я росла.
И тут она так улыбнулась, что он сразу растаял.
Или скорее потому, что ты не попытался на первом же свидании затащить мня в постель.
Такой уж я был несовременный. А тебя можно было уговорить?
Нет, скорее всего нет. Но ты мне понравился.
А ты меня восхищала и немного подавляла, ведь в своем кругу ты была такая самоуверенная…
«Это было правдой и осталось до сих пор, после трех лет супружества», подумал он.
Он шел в ровном темпе, останавливаясь только на переходах. Он не любил город, но в городе кипит жизнь, и хотя здесь повсюду грязь, суета и толпы людей, распаренных и озлобленных, здесь в то же время вкус жизни, вдохновение и удовлетворение от того, что человек встречает равных себе и может с ними общаться.
Но важнее всего было то, что здесь жил Бен Колдуэлл, со своим взглядом художника и невероятным чувством детали, чувством, которое некоторые называют гениальностью. Семь лет, проведенных под руководством этого человека, стоили всего остального.
Но нет, в один прекрасный день Нат покинет город; это убеждение было у него органичным и глубоким. Назад в тот огромный мир, откуда он родом. Но когда настанет этот час, пойдет ли с ним Зиб, или решит остаться в своем кругу? Это трудно предсказать и неприятно об этом думать.
На Тауэр–плаза стояли полицейские. Нат посмотрел на них с удивлением, которое он сам тут же счел наивным, потому что в городе, где нет недостатка ни во взрывах бомб, ни в любом другом роде насилия, при таком торжестве, как открытие «Башни мира», не может не присутствовать полиция. Это только доказывает, что сегодня голова у него не работает.
У входа стоял чернокожий полицейский и слушал, что говорит ему огромный ирландец в униформе. Негр взглянул на Ната и приветливо улыбнулся.
Что вам угодно, сэр?
Нат вынул пропуск со своей фамилией и должностью.
Я архитектор, сказал он. Из фирмы Колдуэлл и К0.
Он показал на бронзовую доску у входа.
Мне нужно там внутри кое на что взглянуть. Негр перестал улыбаться.
Что–то случилось? Его взгляд быстро нырнул к пропуску, потом снова поднялся, и полицейский произнес: Мистер Вильсон? Теперь он уставился Нату прямо в лицо.
Нет, это обычный обход, сказал Нат и подумал: «Какого черта я разговариваю как персонаж из детектива».
В эту минуту я уже начал сомневаться, говорил позднее постовой Варне, но это ещё было только неясное чувство, что, возможно, нам не стоило пропускать того типа с инструментальной сумкой. Но вы ведь сами знаете, что может последовать за неоправданным задержанием. Полиция превышает свои полномочия, накидывается на невинных граждан и тому подобное… Но лучше бы я прислушался к этому чувству.
Тогда же он ответил:
Если что–нибудь не в порядке, мистер Вильсон, есть, если мы в состоянии помочь…
Он хочет сказать, вмешался полицейский–ирландец, что наша цель, цель ребят в нашей форме, помогать людям. Никто не может нас упрекнуть, что мы не пришли на помощь утопающему или не помогли старушке перейти через улицу. Мы всегда к вашим услугам.
И, сказав это, ирландец продолжил разговор об игре на скачках, конкретно о том, любит ли это дело его коллега.
«Я не люблю, сказал про себя Нат, входя внутрь. Это явно мой очередной недостаток, потому что Зиб обожает лошадей, ставки на футбольных матчах, также как и пикники в Вест Пойнте перед матчем. Я скучный сухарь», сказал он себе.