Шрифт:
Часть I
1
Понедельник, 24 сентября
Женщина сидела неподвижно спиной к окну. Рука свисала вниз. Бледное с серым оттенком лицо казалось застывшим. Она была одета в зеленые брюки и блузку, на плечи небрежно накинут пиджак. На ее широкоскулом лице выделялись сине-зеленые глаза, до сих пор не выцветшие, хотя радужку теснила молочно-белая кайма. За окном ветер покачивал веточку березы.
— Я целый день ждала, — сказала она. — Вот уж в самом деле, давным-давно пора было появиться кому-нибудь из полиции.
Она поднялась и мелкими шажками в босоножках на высоких каблуках проковыляла проверить, плотно ли прикрыта дверь, вернулась назад и села на другой стул — тот, что стоял возле письменного стола. Иногда ей еще удавалось двигаться энергично; она убрала со лба крутой химический завиток хорошо знакомым посетителю движением.
— Я просила вас прийти вот по какой причине… — Она замолчала, снова пересекла комнату, открыла дверь и выглянула в коридор. — Я не доверяю здесь никому, — заявила она и с силой захлопнула дверь, видимо подчеркивая важность сказанного. Вернувшись на стул, она расправила брюки на коленях. — Я целый день ждала, — повторила она, на этот раз с отчаянием в голосе. — У меня есть важная информация. Полиция должна наконец сделать что-нибудь!
Посетитель, мужчина лет сорока с небольшим, в сшитом на заказ костюме и жемчужно-серой рубашке с расстегнутым воротничком, выглядел элегантно.
— Я пришел сразу же, как только смог, — сказал он и бросил взгляд на часы.
— Речь идет о моем муже, — продолжала женщина. — Он не вернулся домой вчера вечером.
— Вот как, — ответил посетитель и опустился на край кровати прямо напротив нее.
— Он всегда предупреждает меня, если что. Но на сей раз он мне ничего не передавал. Я опасаюсь худшего.
Она облизнула пересохшие губы и мужественно улыбнулась:
— А вы знаете, что значит худшее?
Посетитель провел рукой по длинноватым, хотя и явно недавно подстриженным волосам. Он знал, что за этим последует.
— Худшее — это… — простонала женщина и зажмурила глаза, как бы от ужаса.
— Ты сегодня достаточно пила? — спросил посетитель, демонстрируя искреннюю заинтересованность. — Мне кажется, ты хочешь пить.
Она будто и не услышала, что он сказал.
— Гестапо, — прошептала она. Ее глаза были полны слез. — Я думаю, мой муж больше никогда не вернется.
Посетитель просидел у своей матери почти три четверти часа. Он налил ей апельсинового сока из коробки, стоявшей на прикроватной тумбочке, и она выпила два стакана. Высказав свои опасения, она покончила с этой темой — сидела себе на стуле и листала женский журнал «Аллерс». Журнал лежал на столе и в тот раз, когда он навещал ее неделю тому назад, и за много
Она не проронила больше ни слова, — казалось, она полностью поглощена чтением журнала. Но время от времени она украдкой поднимала на него глаза, не вглядываясь пристально, и тогда ему чудилась легкая улыбка у нее на губах, будто она снова погрузилась в нездешнее спокойствие, которое с каждой неделей все больше охватывало ее и вытесняло все прочее. Он не забыл купить по пути газету «Дагбладет» для себя и теперь листал ее.
Когда постучали в дверь — это принес лекарства санитар (седеющий мужчина, судя по внешности тамил), — посетитель встал и обнял мать на прощание.
— Я скоро снова приду, — пообещал он.
— Иуда! — прошипела она, и глаза у нее стали как два уголька.
Он подавил изумление, едва не рассмеявшись. Она схватила стакан с соком, похоже было, что она собирается запустить в него стаканом.
— Ну, Астрид! — укоризненно сказал санитар на ломаном норвежском и отобрал у нее стакан.
Она поднялась со стула и погрозила сыну кулаком.
— Бреде злой! — выкрикнула она. — Это не гестапо было, это Бреде стрелял.
Санитар вновь усадил ее на стул. Она все еще замахивалась рукой:
— Близнецы — это когда на одного ребенка больше, чем надо. Но ты-то что в этом понимаешь, ты же негр!
Посетитель посмотрел на санитара и смущенно, с сожалением на лице, покачал головой. Санитар открыл дозатор с таблетками.
— Негры в Африке живут, Астрид, — заявил он с добродушной улыбкой и протянул ей стакан с соком.
Она проглотила одну из таблеток.
— Ведь ты же Бреде, да? — сказала она, растерянно щурясь на посетителя.
— Нет, мама, я не Бреде. Я Аксель.
Он постучался в дверь и вошел в кабинет старшей медсестры отделения. Подняв на него глаза, она отодвинула стул от компьютерного столика и указала рукой на диван:
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Ей было слегка за тридцать; высокая, атлетически сложенная женщина с привлекательным лицом.
— Мне кажется, мама давно уже не вела себя так беспокойно.
Старшая медсестра согласно закивала:
— Она в последнее время много говорит о войне. Здесь, конечно, все знают, кем был Торстейн Гленне, но эти упоминания гестапо — они ведь неспроста?
Аксель показал на стоявшую на столе тарелочку с шоколадным печеньем:
— Вы позволите, я возьму одну штучку? Я сегодня не успел пообедать.
Он вежливо отказался и от кофе, и от ягодного морса, забавляясь запоздалой настойчивостью, с которой медсестра его угощала.
— Гестапо действительно охотилось за моим отцом, — подтвердил он, жуя печенье. — Ему удалось в последний момент перебраться в Швецию. Но мать тогда об этом ничего не знала. Она познакомилась с ним четырнадцатью годами позже, а тогда ей было всего четыре.