Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру
Шрифт:
Почти тогда же, кстати, произошло еще одно странное и необъяснимое наукой событие.
Как-то вечером мы с молодежью жарили шашлыки в деревне, и одна девчонка фотографировала всех весь вечер. Когда потом проявили пленку, все были разочарованы странным браком на фотках. Я попросил отдать пленку мне. Я читал в эзотерической книжке, что такое бывает и захотел убедиться лично. Пленка оказалась абсолютно качественной, никаких повреждений эмульсии не было, а фотографии были покрыты странными полосами оранжевого и белого цвета. Это выглядело, как следы от быстро летящих светлячков, то улетающих из кадра, то крутящихся по сложным траекториям внутри. Это было не на всех
Тёща умерла вскоре после этого. Через несколько дней с ней случился инсульт, потом она пролежала в больнице полностью парализованной не больше месяца и умерла. В этот её приезд как-то сразу чувствовалось, что она приехала к нам из Барнаула именно умирать. Мы похоронили её на нашем деревенском кладбище.
А что это было на фотографиях? Это точно не было дефектом пленки или аппарата. Что-то реальное попало в объектив. Но. Не знаем ответа, ну и бог с ним. Чего только в жизни не бывает. Или знаем?
Это ведь как раз тот случай, когда параллельные миры становятся видны и регистрируются нашими приборами. Эти фотки лежат у меня в архиве. Я предлагал их изучить. Этот случай совсем не одиночный - у многих людей хранятся такого рода снимки, но это никого не интересует. Гораздо проще сунуть голову в песок и считать, что ничего такого не существует. На нет и суда нет.
Бизнес наш с Серёгой тихо сошел на нет. Мы не разругались, как это часто бывает, просто заказчики кончились, люди не верили, что бревна из Карелии настолько лучше по качеству, насколько они дороже. Даже богачи наши привыкли тратить деньги в основном на понты, а не на качество. Одного из них, бывшего нашего заказчика Валерьяныча, я встретил случайно, на строительном рынке. Он эдак между делом заказал мне построить ему баню, только из бревен подешевле. Я согласился - куда мне было деваться.
Я как раз тогда закончил работать на Автозаводе, и делать было не чего. А на Автозаводе была неплохая халтура. Заказ на неё получил Ильяс через Бороду, верней через его министерство. Автозавод загибался и мы там должны были сделать социологическое обследование. Ильяс привлек к этой работе Вадима, тогдашнего своего начальника - они оканчивали философский факультет МГУ и были социологами дефакто, а меня привлекли как бывшего когда-то промышленного социолога и специалиста по составлению должностных инструкций.
Деньги были неплохие, но дело гиблое совершенно. Завод уже напоминал разоренный улей с запахом гнили. Машины выходили за ворота в малом количестве и напрочь разукомплектованные: с одним водительским сиденьем, а вместо руля проволочное колечко. Собственно работали мы уже не с самим заводом, а с фирмой Амикун, которая доедала его останки. По главному слову названия «ами» я думал, что фирма французская, оказалось - армянская. Все должности у них были распределены по признаку близости родства, спасать даже на этой фирме было нечего, никакие должностные инструкции тут уже помочь не могли. Однако, «уплочено» - сделали. Всё это загинуло не сразу, а только через год.
Чуть позже и Вадим заказал мне дом на Пятницком шоссе. Я нашел в Химках хорошего производителя бревен и сделал эти два заказа одновременно. На бане у меня работали хохлы, а на доме тверская бригада, с бригадиром фашистом. Он носил гитлеровские усики и эмблему РНЕ на левом рукаве телогрейки. Так я и утвердился зарабатывать деньги в основном строительством частных домов.
А Вадим с Ильясом попали в выборный штаб очень влиятельной тогда Партии. Главой Партии был очень уважаемый мной человек, бывший главный разведчик, бывший премьер министр и при этом простой и чрезвычайно умный человек. Вторым номером, правда, шел Лужков, но я уверен, что Первый его бы съел с маслом сразу после выигранных выборов, при этом страна имела бы реальный шанс выправиться и начать нормально развиваться. Но не судьба, к сожалению. А может и к счастью - что бог не делает, всё правильно.
Не помню у кого возникла идея, для агитационных поездок по стране подготовить антрепризный спектакль. Я присоединился к идее и написал пьесу под названием «Иван да Марья». Я уже говорил, что взялся тогда писать всё подряд: рассказы, романы, пьесы. Рассказ я успел опубликовать только один, и мне это не понравилось крайне.
После редакторской правки, в которой я принимал участие и был согласен, и даже благодарен в отдельных случаях редактору, почему-то пропали отдельные абзацы, на что я разрешения не давал. Мне показалось, что от этого пропал смысл в некоторых местах. Рассказ был напечатан с рисованными иллюстрациями, и они видимо не уложились в отведенное количество страниц. От этого ли сокращения, от каких-то других таинственных причин, мой рассказ стал мне неприятен, я так и не смог ни разу его дочитать до конца в готовой книжке, хотя до этого перечитывал много раз с удовольствием.
Когда я пришел за авторским гонораром, редактор долго мялся и наконец, предложил настолько смешную сумму, что мне действительно стало смешно. На рассказ уходит времени не меньше недели и, если получать за рассказы такие деньги, то можно и в одиночку помереть с голоду, не говоря уже о семье. Я взял свой гонорар книжками, это выглядело хоть как-то солидно, хотя бы по объему. С остальными редакциями я отношения прекратил. В том числе и с Киножурналом, куда я отдал пьесу.
Посоветовал мне её напечатать известный композитор или Композ в гитисовской терминологии. Вадим с Ильясом окончили не только МГУ, но и ГИТИС, постановка спектаклей им была близка к сердцу, но с постановкой так ничего и не получилось.
Композ был привлечен потому, что изначально планировался мюзикл, но материал получился шире и стал просто музыкальным спектаклем. Пьеса всем нравилась, хотя на мой взгляд она так и осталась не совсем доработанной. В Журнале её сначала приняли, потом отставили, кстати, вместе с последней пьесой Г. Горина тогда только что умершего. Сказали, что издадут их отдельным альманахом. Даже не знаю, издали или нет.
Через несколько лет после этого один из друзей, читавших пьесу, посоветовал мне посмотреть фильм «Любовь - морковь». Не смотря на то, что название, имена персонажей и многое другой были изменены, не узнать свою работу мне было не возможно, как мать не может спутать своего ребенка с чужим. Да, основная идея напрочь выхолощена, многое изуродовано, правда, очень профессионально. Но может ли мать не узнать сына вернувшегося из тюрьмы? Тем более что узнал не один я.
Я думаю, что взяли они пьесу не в журнале. Я не то чтобы разбрасывал её по всем московским театрам, но некоторым показывал, например, она очень понравилась ребятам из театра на Набережной, но главреж тогда категорически отказался ставить спектакли -только концерты. Про Антрепризный театр я вообще тогда не знал, а зря, наверное, даже скорей всего, это был единственный реальный шанс. Пьеса была нацелена на антрепризу -там всего шесть действующих лиц и шесть девочек в кордебалете. Но, опять же - не судьба.