Взгляд на звёзды
Шрифт:
Никому больше не нужен был водолаз без модификаций, которые позволяли выдерживать высокое давление больших глубин и длительное время обходиться без воздуха. Никому не был интересен снайпер, не имеющий аппаратно усиленного зрения и усовершенствованной нервной системы, обеспечивающей полный контроль за дыханием и пульсом. Лишь специальные продвинутые нейроимпланты позволяли пехотинцу или десантнику эффективно синхронизировать свои действия с другими членами отряда, инженеру — управлять сложной боевой техникой, а командиру — руководить подразделением на современном поле боя. А это означало одно: все, кто выбрал этот путь, вынуждены были идти на многие изменения, даже если
— Если будем звездеть без необходимости — то оказаться в таком месте мы можем даже очень скоро, — бросил через плечо Форд, придавив строгим взглядом разболтавшегося Картера. — Саша, ты помнишь дорогу? Далеко нам ещё?
— Уже пришли.
Крест, мало отличающийся от других, оповещал всех, кому это было интересно, что под ним захоронены останки Лианны Юфирти (02.02.2052-21.10.2093). Хотя прошло уже почти 27 лет, могилка была ухоженной. Бабушка Лара тщательно следила за этим. Она приезжала куда чаще, чем Саша или дядя Дюк — чуть ли не каждый месяц. Саша никогда не могла понять, как она может находиться тут спокойно, в одиночестве, занимаясь будничным пропалыванием земли от сорняков или высаживанием цветов. Потерять мать, будучи ребёнком — это страшно. Но вряд ли более страшно, чем пережить на много десятков лет свою дочь.
Саша вдруг подумала о том, что бы сказала бабка, если бы видела их сейчас. Наверное, просто попросила бы оставить её бедную доченьку в покое. Впрочем, бабушка была неглупым и прагматичным человеком. В конце концов она согласилась бы, что иного выхода нет. Если прах Лианны не потревожат они — это непременно сделает кто-то другой.
— У нас мало времени, — сказал Форд, посмотрев на Сашу, как бы испрашивая у неё разрешения на то, что им предстоит.
Та пожала плечами.
— Делайте, что нужно. Только избавьте меня от необходимости копаться там самой.
— Конечно. А-ну начали, ребята!
За дело они взялись втроем — Форд и двое его людей. Все трое были крепкими, приученными в армии к рытью окопов — податливую разрыхленную землю ворочали быстро. Саша зачем-то внимательно наблюдала за их вознёй, время от времени возвращаясь глазами к надгробной надписи: «Светлая память и вечный покой».
Она вдруг вспомнила себя пятилетнюю, на похоронах, стоящую в этом самом месте за руку с дедушкой Эмилем. Она никогда прежде этого не вспоминала, словно в её памяти был установлен какой-то защитный блок. Но в этот момент она явственно ощутила себя такой, какой была тогда — растерянной, наивной и беззащитной девочкой, ещё не успевшей ничего понять и осознать, не успевшей выстроить вокруг своей психики слепленный из чего попало, как уличная баррикада, грубый защитный панцирь.
«Мамочка теперь сможет поспать?» — спросила она тогда у деда. — «Она же так хотела поспать».
«Да» — ответил ей этот обычно гордый, жизнерадостный и энергичный мужчина, безуспешно пытаясь сдержать рыдания. — «Она обрела покой, Сашенька».
«А долго она проспит?».
«Ей нужно хорошо выспаться, милая. Она очень долго не спала».
«Но я буду по ней скучать. Она же проснётся, да, деда? Скоро проснётся?».
Он не мог ответить ей — только рыдал.
— Твоя мать умерла такой молодой, — вывел её из тяжких раздумий Сай, оставшийся стоять с ней. — Это был несчастный случай?
Саша никогда не говорила об этом. Ни с кем, кроме тех, кто и так знал. Да и с теми, кто знал, тоже. За исключением миссис Вачовски, психотерапевта. Но здесь, сейчас, в этом месте, в этот момент — она почему-то
— Это была болезнь, — ответила Саша.
Сай не задавал больше вопросов, тактично молчал. Но она неожиданно всё же выдавила из себя, чего не говорила, пожалуй, ни разу в жизни:
— Это была фатальная семейная бессонница. FFI.
— Что это такое?
Удивительно, но объяснение далось ей легко.
— Очень редкое заболевание, при котором больной неизбежно умирает от бессонницы. За всю историю наблюдений известно меньше тысячи случаев. В результате генетического дефекта некоторые белковые молекулы в головном мозге превращаются в прионы — инфекционные агенты, отдалённо подобные вирусам. Прионы размножаются как раковые клетки, замещая здоровые клетки. Остановить этот процесс невозможно. В таламусе — отделе мозга, отвечающем за сон — накапливаются амилоидные бляшки. Начинается тяжелая бессонница, панические атаки и фобии. Никакие снотворные не помогают. Со временем панические атаки усиливаются, начинаются галлюцинации. Больной уже неадекватен, его приходится помещать в психлечебницу. В какой-то момент человек полностью утрачивает способность спать, начинает быстро терять вес. Затем — перестаёт говорить и не реагирует на окружающее. Но даже в этом состоянии больной не спит. Пока не умирает. Болезнь может продлиться несколько месяцев или лет. У моей матери — девять месяцев.
— Это ужасно! — поразился Сай. — И ты наблюдала всё это?
— Мне было четыре, когда она заболела. Я была сообразительной девочкой, но всё же мало что понимала. Видела, что с моей мамой что-то не в порядке. Но не могла понять что именно. У меня были заботливые родные. Они оградили меня от подробностей происходящего насколько могли. Я почти не видела, как она страдала и медленно сходила с ума. Почти.
Сай пораженно покачал головой.
— Так несправедливо, что молодая женщина, не сделавшая никому ничего плохого, с маленькой дочкой — умирает от болезни, которой заболевает один из многих миллионов! Почему не какой-то мерзавец?! — произнёс он недовольно, хотя и был уже достаточно взрослым человеком, чтобы не искать понапрасну ответов на такие вопросы. — Не знаю, что хочет сказать нам судьба такими роковыми случайностями.
— Случайность тут ни при чём, Сай, — мрачно ответила Саша, сама не заметив, как её откровенность переходит все границы. — Болезнь неспроста называется «семейной». Это доминантно-наследуемое заболевание — дефект в генетическом коде. Если один из родителей заболел, дети заболевают с вероятностью ровно 50 %.
— Но ведь с тобой всё в порядке? — подумал, что утешил её Сай.
Тёрнер отрицательно покачала головой и горько усмехнулась.
— Болезнь начинается в возрасте от тридцати до шестидесяти лет. В среднем — в пятьдесят. У моей матери — началась ровно в сорок. Пока она не начнётся, никакие исследования мозга не предскажут её вероятность более точно. Предотвратить заболевание, уменьшить вероятность — невозможно. А лечить прионные заболевания никто так и не научился. Они слишком сложны и редки.
Саша не стала добавлять, что родилась в 2088-ом, и ей сейчас 32. Она и так рассказала только что то, что никому и никогда не рассказывала. Самый потаенный свой страх, который красной нитью проходит через всю её жизнь.
— Я понятия не имею, зачем я рассказала тебе это, — произнесла она какое-то время спустя, видя, что Сай всё ещё таращит на неё глаза. — Но если об этом узнает от тебя ещё хоть одна живая душа — я пойму, что ошиблась.
— Не узнает, — заверил он, и несмело добавил: — Саша, я уверен, с тобой всё будет…