Взгляд с обочины 3. Аглон
Шрифт:
Ударивший ночью мороз за день не только не оттаял, но, кажется, даже укрепился под ясным небом, схватив жухлую траву до хруста. Ветра не было, но Хейлан всё равно зябко и виновато втягивался в новую куртку шеей и ладонями, привычно обходя подмёрзшую лужу на тропе между конюшнями и сараем с упряжью и выходя на любимую стражами полянку. Сегодня полянка пустовала, и парень остановился у бревна-скамейки, рассеянно прислушиваясь к щебету от пруда и выбирая, куда дальше: в кабак или на кухню? Или в конюшнях спросить?
Птица над прудом снова тонко крикнула, и Хейлан
Он миновал поле, похрустел через заросли ивняка по тропинке, усыпанной светлыми узкими листьями, похожими на мальков, снующих в зелёной цветущей воде. За ивняком тропинка ныряла по косогору к воде, и здесь голоса стали отчётливей, перемежаясь с теми же странными птичьими криками. Ни на одну из знакомых птиц голос не походил, но ни на что другое тоже, а человеческие голоса ещё и сбивали с толку, что-то восклицая после особенно громких и переливчатых птичьих криков.
Обычно осыпистый песок высокого берега сейчас тоже схватило морозцем, и выбравшийся из кустов Хейлан быстро сбежал по нему к самому пруду, сразу увидев и людей, и источник непонятного звука. Пять или шесть стражей сидели на коряге или расслабленно бродили вдоль кромки воды – укрытой тонким льдом, - и вновь прибывшего хотя и заметили, но отвлекаться ради него от своего безделья поленились. Ни Кетиля, ни Берси среди них не было.
Один из стражей, выбиравший что-то под ногами, выпрямился, взвесил на ладони камешек – и бросил его на лёд, как будто пуская жабку. “Жабка” послушно заскакала, и прозрачный ледок в ответ запел тонко и тягуче, и в самом деле похоже на птицу.
Остановившийся рядом с ним Хейлан зачарованно слушал, пока камешек не устал прыгать и не ткнулся с шорохом в белый матовый лёд в зарослях камыша у противоположного берега. Хейлан присел, выбирая камешек поровней и потоньше, примерился и тоже кинул его над поверхностью, но его “жабка” ткнулась в лёд раз и заскользила по нему, не прыгая. Лёд отозвался тихо и жалобно.
– Не по воде кидаешь, - хмыкнул страж. – Тут зыби нет, чтобы его подбрасывать.
– Ага…
Быть плоской ледяной “жабке” тоже не обязательно, как оказалось.
Некоторое время они самозабвенно бросали в пруд всякую мелочь, заставляя его петь на разные голоса и соревнуясь в громкости и сложности этого пения, пока незнакомый Хейлану и самый тощий из стражей не запустил по льду, закрутив, увесистую палку, которая взбила на своём пути весь набросанный уже сор, рассыпая по льду заливистую трель, состязаться с которой оказалось уже безнадёжно.
Отряхнув руки, Хейлан всё-таки спросил про Кетиля. Пограничники почему-то заухмылялись, но посоветовали заглянуть в пристройку к конюшне, где жили конюхи. Не все, все туда давно уже не помещались, и “лишние” обитали теперь в казармах рядом с пограничной стражей. Оттуда до конюшен тоже было недалеко, но старая пристройка
Причина веселья скоро выяснилась сама собой. Кетиль действительно оказался в пристройке, и не один. Когда Хейлан толкнул дверь, та приоткрылась на пол-ладони и застряла, подклиненная изнутри большой щепкой. Внутри завозились, шурша соломой, и недовольный голос Кетиля заявил:
– Э, рано ещё! Уговор был про пару часов!
– Я ни о чём не договаривался, - отозвался Хейлан, вдруг разозлившись. Кому это надо, в конце концов? Ещё не хватало бегать за ним. – Нужно поговорить.
– Обязательно прямо сейчас?
За дверью снова зашуршало, приглушённый женский голос что-то спросил, и Хейлан уже с меньшей уверенностью глянул на дверь. Может, и правда стоило подождать? Час или даже два ничего не изменят… Но дверь уже открылась, на порог вышел в одних штанах Кетиль, взлохмаченный, но довольно жмурящийся на неяркое солнце после темноты пристройки.
– Ну чего там тебе приспичило? – Потёр бородку тыльной стороной ладони и сунул в рот соломинку.
– Продать чего?
– Допродавались уже, – хмуро бросил Хейлан, стараясь не заглядывать внутрь пристройки поверх его плеча.
– Поговорить надо.
Изнутри тот же женский голос потребовал или вернуться, или выйти и прекратить сквозняк, так что Кетиль кивнул сразу обоим, притворил дверь, прошёлся босиком по инею к стоящей у стены бочке, зачерпнул воды, хрустнув ледком, и умылся. Стряхнул брызги с лица и благодушно, с ленцой кивнул Хейлану, разрешая:
– Ну говори.
Хейлан посопел, недовольный, что его не принимают всерьёз, и бдительно огляделся, убеждаясь, что никто не подслушивает (Кетиль на это насмешливо приподнял брови и перекинул соломинку в другой угол рта).
– Слушай, - начал Хейлан, - я знаю, что вы с Берси приторговываете эльфийским добром. И думаю, не я один это знаю. А Эгиль сейчас ходит всем проповедует, что надо покаяться и надеяться на господскую милость, потому что неспроста они выдачу со складов усложнили.
– Не знаю, что ты там такое знаешь… Эгиль вечно ко всем цепляется, не обращай внимания.
– Угу, конечно. Ты просто имей в виду, что эльфы хоть и медленно, но тоже соображают. Меня тут Тинтэль спрашивал, зачем людям брать по несколько лишних вещей со складов.
– О, аж сам Тинтэль… – насмешливо впечатлился Кетиль, подпирая голым плечом столб коновязи и почёсывая правой ногой левую.
– И что ты ему сказал?
– Ну чего, то и сказал, что лишнее продать можно, - ещё сильней нахмурился Хейлан. – Ему и без меня это скажут. И это, и кто продаёт обычно. Приятеля вашего, который на рынке цацки из господской мастерской продаёт, тоже наверняка не только я знаю. Может, и Эгилю уже рассказали.
Кетиль выплюнул изжёванную соломинку, то ли демонстрируя уважение к Эгилю, то ли просто так совпало. Покосился на ивовую рощу, проверяя, видимо, не возвращаются ли хозяева занятого помещения, и пожал плечами: