Взгляд василиска
Шрифт:
Петров, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
– Марик…
– Что?
– Ничего, – улыбнулась Зоя. – Это я просто привыкаю.
– Марк, – сказала она через секунду. – А знаешь, тебе Марком лучше.
Он лежал на спине, а она сидела рядом и внимательно изучала его лицо, чего, по мнению Греча, делать сейчас никак не следовало. Тем не менее, он лежал, а она смотрела.
– Ну, вообще-то, я Маркиан, – возразил Марк, пытаясь справится с внезапно пришедшим к нему ощущением конца.
– Маркиан – это что-то Римское, – подумав сказала Зоя, которая то ли не замечала его состояния, то ли просто не желала его "замечать".
– Тогда уж Византийское, – усмехнулся Греч, вспомнив про своего тезку императора1, но как-то так, "вторым планом". – А вот Марк самое, что ни на есть Римское. Молот, по-латински.
– 1 Маркиан, Флавий – Византийский император в 450 – 457 гг.
– Филолог! – Еще шире улыбнулась Зоя. – Марк – имя греческое, а римляне его у греков переняли. Ну а Маркиан означает сын Марка, его потомок.
– Ну извини, – пожал плечами Греч. – Мы люди темные, землепашцы, стало быть, в академиях не обучались.
– А где обучались? – Совершенно другим тоном спросила Зоя и посмотрела ему в глаза.
– Новочеркасский казачий кадетский корпус, – ответил Марк, как в омут нырнул. – Потом Ивановское офицерское училище, а потом всесам как-то…
– Марик, – сказала Зоя, наклоняясь к нему. – Ну что ты, в самом деле! Ты же не мальчишка какой-нибудь.
– Вот именно.
– Дурак! – Сказала она, и Греч едва не вздрогнул и от того, что она сказала, и особенно от того, как это было сказано.
"Дурак? Возможно…"
Больше она ничего не сказала, а просто нагнулась быстро и плавно, поцеловала в губы и легла рядом, уткнувшись лицом в его плечо.Ни встать – чтобы погасить, например, свет – ни повернуться, Марк теперь не мог. Просто не решился бы. Закрыл глаза и медленно -самым "естественным" образом – выровнял дыхание, имитируя сон. Делать это Греч умел, если не безукоризненно, то, во всяком случае, неплохо. Лежал, дышал, думал. Вернее, не думал даже, а тяжело ворочался, занятый одной и той же тяжелой и неотступной мыслью, в сузившемся до ничтожных размеров пространстве своего личного Я, до предела заполненного невразумительными, но от того не менее мучительными переживаниями.
Растерянность, страх, едва не переходящий в отчаяние, обида, гнев… Чего тут только не оказалось намешано! Вот только ни счастья, которое он уже начал было в себе ощущать, ни покоя, ни уверенности там не было.
– Если ты не перестанешь об этом думать, – тихо (ее шепот был похож на шелест песка в пустыне, и таким же горячим) сказала вдруг Зоя. – Я на тебя обижусь.
– Глупости, – через силу выдавил из себя Марк. – Я ни о чем и не думаю вовсе. Я сплю.
– Ты не спишь, – все так же ему в плечо, прошептала Зоя. – Хочешь я…?
– Не хочу.
– Почему?
– Потому что… – Но то, что он хотел ей сказать, произносить вслух не следовало.
Потому что все должно быть естественно, так, наверное. Потому что Зоя не проститутка, а еще потому что ему не нужны ни одолжения, ни подачки. Где-то так. Но попробуй, объясни это словами!
– Тогда, налей мне вина, – сказала она, не меняя при этом позы.
Марк осторожно освободил плечо, сел, задумался на мгновение, не стоит ли что-нибудь одеть или во что-нибудь завернуться, но в конце концов решил, что это будет глупо, и, встав с кровати пошел в гостиную, которую они покинули так быстро, что даже пары бокалов вина с собой не захватили.
"Вот именно, – подумал он, наливая в бокал мозельское вино, которое так нравилось Зое. – Поспешишь, людей насмешишь. Насмешил…"
На самом деле, ничего страшного в общем-то не произошло, и, по большому счету, придавать значения инциденту, не стоило. С кем не бывает? А он к тому же, которые сутки на ногах и на нервах. Однако его это ударило неожиданно больно. Как по не успевшей затянуться ране…
Себе Греч вина наливать не стал. Достал из буфета бутылку коньяка, плеснул в стакан и, закурив, хотел уже пойти назад, но в последний момент передумал и выпил коньяк залпом. Как ни странно, полегчало. Не то, чтобы вовсе, но тяжести на сердце поубавилось.
"Ин вино веритас… Эрго бибамус. [116] Так что ли?"
Он все прекрасно понимал, знал, что не в возрасте дело, но отогнать назойливую мысль не мог.
Марк вздохнул, как никогда не позволил бы себе в присутствии Зои, налил в стакан еще коньяка, и пошел в спальню.
116
In vino veritas, ergo bibamus!– Истина в вине, следовательно – выпьем! (лат.)
Свет здесь, как был включен вечером, когда, оставив Зою в гостиной – накрывать на стол – Греч бросился, по-быстрому перестилать постель, так и горел. И в этом желтоватом, очень "домашнем", свете кожа Зои казалась золотистой. Женщина лежала на боку, подперев голову рукой и смотрела на Марка. Глаза ее показались ему сейчас темными, и было в них что-то такое, что неожиданно для себя он встал прямо посередине комнаты, держа в руках "посуду" и зажав в зубах дымящуюся сигарету.
– Ну вот, – сказала Зоя с улыбкой, возникшей на ее губах так быстро, что он даже не успел заметить, как это произошло. – А говорил, что старик! Трепло ты, Греч, вот и все.
– Я, – сказал Марк, но продолжения не последовало, потому что время говорить прошло.
– Да брось ты… – Но и она, по-видимому, говорить уже не могла.
В следующее мгновение – во всяком случае, Марку показалось, что все это произошло именно так – он сжимал ее в своих объятиях, а куда при этом делись ее вино и его коньяк вместе с недокуренной сигаретой, он узнал только утром.
Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.